Новое платье Леони - Катрин Панколь

– Не смей со мной так разговаривать, поняла?

Она пожала плечами, застегнула пуговицу блузки. Вновь взяла тряпку и стала протирать бар.

– Иди лучше сядь, Рэй. Что ты тут спектакль устраиваешь.

Он обернулся, посмотрел на зал.

Четверо мужчин играли в карты за столом. Все они глазели на него.

– Вы хотите мою фотографию? – ухмыльнулся он.

Четверо мужчин вновь уткнулись в свои карты.

Он перешел на другую сторону стойки.

– Тебе повезло, ты дешево отделалась. Я сегодня не в форме. Подожди до завтра, я тебе устрою праздничек.

Она беззаботно улыбнулась и пододвинула к нему счет.

– Счет! Я теперь еще и платить должен! – прошипел он. – Какая-то беда случилась, это факт.

Ничего больше не получается, как раньше.

Везде сплошной бардак.

Ну, во-первых, Тюрке. Легавые ничего не нашли. Они пошарили вокруг фермы, взяли образцы – никаких улик, никаких доказательств существования агрессора. Может, он сам себя покалечил? Чтобы больше не участвовать в деятельности их команды? Может, он испугался? А может, ему взбредет в голову все выложить кому-нибудь? Почему в воздухе носится слух хуже всего то, что Тюрке в больнице… И каждый день видится с Дюре. А кто его знает, может, тот его сманил на свою сторону! Он теперь воспользуется амплуа нового героя на белом коне и навербует себе союзников. И потом, жалобе не дали ходу. Центральный совет лиги медиков переквалифицировал дело. Солидарность лепил, понимаете ли.

Он дал маху.

И к тому же Жерсон, который его в упор не видит после той давешней стычки. Когда Рэй его о чем-нибудь просит, он всегда занят. Какие-то у него другие дела. Работа, он говорит. Ну что может быть за работа? Это я его основной работодатель. Ведь явно же не с доходов, которые приносит его крохотный гаражик и заправочка, не на дизеле, бензине и смене масла он смог оплатить домину в Сен-Шалане и шалеет в Арке, ясное дело? И свой «Мерседес»? Может, они ему в качестве бонуса за покупку в супермаркете прилагались? У них какая-то короткая память, у обоих этих типов. Наоборот, надо всем собраться, сплотиться, пока Тюрке обездвижен. И самое меньшее, что можно сказать, это что они вовсе не торопятся это сделать.

Они стали какими-то «несловоохотливыми». Вот еще слово, которому она его научила…

О, как ему ее не хватает! Сука! Вот ведь подставила, а! Он ведь с тех пор, как она его выставила, не осмеливается ни к префекту пойти на ужин, ни к мэру. Стыдно потому, что Рэя Валенти выкинули, как старую тряпку. Выкинули! Надо было лупить ее, колотить, вот что надо было с ней сделать! Он был слишком добр к ней. И теперь он сидит дома и ухаживает за мамашей. Долбаная жизнь, долбаное будущее!

А мамаша-то тонкая штучка. Ей не надо все два раза растолковывать. В прошлый раз, когда он ее мыл, она сказала, что была права, что предусмотрительно вкладывала деньги, а то вдруг кто-то расхочет вносить свою долю! Его просто расплющило, когда она это сказала! Откуда она знала? Она никогда не выходит из дома, и он не рассказывает ей ничего такого, чтобы ее не расстроить. Когда она засыпает, то улыбается, как младенец в гробу. Он смотрит на нее и успокаивается.

Вот единственное, что на его душу как бальзам.

А Леони там прохлаждается в больнице, с ней тетешкаются Дюре и весь персонал. Как в пятизвездочном отеле, понимаешь! Годами валяется на койке из-за незначащей болячки! Он даже не осмеливается пойти побродить по коридорам, чтобы вытащить ее оттуда. Страшно, что его оттуда выставят как злоумышленника. Дюре явно не расположен поить его чаем, это факт.

Он заплатил за виски и вышел.

Сел в «Мазерати».

Последний раз проехал под окнами Виолетты.

Набрал ее номер. Она сняла трубку, он сказал: «Это я!» Она ответила: «Ну и иди к черту».

Бардак, сплошной бардак.

Мартина Лансенни посмотрела, как закрывается дверь за Рэем. Ну слава богу, обошлось! Скатертью дорога! Она еще легко отделалась, но вообще-то все равно он так больно сжал ей грудь, он совершенно сумасшедший, этот тип! Она закладывала салфетки в вазочки для вечернего ужина. Укладывала их заячьими ушками. Это была ее любимая фигура. Постояла, подумала. Явно складывается ощущение, что он не в себе. Вид у него очень нервный. Да и есть отчего нервничать. Виолетта полила его грязью. Да так, что всех вокруг забрызгало.

Виолетта была здесь совсем недавно.

Было это в пятницу в полдень.

Она очень хорошо помнит, что тогда произошло. Она принимала поставку солений. Подписала накладную от папаши Жермена, считала колбасы, паштеты и ветчину, убирала их в холодильник, и в этот момент пришла Виолетта Мопюи.

Внимание, она не из тех девушек, которые заходят в кафе так же, как и все остальные люди. Виолетта Мопюи буквально ворвалась в кафе. Отработано было все: руки, ноги, походка. Грудь воинственно торчала вперед. Все было в едином стиле. Просто балет сирен в мультике Уолта Диснея.

– Мне нужен столик. Для двоих. На обед.

– Посадить вас в уголок, чтобы вы чувствовали себя спокойно?

– Нет, наоборот. Я хочу место в самом центре зала.

– Ну не знаю. Рэй вообще-то любит интимные уголки.

– А кто тебе сказал, что я обедаю с Рэем?

– Я этого не говорила.

– Значит, ты предполагала. Ну и ошиблась. Я обедаю с подругой.

Она обращалась к ней на «ты». Разговаривала свысока. Такая же манера, как у Рэя.

Она выбрала столик.

Села, скрестила ноги. На ней была черная кожаная юбка, леопардовый верх, обтягивающий внушительную грудь, широкий пояс, туго перетягивающий талию, туфли с каблуками сантиметров десять, не меньше, и сетчатые черные чулки. Ну шлюха-шлюхой, чего говорить!

Она достала телефон. Новенький «Самсунг». Положила его на стол на видное место. Сумка у нее была, понятное дело, «Луи Виттон». Тоже новехонькая. Ну и очки, само собой, «Рэй-Бан». Она явно не на папенькино с маменькиным наследство все эти шмотки приобрела! Вот родители Виолетты были славными людьми. Она – учительница, он – чиновник на почте. У них была маленькая пенсия, и поэтому для них поход в ресторан был праздником. Готовились, наряжались в лучшее. Она всегда предлагала им в конце обеда ликер, они смаковали его, тихонько переговариваясь: «Щипет горло, но так вкусно!» Они никогда ничего не рассказывали о своей дочери. Очевидно, они никак не могли осознать, что породили такой ураган.

Ну вот, сидела эта Виолетта на стуле – то одну ногу на ногу, то другую, смотрела на часы, вздыхала.

И тут пришла Стелла.

А эта вечно в своем комбинезоне! А какие у нее башмаки! Говнодавы, измазанные до верху грязью! А ее этот ирокез! Ну разве ж это прическа для девушки? Мы же не дикие индейцы! И совсем не накрашена. Ну, нужно отметить, что с ее нежной кожей, как у ребенка, и огромными голубыми глазами это, может, и не обязательно. Вот зараза! А выглядит при всем при этом неплохо, а? Одень меня в такие тряпки, мне только в поле ворон пугать!

Стелла уселась на стул. Сняла шляпу, положила на колени. Ни одного ласкового слова. Только необходимые формы вежливости. Видно, ей не сильно-то хочется здесь находиться, видно невооруженным взглядом.

Она закатала рукава, положила локти на стол.

И тогда я к ним подошла.

Стала принимать заказ за соседним столиком. Встала к ним спиной, но уши навострила. Ни слова не упустила из разговора. Дала возможность клиентам выбирать, сколько заблагорассудится. Это были голландцы, которые путешествовали по Бургундии и хотели попробовать местные блюда.

Я неторопливо записывала один заказ за другим. Никуда не спешила.

Виолетта сразу ринулась в атаку:

– Почему ты мне не сказала, что Рэй не твой отец? – поинтересовалась она очень громко, чтобы все услышали ее вопрос.

Ну и ну! У меня чуть блокнот с ручкой не выпал.

Стелла Валенти не ответила.

Она, видимо, была не готова к такому началу разговора.

– Он не может быть твоим отцом, потому что он бесплоден!

Стелла по-прежнему молчала. Видимо, пыталась разобраться, что к чему. Она привыкла никому не доверять. Я ее не видела, но спиной чувствовала, что она рта не раскрывает.

– А откуда, думаешь, я это знаю? – продолжала Виолетта.

Тут она специально выдержала несколько секунд, чтобы усилить эффект, и бросила, ударив кулаком по столу:

– Он мне сам сказал! Представляешь себе, а? Вот так тип!

Я услышала, как заскрипел стул под Стеллой. «Туше», – подумала я. Но она все равно молчала. А та, другая, продолжала разглагольствовать:

– Вот так, старушка моя, Рэй Валенти бесплоден. Бесплоден. Значит, он не может быть твоим отцом. Может, ты этого не знала?

Я застыла в ожидании ответа. Голландцы колебались между говядиной по-бургундски, фрикасе из лягушачьих лапок и петухом в белом вине. Я сказала им, не торопитесь, выбирайте, я подожду.

– Рэй Валенти – Сухостой. Пустоцвет!

Она громко проскандировала это слово, пристукнув ладонью об стол.

Я подняла глаза от моего альбома, посмотрела на зал и увидела завсегдатаев, вытянувших шеи над тарелками, словно черепахи, высовывающие голову из панциря. Слово «Пустоцвет» им явно что-то напомнило. Оно отослало их в прошлое. И они сразу как-то развеселились.