Дрёмы Н.Е.Т. - Михаил Северный

рассказал. Женщины слушали внимательно, только охали и бледнели. За это время пришло еще два сообщения и судя по времени мальчик догадывался от кого, поэтому и не читал. Как прочитаешь, когда тебя окружили те, кому знать о таких вещах строго нельзя.

- Охренеть, - сказала Барби, - извините. Что творится, уже Эти появились. Последний раз я о них в детстве слышала, сама не видела, но подружки рассказывали. В наше время они по девочкам были, а мужичков обходили за квартал.

- Мало что ли ублюдков развелось.

- Все нормально с ребенком?

- Открой рот.

Виталик послушно открыл рот и ойкнул от резкой боли в челюсти. Мама и Барби одновременно, как на картинке охнули и прикрыли свои рты руками, только глаза таращили.

- Он тебя бил?

- Один раз, - закрыл рот Витали, - но больно.

- Надеюсь ты заработала на стоматолога, они сейчас дорогие, - вставила Барби, вглядываясь в рот мальчика, как в пещеру с сокровищами.

- Я звоню отцу, - резко выкрикнула мама и отошла в сторону, - он должен с этим разобраться, он мужик.

- Где это было? - тихо спросила Барби, присев рядом с мальчиком, - где ты встретил этого урода?

Он не помнил номер дома, но постарался описать двор, улицу и близлежащие дома. Барби слушала молча и кивала, не перебивая. Мама оторвалась от браслета, подошла и села на корточки рядом с ней.

- Не отвечает на сообщения. Надо звонить копам напрямую, от этого неудачника никогда толку не было.

- Тихо, тихо, - прошептала Барби, успокаивая, - не нужно так. Может он занят и не видит.

- Не видит сообщение на браслете? Чем так можно заниматься и не чувствовать эту идиотскую вибрацию? Не так часто ему и пишут. Посиди с Виталиком, я вызову копов.

Мама поднялась и отошла к двери, вглядываясь в браслет на руке, но слова подружки ее остановили и заставили задуматься. Браслет оставили на время в покое.

- Ты уверена, что хочешь с ними связываться? Там ведь все плохо закончилось, как я поняла. Что-то набросилось на извращенца и сожрало ему пупок или что там... Свидетелей нападения не было, никто ничего не видел. Этот урод мертв скорее всего, а наш мальчик жив.

- Что ты хочешь сказать?

Браслет окончательно ушел вниз вместе с рукой и мама вдруг заперла дверь.

- Полицейские и так сейчас напуганные и злые. Банды беспределят на улицах, в основном молодежь, а тут такой подарок. Убийство какое-то странное, похожее на ритуальное и молодой парень. Ну не знаю.

Этим своим "ну не знаю" она сказала все, что нужно было сказать. Фрозен ее поняла, как и Виталик, который языком пытался пересчитать дырки между зубами, кривясь от боли.

Мама задумалась и смотрела то на Барби, то в окно. "Мало ему одного трупа сегодня", - пробормотала вдруг и снова взялась за браслет.

- Что? - переспросила Барби.

Мама посмотрела на нее и мальчик даже не понял, что творится у нее на лице. Наверное эта наука которая изучает выражение лица человека очень сложная, то что творилось у мамы на лице разобрать мог только мощнейший специалист.

- Знаешь. Давно хотела тебе сказать. Ты уволена.

***

Потом она конечно объясняла, что это вынужденное решение, что бизнес не приносит дохода совсем, что они уже тут час сидят и ни один покупатель не зашел, что она не хочет так делать и что она вынуждена увольнять всех, кроме себя, но Барби не проняло. Она не поверила и кажется обиделась.

Мальчик с интересом и отстранено, как будто сидел в кино, наблюдал за игрой красок на ее лице. Сначала побелела (наверное шок), потом позеленела (близко к обмороку), покраснела (ярость) и опять побелела (близко к обмороку). Черты лица вдруг огрубели, напоминая вырезанное из камня толстое лицо, она встала и не прощаясь с мальчиком ушла. Мама еще о чем-то говорила с ней, сложив руки на груди, но Виталик уже не услышал. Трех зубов он лишился, это точно. Но еще бы в зеркало глянуть, убедиться. Он замотал головой, когда хлопнула дверь и Барби, старая добрая толстуха Барби навсегда ушла из их жизни. Мама тихо плакала, закрыв лицо ладонями.

***

Когда пришла боль, Виталик ее не ждал. Вот только что ничего лишнего кроме вкуса крови во рту и неприятный осадок в горле, а тут голова начала раскалываться в десятке мест, как будто спящие раны и порезы открылись одновременно по всему телу. Он тихонько застонал, чтобы опять не испугать маму и прикрыл глаза, так как веки тоже болели.

Мама нервно ходила из сторону в сторону, как будто ждала кого-то, и когда Виталик в следующий раз открыл глаза, тот вошел.

Он был один, вошел беззвучно, о чем-то тихо переговорил с мамой и подошел к мальчику.

"Однако".

Это могло означать что угодно, но они оба понимали что имелось в виду. Виталик и Шнур.

- Сильно его отделали.

Шнур положил руку на голову мальчику (не ту, что была уродлива и скрывалась в рукаве), заглянул в ему глаза.

- Ты как, мужик? В порядке? Пришлось тебе пережить. Но ты ведь не испугался этого идиота?

Мальчик отрицательно замотал головой. Конечно он не испугался, он не трус - он трансморфер. А почему он не пришел на встречу - это ведь уже ясно.

- Ну рад знакомству, мужичок. Меня Шнур зовут, а тебя как?

- Виталик.

Они оба понимали друг друга, понимали, что стоит говорить, а что нет, что стоит знать маме, а что - нет. А нюансы обсудят наверное потом.

- Ладно, - сказал Шнур, - я с твоей мамой сейчас переговорю. Они - женщины,такие пугливые, понимаешь? Постоянно нас мужиков стремятся под юбками держать и беречь от всего. Но мы сами можем справиться с проблемами своими. Но сначала еще одно.

Он крикнул что-то вроде "Самоделкин!" и в магазин вошел еще один человек, в отличии от Шнура весь в белом, даже шапочка на голове. Да и вид у него был более приятный, более человеческий что-ли.

В руках он нес смешной красный чемоданчик, который поставил на стул рядом с мальчиком и начал вытягивать оттуда пробирки, бинты, баночки, вкусно пахнущие. Витали с удовольствием отвечал на вопросы врача и следил одним глазом, как Шнур о чем-то серьезно разговаривает с мамой. Как они