Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис - Кристофер Бруард

К середине 1980-х годов разрастание рынка в стороны Кэмден-хай-стрит и Чок-фарм-роуд начало вызывать беспокойство местных властей. В феврале 1986 года Кэмденский Подкомитет по контролю за строительством отказал компании London Enterprise Property в продлении аренды верхнего этажа бывшей ветеринарной клиники для лошадей возле Dingwall’s, компании Petticoat Lane Rentals запретил использовать строение 192-8 по Кэмден-хай-стрит под рынок, а компании Castle Rock Properties – устраивать по субботам торговлю в концертном зале «Electric Ballroom», расположенном в доме 184 по Кэмден-хай-стрит. Единственная заявка, получившая поддержку, касалась района набережной Хоули, комитет отмечал: «Этот рынок устроен, безусловно, лучше прочих в округе… Владелец рынка подчеркнул, что для многих торговцев это единственный способ заработка, многие прежде были безработными». Кэмденский совет был оплотом социализма, и потому неудивительно, что права безработных взяли верх над выгодами торговцев недвижимостью, однако из приложения к протоколу, составленному комиссией, становится ясно, что политика развития района диктовалась практическими соображениями иного рода:

Согласно предложенному плану развития района, юридически оформленные рынки продолжат свое существование, однако разрастание новых рынков будет пресекаться в случае их неблагоприятного влияния на местную розничную торговлю, уличное движение и окружающую среду. Использование территории Кэмден Лок под рынки будет пресекаться в случае, если они будут представлять неудобство для местных жителей. Использование свободных производственных помещений под торговые площади или под площади, где одновременно осуществляется торговля и производство, будет пресекаться в том случае, если торговля может пагубно отразиться на производстве[491].

В действительности Совет не мог полностью контролировать расширение рынка. Как отмечалось в листовке, выпущенной в 1983 году, согласно Акту о полномочиях Совета Лондонского графства от 1947 года в его юрисдикции находились лишь те торговые точки, которые стояли на общественной земле, а так как кэмденская торговля по преимуществу шла на частной территории, возможности Совета «по обеспечению безопасности 100 000 посетителей, которые посещают рынок в выходные дни» были строго ограничены[492]. Несмотря на это юридическое бессилие, Совет признавал, что найти баланс между авторитарным управлением и поддержкой хрупкой рыночной экономики, которая в конце концов положительно сказывалась на имидже района, трудно. В отчете о деятельности районного субкомитета по строительству и транспорту в июле 1987 года нашли отражение тенденции, направленные одновременно на сдерживание и поощрение активности, нацеленной на приобретение Лондоном статуса столицы высокой моды, способной конкурировать с Парижем, Нью-Йорком и Миланом:

Открытый рынок требует гибкого подхода – в частности, подлежат учету тип и размер конструкций торговых точек, контролю – число и род финансовых операций, погрузки и разгрузки. Слишком большая строгость уничтожит атмосферу рынка и снимет с него роль центра общественной жизни. Недостаточный контроль оборачивается загруженностью площадей и дорог, опасностью для безопасности пешеходов и замусоренностью[493].

К концу 1980-х стало очевидно, что Кэмденский рынок скатывается к этому состоянию загруженности, небезопасности и замусоренности, которым будет обязан своей дурной репутацией в 1990-х годах. В статье в журнале i-D за октябрь 1989 года поп-звезда и клубный завсегдатай Воган Тулуз подробно описал рынок времен упадка. Его посещала пестрая толпа из туристов со всего света с рюкзаками наперевес, как, например, «Натали и Карин, приехавшие из Брюсселя», которые «регулярно приезжали в Лондон затем, чтобы пополнить свой гардероб готической одежды, что в Бельгии было трудно сделать», и преданные завсегдатаи вроде Эдди, горевавшего, что рынок «стал похож на креативное кладбище. Многие из тех, кто годами держал здесь прилавок, съезжают из-за высокой аренды, а вместо них открываются коммерческие магазины CCC и Office Shoes. <…> Здесь становится как в Ковент-Гардене». Торговцы рынка разделяли мнение Эдди: неправильная политика владельцев недвижимости и органов власти ослабляла рыночный фронт, развернутый против однообразия сетевых магазинов. Тулуз взял интервью у Линды, державшей прилавок с подержанной одеждой из 1960-х, аксессуарами из 1950-х и китчевыми безделушками в бывшем здании конюшни:

Тревожнее всего то, что Кэмден Лок продан застройщикам – мы все понимаем, что это значит. Они хотят построить тут маленькие цветастые магазинчики, куда можно забрести из Хэмпстеда. Совету не нравится публика, которую привлекает рынок.

Мелкие предприниматели, торговавшие своими поделками в Electric Ballroom, тоже отметили, как усреднились вкусы покупателей, – а ведь именно их специфичность когда-то стала одной из главных причин возникновения рынка. Тори, поставлявший футболки, толстовки и нижнее белье собственного производства в вест-эндские бутики Bazaar и Jones, держал здесь точку под названием Ravish Me. Он отмечал: «Рынок все время изменяется. Сейчас большая часть покупателей – туристы, и они не так много берут. <…> В прошлом здесь было прекрасно, но, кажется, многие торговцы со стоящими товарами съехали – рынок живет за счет своей репутации». Фиона, торговавшая одеждой для студентов, соглашалась, что любая попытка заработать на уникальной атмосфере рынка приведет к тому, что «он превратится в место для яппи и отсюда уйдет творчество. Это одно из немногих мест в городе, где молодежь может недорого принарядиться». А «Большой Найджел», в чьей характеристике собственной деятельности – «торгую футболками, наволочками и товарами для детей с Бэтменом и Базукой Джо» – проскальзывала ирония, дал удивительно точный прогноз относительно будущего рынка: «Когда-то было больше творчества. <…> Теперь это похоже на каталог товаров почтой»[494].

Кэмден и энергия творчества

Одновременно с Тулузом свое исследование культуры Кэмденского рынка проводила социолог Анджела Макробби. Вместо того чтобы фиксировать процесс захвата Кэмдена корпорациями, Макробби решила показать, что рынок по-прежнему остается пространством, где генерируются новые модные идеи. Она обращала внимание на пестроту толпы, наслаждавшейся расслабленной атмосферой выходного дня. «Здесь нужно неторопливо прогуливаться и смотреть по сторонам, взять что-нибудь в руки и изучить, прежде чем поставить обратно. В толпе оказываются рядом школьницы и обкуренные панки, бывшие хиппи околачиваются возле прилавков с персидскими коврами… пока предприниматели помоложе сбиваются с ног, чтобы заключить быструю сделку»[495]. В контексте экономической и медийной революции 1980-х годов Кэмден выполняет роль одновременно симптома и альтернативы философии свободного рынка. Рыночная толпа, одержимая вопросами стиля, представляла хороший пример этого постмодернистского потребительского поворота к тому, чтобы находить смысл и полноту существования в изменчивой поверхностности моды. Как отмечает Макробби, «подростки идут на рынок, чтобы на других посмотреть и себя показать, в первую очередь потому, что определенный стиль лучше смотрится на человеке… нежели на манекене в витрине. Здесь они могут увидеть, как различные предметы одежды сочетаются друг с другом и складываются в целостный образ»[496].

Это отмечали и другие критики. Изобильная и разнообразная толпа Кэмденского рынка невероятно вдохновляла редакторов глянца, стилистов, фотографов, студентов и дизайнеров. В 1986 году французский дизайнер Жан-Поль Готье рассказывал журналу Interview, основанному Энди Уорхолом: «Лондонские улицы мне ближе, чем улицы Парижа, – я ненавижу нищету парижских улиц. Под „нищетой“ я подразумеваю скудость фантазии: каждый хочет быть похожим на другого… каждый хочет быть неотличим от других. Лондон не столько меня вдохновляет, сколько заряжает энергией»[497]. Кристиан Лакруа также усматривал в рыночной культуре Лондона романтический дух свободы. В 1992 году он вспоминал:

Помимо городских видов… и причудливых типажей… Лондон на протяжении долгого времени щедро снабжал меня старой одеждой, тканями всех видов. <…> Мне кажется, что сейчас найти настоящее сокровище стало гораздо труднее… но все-таки можно отыскать жемчужину в навозе… вываленном на обрезок линолеума или на прилавок, которому место не в лавке антиквариата, а на ярмарочной площади. А в уличной толпе уже не встретишь так много дерзких, богатых на выдумки персонажей, как раньше, – на смену им пришли по-континентальному изящно одетые яппи и представители поколения, выросшего при Тэтчер. <…> И все же драгоценности всегда находятся – то и дело глаз выхватывает шляпу с безумным букетом цветов, ботинки сложного оттенка между ядовито– и сахарно-розовым, причудливые пропорции, этнические элементы или волосы, выкрашенные во все цвета радуги[498].