Волшебный дневник - Ахерн Сесилия

— «К», — произнесла я, все еще ничего не понимая. — Что это значит? Я не…

Покачав головой, я огляделась, и гараж, который минуту назад казался мне сундуком с хламом, теперь стал настоящей сокровищницей.

— «К» значит… — медленно проговорил Уэсли, словно я была ребенком, и поглядел на меня, затаив дыхание.

— Кенгуру, — отозвалась я. — Не знаю, Уэсли. Понятия не имею…

— Килсани, — произнес он.

У меня похолодело в груди.

— Что ты говоришь? Этого не может быть. — Я опять огляделась. — Как они держали это у себя столько времени?

— Ну, или они это украли…

— Точно!

Теперь мне все стало ясно. Они воры — не Артур, конечно, а Розалин. Мне было легко в это поверить.

— Или они берегли это для Килсани, — договорил Уэсли. — Или…

Он усмехнулся и смешно задвигал бровями.

— Что «или»?

— Или они сами Килсани.

Я фыркнула, с ходу отметая эту догадку Уэсли, и тотчас мое внимание отвлекло нечто красное под свернутым ковром. Я вспомнила, как споткнулся Маркус.

— Альбом с фотографиями! — воскликнула я, глядя на красный альбом, который я нашла в гостиной в первую же неделю после приезда. — Я знала, что он мне не приснился.

Мы сели и стали рассматривать фотографии, рискуя попасть на глаза вернувшимся Артуру и Розалин. На черно-белых и раскрашенных сепией фотографиях были дети.

— Узнаешь кого-нибудь? — спросил Уэсли.

Я покачала головой, и он стал быстро переворачивать страницы.

— Подожди, — попросила я, так как один из снимков привлек мое внимание. — Давай назад.

На фотографии были двое детей на фоне деревьев. Маленькая девочка и маленький мальчик, двумя годами старше девочки. Они стояли и, держась за руки, глядели друг на друга, едва не соприкасаясь лбами. Мне тотчас припомнилось, как странно поздоровались Артур и мама, когда мы приехали.

— Это мама и Артур, — улыбнулась я. — Наверно, ей тут лет пять, вряд ли больше.

— А Артур-то. Он даже ребенком был не очень хорош собой, — пошутил Уэсли, внимательно разглядывая фотографию.

— Ну, так нечестно, — рассмеялась я. — Просто полюбуйся на них. Никогда не видела мамины детские снимки.

На следующей странице была фотография мамы, Артура, Розалин и еще какого-то мальчика. У меня перехватило горло.

— Оказывается, твоя мама и Розалин знакомы с самого детства, — сказал Уэсли. — Тебе не говорили об этом?

— Нет, — едва слышно прошептала я. — Не говорили. Ни разу даже не упомянули.

— А это кто с ними?

— Не знаю.

— У твоей мамы был еще один брат? Он как будто постарше.

— Нет, не было. По крайней мере, она никогда о нем не рассказывала…

Уэсли просунул палец под пластик и вынул фотографию.

— Уэсли!

— Мы и без того зашли слишком далеко — ты хочешь знать правду или нет? Я проглотила застрявший в горле комок и кивнула.

Уэсли перевернул снимок.

На обратной стороне было написано: «Арти, Джен, Роза, Лори. 1979».

— Это наверняка Лори, — сказал Уэсли. — Тебе его имя ничего не говорит? Тамара, ты как будто увидела привидение.

Надпись на надгробном памятнике гласила: «Лоренс Килсани. Покойся с миром».

Когда мы возвращались из Дублина, Артур назвал Розалин «Розой».

«Лори и Роза» вырезано на яблоне.

— Он — тот человек, который погиб, когда в замке случился пожар. Лоренс Килсани. Его имя я видела на кладбище, на одном из памятников.

— А…

Я не могла отвести глаз от снимка, на котором они были все четверо, улыбающиеся, юные, не ведавшие свое будущее, но пока еще уверенные, что оно сулит им лишь счастливые пути. Мама и Артур крепко держались за руки, Лоренс дерзко обвивал рукой шею Розы, более того, опустил ее на грудь девушки. Он стоял на одной ноге, скрестив с ней другую и явно рисуясь перед объективом. Мне он показался излишне самоуверенным и даже нахальным. Смеется, задрав голову, словно только что отпустил веселую шутку фотографу.

— Значит, мама, Артур и Розалин дружили с Килсани, — подумала я вслух. — А ведь я даже понятия не имела, что она тут когда-то жила.

— Может быть, и не жила. Может быть, приезжала сюда на каникулы, — возразил Уэсли.

На всех фотографиях была все та же четверка, хотя и в разное время, но одинаково крепко сплоченная. Они снимались то поодиночке, то по двое, однако, как правило, все вместе. Мама была самой младшей, Розалин и Артур немного постарше, и старше всех — Лоренс, постоянно с широкой улыбкой на губах и озорным выражением в глазах. Даже у юной Розалин взгляд был другой, построже, и улыбка ни разу не показалась мне такой же беззаботной, как у остальной троицы.

— Смотри, тут они все на фоне вашего дома, — сказал Уэсли, показывая на фотографию четверки, сидевшей на садовой стене. Фон не очень переменился, разве что некоторые деревья разрослись, а тогда, вероятно, были только что посажены. Ворота же, стена, дом оставались прежними.

— Вот мама в гостиной. Видишь, тот же камин? — Я внимательно изучала снимок. — И книжный шкаф тот же. Погляди на спальню. — У меня перехватило дыхание. — Теперь это моя спальня. Но я не понимаю. Значит, она вроде бы жила и выросла здесь.

— Ты правда ничего не знала?

— Не знала. — Я покачала головой и почувствовала приближение мигрени. Мой мозг был переполнен вопросами, на которые не было ответов. — То есть я знала, что она выросла не в Дублине, но… я точно помню, что, когда я была маленькой и мы навещали Артура и Розалин, здесь жил еще мой дедушка. А бабушка умерла, когда мама была еще совсем юной. Я думала, он тоже всего лишь гостил у Артура и Розалин, однако… Господи, что это такое? Почему они все лгут?

— На самом деле они не совсем лгали, — попытался он ослабить удар. — Просто не говорили тебе, что жили тут. Не самая страшная тайна на свете.

— И еще не говорили, что знали Розалин практически всю жизнь, что жили в этом доме и были знакомы с Килсани. Наверно, ничего особенного, если только не хранить это в тайне. Ну скажи, зачем хранить это в тайне? И что еще от меня скрывают?

Уэсли отвернулся и продолжил листать альбом, словно ища ответы на мои вопросы.

— Если твой дедушка жил здесь, значит, он был управляющим. Он делал то, что теперь делает Артур.

Неожиданно перед моими глазами мелькнула картинка. Я — маленькая. Дедушка стоит на коленях, глубоко погрузив руки в землю. Я помню черную грязь у него под ногтями, извивающегося червяка в земле. Дедушка схватил его и поднес к моему лицу, я заплакала, а он засмеялся и крепко обнял меня. От него всегда пахло землей и травой. И ногти у него всегда были черные.

— Интересно, а где фотография женщины? Я перевернула еще несколько страниц.

— Какой женщины?

— Которая живет в бунгало и делает стеклянные мобайлы.

Мы просмотрели альбом почти до конца, и у меня так громко билось сердце, что я боялась рухнуть на землю. Наконец мне попался еще один снимок Розалин и Лоренса: «Роза и Лори, 1987».

— Кажется, Розалин была влюблена в Лоренса, — сказала я, проводя пальцем по их счастливым лицам.

— Хо-хо-хо, — произнес Уэсли, разглядывая следующую страницу. — А вот Лоренс не любил Розалин.

Я поглядела на фотографию, и глаза у меня полезли на лоб от изумления. На следующей странице я увидела фотографию мамы, когда она еще была подростком, моей прелестной мамы с длинными светлыми волосами, ясной улыбкой и безупречными зубами. Лоренс обнимал ее и целовал в щеку на фоне уже знакомого мне дерева.

Я перевернула фотографию обратной стороной: «Джен и Лори, 1989».

— Может быть, они были всего лишь друзьями… — неуверенно произнес Уэсли.

— Да ты только посмотри на них.

Больше ничего не надо было говорить. Остальное было ясно, как день. И прямо перед нами. Эти двое были влюблены.

Я вспомнила о том, что мама сказала мне, когда я вернулась из розового сада после знакомства с сестрой Игнатиус. Тогда мне показалось, будто она не понимает, что говорит. Мне показалось, она сказала, что я красивее розы. А вдруг она имела в виду совсем другое и говорила, что я красивее Розы?