Сладкий грех. Искупление - Лина Мур

убить, покалечить, влюбить или осчастливить. Чай — это магия, о которой люди просто забыли, — загадочно произносит Слэйн.

Он никогда не выглядел таким возбуждённым и заинтересованным чем-то. И выглядит он превосходно, а я заинтригована.

— Мне было девятнадцать, когда я впервые попал сюда. Это было обшарпанное и умирающее кафе, в котором меня напоили чаем. Я снова не смог покончить с собой и просто шёл. Иногда бежал, а потом снова шёл. Я думал, что смогу выбраться из этого чёртового кровавого круга. Меня приютили эти люди, они дали мне кров, потому что я не хотел возвращаться и ничего не мог почувствовать. Может быть, мне понравился чай, и он дал мне силы, чтобы открыть для себя что-то новое. Я не знаю. Особо не помню, но я остался здесь на неделю и часто спускался в погреб, в котором хранятся ингредиенты. Я прочёл много старых книг, по изучению трав, сушёных фруктов и специй. Меня увлекло это. Я даже на несколько дней забыл, что буквально месяц назад зубами разорвал человека, и на моих губах была кровь, — Слэйн окидывает горьким взглядом помещение и останавливается на мне.

— Первый мой чай был настолько ужасен, что меня рвало пару часов, но рецепт я запомнил. Второй вызвал жуткую диарею. Третий головную боль. Четвёртый уже был предназначен для моего отца, и он потерял сознание. Он отключился, и я собирался его убить, но меня остановил Ангус. Он сказал, что я не могу этого сделать. Ещё не время. Я не понял, пока сам не узнал, что нельзя убивать главу семьи, иначе можно всё потерять. Только при достижении определённого возраста и наличия официального преемника, разрешено убийство. Но доказательств того, что он назначил меня своим преемником, у меня не было, как и мне ещё не стукнуло двадцать один. Я начал работать над различными вариантами чая, чтобы травить его. Он это понял и думал, что завладел моим сознанием. Но моё сознание работало только на меня. Я вновь провёл три месяца в лесу с ошейником и не мог выйти за пределы ограниченной территории. К слову, меня било током пятьдесят три раза, так что я тоже был глупым, — говорит Слэйн, и у него на губах появляется грустная улыбка, а я закусываю губу. Он рассказывает это всё, как сказку, словно это не больно, не страшно и не ужасно. Но мне больно, страшно, и я испытываю жуткий ужас из-за того, кто был монстром на самом деле.

— В общем, каждый ингредиент чая важен. То, что продают в магазинах, откровенная моча. А это целая империя, в которую я вложил деньги. И они приносят хороший доход.

— Ты хоть куда-то не влез своими загребущими руками и умными мозгами? — хмыкаю я.

— Я влез везде и попробовал себя во многом. То, что мне понравилось, оставил себе. — Слэйн медленно подходит ко мне. Краем глаз слежу за тем, как он хищно двигается у меня за спиной. Он резко хватает меня за талию, и я вскрикиваю.

— Придурок, — смеюсь, шлёпая его по руке.

— К примеру, тебя, Энрика. Я попробовал тебя. Мне понравилось. Я оставил тебя себе. Но вот то, к чему быстро теряю интерес, или это вызывает у меня скуку, я оставляю или убиваю, — шепчет он мне на ухо.

— То есть ты предупреждаешь меня? — игриво спрашивая, поворачиваю к нему голову.

— Определённо, да. Никогда не заставляй меня скучать, Энрика. Хотя я не уверен, что такое, вообще, возможно. И сегодня я хочу, чтобы ты удивила меня. Снова. Как в тот раз, когда нарисовала цвет моих глаз, который ты видишь. Какой чай ты хочешь создать сегодня? — жарким шёпотом интересуется он. Наши лица очень близко, его глаза сверкают словно драгоценные камни, притягивая меня к себе.

— Хочу чай, который подарит свободу, — выдыхаю я. — Свободу от боли, отчаяния, бессилия и жестокости. Хочу такой. Сможешь мне помочь?

— Попробую, — Слэйн улыбается мне, и я целую его в губы. Он крепче обнимает меня за талию, притягивая спиной к своей груди. Моя шея простреливает от неудобного положения головы, но я ни за что на свете не упущу возможности поцеловать его.

Слэйн отпускает меня и начинает рассказывать про ингредиенты. Я наблюдаю за ним, любуясь той жизнью, которая кипит в его взгляде. Он так увлечён этим. Мне сложно представить его среди этой деревенской жизни, но сейчас он в ней идеален.

— Ты сказал, что твой отец часто бросал тебя в лесу, — произношу, бросая в пакет сушёный апельсин.

— Да, чтобы я жил рядом с волками и перенимал их привычки. И я жил с ними.

— Как тебе удалось выжить? Они же хищники.

— Мне было восемь, когда я впервые познакомился с волком. Именно после того, как я был унижен в школе и всеми отвергнут, он забрал меня, обещая всё хорошее. Я доверял ему, потому что больше никто не проявлял ко мне интерес. Никто и никогда. Матери я был не нужен, она постоянно избегала меня. Ангус… ненавидел меня, и я это знал, хотя всегда пытался сблизиться с ним. Моя сестра, вообще, не общалась со мной, потому что мать держала её подальше от меня. Бриан был слишком мал, и его тоже растили в другом месте. Я был один и поверил деду, как тогда считал. Я пошёл с ним, и он начал моё обучение в подвале, бросив меня одного в клетку с волком. С голодным и напуганным волком. Он дал мне задание изучить его повадки, стать им. Я не хотел. Я умирал от голода, как и волк. Мы оба скулили, и мне было очень холодно. Только тогда я подполз к нему и укутался в его уже мёртвую тушу. Он был мёртв, от него воняло, но мне было холодно. А потом… я начал выдирать его шерсть. Я ужасно хотел есть и ел его сырое мясо. Протухшее и сырое мясо. — Взгляд Слэйна становится стеклянным, а я в ужасе смотрю на него. Господи, бедный Слэйн. Он же был маленьким. Ребёнком. Боже…

— Я не выполнил задание, и меня избили. Он часто избивал меня, чтобы я перестал чувствовать боль. Он протыкал мои ступни иглами. Мне нельзя было орать. Первое время орал, а потом перестал, потому что будет больнее. Я терпел и кричал внутри себя. В школу я вернулся затравленным и испуганным. Я боялся всего. Боялся того, что он вернётся за мной. Я умолял взглядом каждого, чтобы меня спасли, но никому, как и раньше, не было до меня дела. Каждые выходные и каникулы я проводил или в подвале, терпя побои, или в лесу. Когда я начал двигаться, как животное, то переставал соображать. Я не помню это время. Не помню, что делал. Я словно просыпался и засыпал с сильнейшей болью внутри. Когда провалы в памяти участились, и трупы вокруг меня стали последствием кошмаров, я впервые решил покончить с собой. Это сводило меня с ума. Я не мог нормально дышать и решил перерезать себе вены, но не смог. Я отключался и находил себя рядом с новым трупом, которого разорвал или загрыз. Вторая попытка закончилась тем, что я оказался в полиции, и меня оттуда забрали мокрого и мрачного. Я снова был наказан. Я убивал постоянно, но не помнил этого. Третий раз я решил повеситься. Не получилось. Я помнил, как влез в петлю и дёргался, а потом просто сорвал её вместе с люстрой. У меня выработался инстинкт самосохранения на очень высоком уровне. И тогда я оказался здесь.

— Никто не помог тебе? Никто? Вообще? — выдавливаю из себя.

— Нет. Никто.

— А они знали? Сальма, Ангус или Фарелл? Хоть кто-нибудь из них знал, что он делал с тобой? — с болью шепчу я.

Желваки на лице Слэйна двигаются.

— Да, — выплёвывает он. — Да. Все они знали. Ты видела обоих