Книга жизни и практики умирания - Согьял Ринпоче

Все отношение буддиста в целом, до момента смерти, можно суммировать в этом одном стихе Падмасамбхавы из цикла Тибетской Книги Мертвых:

Теперь, когда бардо умирания начинается для меня,

Я откажусь от всего цепляния, желания и привязанности,

Войду, не отвлеченный ничем, в ясное сознавание учения,

И выброшу свое сознание в пространство нерожденной Ригпы;

В то время, как я покину это сложное тело из плоти и крови,

Я буду знать, что это преходящая иллюзия.

В момент смерти действительно важны две вещи: все, что бы мы ни делали в наших жизнях, и то состояние ума, в котором мы находимся в этот момент. Даже когда у нас накоплено много отрицательной кармы, если мы действительно способны произвести в сердце изменение в момент смерти, это может решающим образом повлиять на наше будущее и преобразить нашу карму, потому что момент смерти является исключительно мощной возможностью очищения кармы.

МОМЕНТ СМЕРТИ

Помните, что все привычки и склонности, хранящиеся в нашем обычном уме, готовы прийти в действие от любого влияния. Мы знаем, что даже сейчас нужна лишь малейшая провокация, чтобы тут же проявились наши инстинктивные, привычные реакции. Это особенно верно в момент смерти. Далай-лама объясняет это так:

Во время смерти давно привычные отношения обычно становятся главными и направляют следующее рождение. По той же самой причине возникает сильная привязанность к своему «я», из-за страха, что оно исчезает. Эта привязанность служит связующим звеном с промежуточным состоянием между жизнями, а привязанность к телу в свою очередь действует как причина, определяющая тело промежуточного (относящегося к бардо) существа.

Таким образом, важнее всего наше состояние ума при смерти. Если мы умираем с положительным настроем ума, то можем улучшить свое следующее рождение, несмотря на отрицательную карму. А когда мы расстроены и подавлены, то это может оказать определяющее действие, даже если мы и воспользовались своей жизнью хорошо. Это значит, что последняя мысль и эмоция, которая есть у нас перед смертью, оказывает крайне сильное определяющее действие на наше немедленное будущее. Совершенно так же, как ум сумасшедшего обычно полностью поглощен одним навязчивым предметом, возвращающимся вновь и вновь, так и в момент смерти наши умы полностью уязвимы и открыты любым мыслям, занимающим нас в этот момент. Поэтому мастера и подчеркивают, что качество атмосферы, окружающей умирающего, чрезвычайно важно. Вместе со своими друзьями и родственниками мы все должны делать все, что только можем, чтобы вдохновлять положительные эмоции и священные чувства, такие, как любовь, сострадание и преданность, и делать все, что возможно, чтобы помочь умирающим «отпустить цепляние, желание и привязанность».

ОТПУСКАНИЕ ПРИВЯЗАННОСТИ

Идеальным образом смерти для человека было бы умереть, отпустив все, внутренне и внешне, так, чтобы оставалось как можно меньше желаний, цепляния и привязанности, за которые мог бы ухватиться ум в этот критический момент. Поэтому до смерти мы должны стараться освободить себя от привязанности ко всему, чем владеем, к друзьям и любимым. Мы не сможем взять с собой ничего, поэтому нужно заранее запланировать, как раздать наше имущество в виде подарков или благотворительных пожертвований.

В Тибете мастера прежде, чем оставить свои тела, обычно указывают, что они хотели бы отдать другим учителям. Иногда мастер, намереваясь в будущем родиться вновь, оставляет определенные вещи своей реинкарнации, давая ясные указания, что именно он хочет оставить. Я убежден, что нам тоже нужно точно указывать, кто должен получить наше имущество или деньги. Эти желания должны выражаться как можно яснее. Если этого не сделать, то после своей смерти, находясь в бардо становления, вы увидите, как ваши родственники спорят из-за ваших вещей или не так, как бы вы хотели, употребляют ваши деньги, и это вас обеспокоит. Точно укажите, какие суммы из ваших денег предназначены для благотворительности или различных духовных целей, или отданы каждому из ваших родственников. Если вы все изложите ясно, вплоть до последних подробностей, это ободрит вас и поможет действительно все отпустить.

Как я уже говорил, существенно важно, чтобы атмосфера нашего окружения при умирании была как можно более мирной. Тибетские мастера советуют поэтому, чтобы горюющие друзья и родственники не присутствовали у ложа умирающего, потому что они могут создать беспокоящие эмоции в момент смерти. Работники хосписов рассказывали мне, что иногда умирающие требуют, чтобы близкие не приходили к ним, когда они будут умирать, именно из-за этой боязни пробудить болезненные чувства и сильную привязанность. Иногда семьям бывает крайне трудно понять это; им может казаться, что умирающий их больше не любит. Однако они должны учитывать, что одно присутствие любимых людей может вызвать у умирающего сильные чувства привязанности, еще более, чем когда-либо, затрудняющие для него отпускание.

Очень трудно не плакать, находясь у постели кого-то любимого, кто умирает. Я советую всем отработать с умирающим привязанность и горе до наступления смерти: плачьте вместе, выражайте свою любовь, попрощайтесь, но постарайтесь закончить этот процесс до действительного момента смерти. Если это возможно, то родственникам и друзьям лучше не показывать излишнего горя в момент смерти, потому что сознание умирающего в этот момент особенно уязвимо. Тибетская Книга Мертвых говорит, что ваши слезы и плач у постели умирающего воспринимаются им как гром и ливень. Но если вы обнаружили себя в слезах у смертного ложа, не расстраивайтесь; тут ничем не поможешь, и это не причина расстраиваться и чувствовать себя виноватым.

Одна из моих двоюродных бабушек, Ани Пелу, была необычайным духовным практиком. Она училась у некоторых легендарных мастеров ее времен, особенно у Джамьянга Кхьенце, и он благословил ее, написав для нее особый «совет от всего сердца». Она была коренастой и полной, очень властной хозяйкой нашего дома, лицо у нее было красивое и благородное, а характер настоящего йога – неподавленный, даже темпераментный. Она казалась очень практичной женщиной и непосредственно управляла семейными делами. Но за месяц до своей смерти она полностью переменилась самым трогательным образом. Она, всегда такая занятая, бросила все со спокойным и беззаботным отрешением. Казалось, она постоянно находится в состоянии медитации, все время распевая свои любимые отрывки из писаний Лонгченпы, святого Дзогчен. Она всегда любила мясо; но в это время перед своей смертью она вообще не касалась его. Она была королевой своего окружения, и мало кто думал о ней, как об йогине. В своем умирании она показала, кем она в действительности была, и я никогда не забуду, какой глубокий покой исходил от нее в те дни.

Ани Пелу во многом была моим ангелом-хранителем; я думаю, она особенно любила меня потому, что своих детей у нее не было. Мой отец был постоянно занят, поскольку был администратором Джамьянга Кхьенце, а моя мать тоже была очень занята, управляя своим большим домом; она не думала о том, чего никогда не забывала Ани Пелу. Она часто спрашивала моего мастера: «Что будет с этим мальчиком, когда он вырастет? С ним все будет хорошо? У него будут препятствия?», и иногда он ей отвечал и говорил кое-что о моем будущем, чего он никогда бы не сказал, если бы она к нему не приставала.

В конце своей жизни Ани Пелу обладала громадным спокойствием и серьезностью своего существа и стабильностью своей духовной практики, но даже она, находясь на пороге смерти, потребовала, чтобы я не присутствовал, потому что ее любовь ко мне могла бы вызвать у нее на мгновение привязанность. Это показывает, насколько серьезно она восприняла совет от всего сердца, данный ей ее любимым мастером Джамьянгом Кхьенце: «В момент смерти отбрось все мысли привязанности и отвращения».

ВХОЖДЕНИЕ В ЧИСТОЕ СОЗНАНИЕ

Ее сестра Ани Рилу тоже провела всю жизнь, практикуясь, и встречала тех же великих мастеров. У нее был толстый молитвенник, и она весь день читала молитвы и выполняла практики. Время от времени она дремала, а пробуждаясь, продолжала практику с того момента, на котором оставила ее. Весь день и всю ночь напролет она делала одно и то же; так что она вряд ли когда спала всю ночь напролет, и часто оказывалось, что свою утреннюю практику она делает вечером, а вечернюю – утром. Пелу, ее старшая сестра, была гораздо более решительной и упорядоченной и ближе к концу своей жизни не могла выносить этого бесконечного нарушения обычного распорядка. Она обращалась к ней: «Почему бы тебе не делать утреннюю практику утром, а вечернюю практику вечером, и гасить свет и ложиться в постель, как все остальные?» Ани Рилу бормотала в ответ: «Да... да,» но продолжала по-прежнему.