Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

– Если уж ты ищешь какое-нибудь преступление, в котором замешан Кац, – возразила Гаэль не слишком искренне, – чего ты уперлась в эту историю с бальзамированием? Она-то здесь ни при чем.

– Ты ошибаешься. Прежде всего я хочу узнать, кто в принципе мог выполнить подобную работу. Я и на кладбище звонила, но это конфиденциальная информация. Так что пока у меня ничего нет.

– Вечно все та же песня.

Одри сделала вид, что не услышала. Она закурила и выдохнула струйку дыма в сторону Сены.

– Есть другая возможная версия. Знающий любитель. В таком случае он сам приобрел препараты. Я связалась с поставщиками такого рода товара и попросила их просмотреть книги заказов начиная с даты несчастного случая в Греции. В основном они продают только профессионалам.

Двое детей, почерневших и иссохших под своими повязками, всплыли у нее в памяти. Они с Одри обнажили только верхнюю часть маленьких лиц, дальше пойти не смогли.

– И что?

– Я нашла единственного частника, некоего Томаса Санцио. Он закупил формалин, жидкости и другие биоциды в сентябре 2006-го, распределив покупки по нескольким конторам, чтобы объем не бросался в глаза.

– Кац?

– Во всяком случае, в актах гражданского состояния никакого Санцио нет. Ребята, с которыми я разговаривала, ни в какой контакт с ним не вступали – только телефонные звонки и банковские переводы.

– А банковский счет?

– Жду его банковские данные, но без оптимизма.

– Адрес поставки?

– Кладбище в Лила.

Еще одно воспоминание заставило ее вздрогнуть: они проверили заодно и урны, прежде чем покинуть склеп, и обнаружили органические останки, совершенно неузнаваемые, – только специалист мог бы определить, которые из них принадлежат малышам.

Она решила добавить оборотов:

– Хватит терять время, давай зададим вопрос самому Кацу.

– Говорю ж тебе, чтобы его вызвать, я…

– Я имела в виду себя. Допрос за уютным ужином.

– Ты ему позвонишь?

– А зачем? Он мне оставил сообщение этой ночью: желает видеть меня сегодня вечером.

Перебраться через реку оказалось сложнее, чем они предполагали. Сальво описал несколько кругов, чтобы избежать стремнин, и явно как рулевой оставлял желать лучшего. Не говоря уж о том, что душу он в это дело не вкладывал: не спешил он на тот берег к хуту, наш Сальво…

В конце концов они причалили к обрывистому склону, подмытому рекой. На берегу трупы. Руки и ноги переплетались с корнями-стропилами и пальмами-стояками, обезглавленные тела плавали в причудливых позах. Была тут и разная техника, слишком тяжелая, чтобы ее можно было утащить, – полузатопленные пушки, увязшие в иле снаряды, непонятные куски металла.

– Что будем дальше делать? – встревожился Сальво.

– Высаживаемся. Бери свой чемодан.

Сальво спрыгнул в жижу, скорчив гримасу, и пришвартовал пирогу, старательно увертываясь от тел. Тошнотворный запах отдавал и свежестью зелени, и тлением человеческих останков.

Они вскарабкались по латеритовой стене и выбрались на тропу, идущую вдоль реки.

– По-твоему, где Фаустин? – спросил Эрван, заряжая автомат.

– После каждой атаки фардовцы возвращаются на свою тыловую базу. А вот Интерахамве остаются в бывших шахтерских поселках. Сейчас наверняка обирают мертвых из регулярной армии.

– Они ж вроде союзники?

Сальво не смог удержаться от смеха. Здесь союзнические связи длятся не дольше одного боя, и с какой стати отказываться от «калаша» или пары сапог.

– Вперед! – мрачно бросил Эрван.

Пробравшись сквозь высокую траву, они обнаружили большую поляну. Все было черным: деревья, кусты, трупы, латерит. Воронки отмечали места разрывов. Пальмы лишились ветвей. Ни одной живой души. Только покойники, одни в форме, другие в пестрых тряпках. На глаз около сотни. Над ними легионы мух образовали темные тучи, но почетное место отводилось стервятникам, которые уже пировали, начав с глаз и гениталий.

Чуть подальше они столкнулись с живыми – или почти. Зомби с неверной походкой, толкающие тележки, куда складывали подобранное оружие, патроны, сапоги и форму. Они крали и талисманы с шей мертвецов – хотя те, по всей видимости, не шибко помогли своим владельцам.

Никто не обратил на них ни малейшего внимания. Наконец они добрались до деревни. Жестяные крыши различались оттенками ржавчины и лишайника. Стены, сложенные из досок, камня и кирпича, держались, как казалось, только чудом. Они явно приблизились к центру бурной деятельности. Из строений неслись вопли, мужчины с голыми торсами или в драных хирургических халатах выскакивали наружу, чтобы выплеснуть тазы, наполненные кровью, женщины в капюшонах, напоминавшие колдуний с того берега, несли инструменты – пилу, топор, мачете, – наводившие на мысль о грубой хирургии, имевшей только одного врага – гангрену.

Ни тени военной формы. Только хуту, похожие на мексиканских бандитов – увешанные патронташами, босые, – которые перевязывали свои раны, курили или выпивали, с пустыми глазами. Их усталость выходила за пределы простой нехватки сна или физического истощения – это было нечто вроде психического кровотечения, которое ничто не могло остановить. И однако, что-то блестело в глубине их глаз, заставляя опасаться неожиданного взрыва.

– Спроси их, где Фаустино, – приказал Эрван.

– Босс…

– Делай!

– Они ж глухие, босс. Из-за бомб.

Эрвану вдруг захотелось расхохотаться.

– А ты говори громче, – выдавил он, стараясь не сбиться с тона.

Сальво окликнул одну из групп. Те в ответ принялись горланить на суахили или каком-то другом диалекте. Эрван, не спуская пальца с гашетки, повторял про себя, как мантру, принятое решение: рискнуть шкурой в последний – и, возможно, решающий – раз ради последних фрагментов истины. Звезда давным-давно мертва, но ее свет, он надеялся, долетит до него.

– Говорят, он тама, – перевел Желтая Майка. – Говорят, вчера было много потерь. Мефисто, он ррразъярррен. Плохая мысль идти к…

Мальчишка лет двенадцати, в берете и с «калашом», подошел поближе. Глаза полуприкрыты, лицо изможденное, вид совершенно обдолбанный.

– Парень, – пояснил Сальво, – может нас проводить туда.

– Пошли.

Шахтерский поселок не был так поглощен растительностью, как город напротив, – по всей видимости, здесь жизнь не замирала. Тесные улочки, наспех построенные халупы, мусор на порогах – все напоминало бидонвиль в любом уголке мира.

На Эрвана накатило ощущение нереальности: опереточные воины, увешанные фетишами и амулетами, которые сидели на крылечке подобно бездельничающим торговцам, грязь под ногами, усеянная гильзами и отбросами, запах трупов, смешанный с ароматами природы, молчание выживших, которые больше не слышали ни щебета птиц, ни криков обезьян на верхушках деревьев…

После долгих минут блуждания в лабиринте – по доброй воле в пасть волка – они выбрались на площадь, окруженную лачугами с выцветшими деревянными вывесками.

– Это еще что?

Группа солдат раздвинулась, освобождая обзор тому, кто задал вопрос, – очевидно, Фаустину Муниазере. Мужчина стоял перед доской, положенной на козлы, – его полевой штаб, – с наваленной грудой карт и пивных бутылок.

Вид Мефисто соответствовал его роду занятий: приземистый, в майке и брезентовых штанах, увешанный золотыми побрякушками и амулетами из кости или раковин. Налитые кровью глаза, вся физиономия в шрамах. Точный возраст определить трудно, как минимум лет пятьдесят, что здесь походило на бессмертие. Большинству из его окружения не было и двадцати.

Мефисто был прямой противоположностью Духу Мертвых. Тутси – высокий и тонкий, этот – коренастый и раздавшийся в ширину. У лидера Фронта освобождения профиль был острый, как лезвие дротика, а голова Фаустина круглая, словно из искореженной жести. Первый казался выросшим на равнине, второй – пробившимся из дыры. Оба воплощали собой худшие клише своей этнической группы.

Эрван продолжал двигаться вперед сквозь молчание и враждебность. До Фаустина оставалось всего несколько метров. Никто не подумал разоружить его: он держал дуло своего автомата опущенным, чтобы обозначить свои мирные намерения.

– Чё ему нать, этому мзунгу?

Плохой французский, акцент, глотающий слоги. И в этом плане тоже ничего общего с вождем тутси.

– Я пришел задать тебе несколько вопросов.

Фаустин восхищенно присвистнул. Его глаза были такими красными, что казалось, плавали в соке ростбифа.

– Журналист, чё ль?

– Нет, коп. Из Парижа.

– Шуткуешь, а?

Его рокочущий голос наезжал, как бетономешалка.

– Я пришел с того берега, – продолжил Эрван не дрогнув. – Я рисковал шкурой, чтобы добраться досюда. А теперь мне нужны ответы.

– Про чего?

– Про «Лучезарный Город» и смерть Катрин Фонтана.

Он ожидал взрыва хохота, но черный дьявол озадаченно сдвинул брови. В его вампирских глазах зажегся огонек.