Пора предательства - Дэвид Кек

— Что ты такого затеял, мальчик?

Дьюранд отшатнулся. Вокруг поднимали головы тысячи беженцев из нижнего города. Он бросился бежать, вихрем проносясь между любопытствующих и спящих.

За воротами маячили фигуры стражников.

— Впустите меня!

— В городе какие-то беспорядки, — промолвил один из стражников, низенький, с усами, похожими на хвосты двух лисиц.

— Эй, Кирен! Это я!

— Что такое?

— Герцог в опасности!

Через миг длинные острые зубья решетки выскользнули из отверстий в мостовой. Дьюранд проскользнул под ними и бегом бросился дальше.

Он мчался мимо слепых коридоров и переходов башни Гандерика, в которых лишь кое-где сквозь щели и трещины пробивались лучики света. Мчался мимо теней, холоднее источников Гесперанда. Расписной Чертог у него за спиной воспрял к жизни.

Наконец Дьюранд взбежал по лестнице к площадке, на которую выходили покои герцога, и резко затормозил перед Конзаром и стражником: два арбалета были нацелены ему прямо в сердце.

Рваная тень уже маячила под потолком.

За спиной у Конзара герцог на шатких ногах шагнул от двери. И тень ринулась вперед.

Дьюранд выхватил из-за пояса кинжал. Щелкнули арбалеты — но он уже метнул оружие.

Посланец чернецов завыл, разинув жутко кривящийся рот — и застыл, безжизненно завис средь дыма, колеблясь на сквозняке, точно недвижное изображение. Кинжал Дьюранда с лязгом упал на пол. На кончике его подрагивал белый обломок кости.

Стрела пронеслась над ухом Дьюранда и расщепилась о стену. Конзар успел отбить лук стражника в сторону.

Ламорик спал этажом ниже.

Когда Дьюранд ворвался в Расписной Чертог, ожившая тень уже нависала над кучкой распростертых на полу рыцарей — как высокое пламя, тянущееся к самому потолку. От шумного появления Дьюранда гнусная тварь изогнулась, дернулась в его сторону. Ламорик лежал ничком у ее ног. Дьюранд увидел вокруг головы тени нечто, напоминающее лохматую бороду, плывущую вокруг темного лица.

Черные языки пламени — рука тени-убийцы — потянулись к Ламорику.

— Оуэн! — позвал Дьюранд.

Посланец колдунов замер.

Шелестел тростник, которым был усыпан пол, — то хлынули из незримых убежищ черви и насекомые. Тень отшатнулась назад — выше, под самые расписные своды. Руки ее дрожали над горлом Ламорика, но кольцо черного пламени еще не сомкнулось.

— Оуэн, нет! — Дьюранд выхватил из ножен боевой меч Оуэна. Из очага вылетел сноп зеленых искр и рассыпался по камням.

Скованная заклятием душа Оуэна дрожала над ними, дергалась и билась из стороны в сторону — точно костер на ветру: то воля его боролась с колдовским приказом. Жизнь Ламорика зависела от исхода этой борьбы.

Тень ринулась в атаку.

Дьюранд пронзил острием меча белую косточку в самом сердце тени. Огонь и лед одновременно растеклись по его руке. Пронзительный вой Оуэна разорвал мироздание. У Дьюранда застучали зубы. Но это было уже лишь эхо. Тень замерла. Привязанный к ней длинным клинком, Дьюранд наблюдал, как она медленно распадается на куски, как лохмотья и ленты соскальзывают в тысячи трещин в каменных сводах.

— Что я наделал?..

На миг он увидел обращенные на него расширенные глаза акконельских рыцарей — а затем рухнул во тьму.

Дьюранд открыл глаза. В нескольких дюймах от его носа блестели два ярких зрачка.

Он привстал. Альмора глядела на него в упор. Над собой Дьюранд разглядел сводчатый потолок святилища замка. Людей, которые поворачивались к нему.

— Король Небесный милостив к нам, — проговорил чей-то дрожащий голос.

Голос Конзара откликнулся:

— Мальчику крупно повезло, что мы его не застрелили.

— Этот нож! Прямо у моей двери!

Конзар шагнул ближе, за ним — и герцог Гиретский, кутающийся в покрывало. Дьюранд снова опустился на скамью, на которую его, по всей видимости, уложили.

— Ламорик? Остальные?

— Ламорик тут, — заверил Конзар. — Как только мы поняли, что происходит, сразу же бросились в святилище. Колдовские посланцы несут с собой могильный хлад — но им нужен лишь тот, за кем они отправлены.

Конзар огляделся по сторонам, точно опасность не до конца еще миновала. Между алтарем и Расписным Чертогом тянулась галерея, откуда сейчас смотрело много вооруженных людей.

Абраваналь опустил водянисто-голубые глаза, голос его дрожал.

— Род Коль древен. Его владельцы держали свой надел под рукой моих прапращуров, когда леса еще звенели от воплей Изгнанных и дикарей.

Герцог потрепал Дьюранда по плечу, а затем повернулся, чтобы присоединиться к сыну.

— Кирен спрашивал о тебе. Ворвался в зал по пятам за тобой. Попробуй-ка пошевелить рукой.

До Дьюранда лишь через несколько секунд дошло, чего Конзар от него хочет. Правая рука у юноши занемела, как будто он весь день рубился на мечах. Подняв ее к глазам, он увидел, что она дрожит.

— Когда ты выронил меч, она была совсем синей, — сообщил Конзар. — Знаешь, большинство моих людей даже от мимолетного прикосновения той твари валились без чувств. Меч поднять никто и не думал. — Он коротко рассмеялся. — С одной рукой проку от тебя будет мало.

— Пожалуй, — согласился Дьюранд.

Конзар склонился ближе.

— Откуда ты знал, что они идут?

Молодой рыцарь нахмурился.

— Очередной сон.

Конзар кивнул и взял Дьюранда за здоровое плечо.

— Как с теми Утраченными во дворе. Все же есть что-то в том, чтобы так часто бывать рядом со смертью. Открывает глаза на…

Он не договорил фразы.

— Дьюранд!

Молодой лорд поднялся на ноги. К нему потянулись руки — поддержать, уложить обратно. Сквозь просвет в толпе Дьюранд заметил Дорвен — глаза их встретились.

— Это был Оуэн! — заявил Ламорик. — Оуэн… Но ты остановил его, Дьюранд. Я видел его, я пытался бороться… Теперь он свободен, уж это точно.

Дьюранд вспомнил, как жутко завыл мертвец. Вспомнил, как расползались по щелям рваные обрывки теней, — но только и сказал:

— Да, ваша светлость.

Ламорик был бледен.

Дорвен судорожно стискивала зубы, по щекам у нее струились слезы. Каково девушке, когда рядом и муж, и возлюбленный?

Ламорик вцепился в сюрко Дьюранда.

— Какие бы мерзости Радомор ни бросал против нас, он и его…

Громоподобный удар сотряс комнату. В воздух взметнулись клубы пыли. Дьюранд ощутил, как сотрясение раскатывается по костяку самой башни Гандерика: то громадный камень обрушился из поднебесья на высокие стены и мощеные улочки города. С рыночной площади за воротами замка донеслись крики.