Темная сторона российской провинции - Мария Артемьева

В другой ситуации Леня, скорее всего, не решился бы проявлять настойчивость. Но деваться нам было, по правде говоря, некуда. Автобус, которым мы приехали, шел последним по расписанию — общественный транспорт в здешней глуши нечасто случается. И если мы не найдем ночлега…

Девушка подумала, рассматривая нас в упор, покрутила тоненький хвостик недлинной косы и сказала:

— Да, я знаю. Ну раз так получилось… Проходите, пожалуйста. Я пущу вас во флигель. Только вы не шумите. У меня ребенок спит.

На мой взгляд, она сама была еще вполне ребенок, но, может быть, я ошибался в отношении ее возраста. Под вешалкой в прихожей я заметил детские сапожки. Судя по их размеру, ребенок у Марии был не грудничок — наверное, лет пяти-шести.

Девушка провела нас по коридору, разделяющему теплую и холодную половины избы, через заднее крыльцо к пристройке. Это был маленький сруб в два окна — небольшая комната, разделенная посередине русской печкой.

— Мама топила здесь, так что вы не замерзнете, — без улыбки сказала Мария. — Располагайтесь. Два места на полатях и вот тут диванчик.

Она отдернула занавеску справа и показала нам колченогий продавленный диван, застеленный сверху каким-то истертым ковриком.

— Белье и одеяла я сейчас принесу, а если хотите поужинать — есть горячая картошка и грибы.

— Были б вам очень признательны. — Виктор весь расцвел при упоминании о еде.

— Вы же на уток охотиться будете? — для чего-то уточнила Мария.

— На уток, — кивнул Леня.

— Больше… ни на кого?

— Да вы не волнуйтесь, Мария, мы не браконьеры! — уверил девушку Леня.

— Хорошо.

Она кивнула и уже повернулась, чтобы уйти, но я задержал ее вопросом:

— А есть кто-нибудь из местных охотников, кто подсказал бы нам… С кем тут можно поговорить?

Она посмотрела на меня исподлобья и нехотя ответила:

— У нас одни женщины тут. Еще с войны… Никого мужиков нет. Семьдесят лет прошло, а ничего не изменилось.

Повернулась и вышла, аккуратно притворив дверь. Мы изумленно молчали, глядя ей вслед.

— Интересно, — прервал паузу Виктор. — Если с войны… одни бабы, откуда ж у нее ребенок? Откуда она сама?..

Леня скинул на пол рюкзак, потянулся, распрямляя плечи.

— А ты подумай. Может, дотумкаешь, — сказал он и подмигнул мне. Виктор высоко поднял брови и ухмыльнулся.

Утром мы вышли в лес. Стоял густой туман. Поднявшееся на заре солнце пронизывало его золотистыми лучами, и сырая пелена его скоро сползла вниз, в овраги. Воздух был чист, свеж, и роса, покрывающая желтые перезрелые травы, казалась хрустальной. Мы отправились на озеро, ориентируясь по мелкомасштабной карте и рассказам своего приятеля.

Утки сидели на перламутровой глади озера совершенно спокойно, и нам сразу удалось подстрелить парочку. Потом Виктор бил вставших на крыло уток влет, но дробь из его плохо пристрелянного ружья летела не кучно, и больше в тот день ничего добыть нам не удалось.

Проголодавшись, уже за полдень мы вернулись в поселок. На единственной улочке по-прежнему никого не было, и только пухлый мальчуган лет пяти играл, бросая мячик в стену сарая, недалеко от колодца. Мы догадались, что это и есть сын Марии.

— Привет! А мама твоя где? — спросили мы, подходя к избе.

— Мама на ого-оде, — ответил мальчишка. Он нисколько не дичился нас и горящими от любопытства звериными глазенками разглядывал наши ружья.

— А мы вот ей дичи принесли! — сказал Виктор. — Как тебя зовут?

— Ки-юша, — почесывая ушибленную мячом коленку, ответил пацан.

— Кирюша, значит, ага. Утку тушеную любишь, Кирюша? Вот. Вечером будем утку трескать. — И Леня выложил на траву нашу не слишком богатую на тот день добычу: серую уточку и цветастого крупного селезня. — Смотри, какие красивые!

— Угу, — сказал парнишка. Присел на корточки и с восхищением развернул крыло селезня — изумрудные и синие перья блеснули на солнце. — А вы в сто-ожку пойдете?

— Чего-чего? Что-то не понял я тебя, брат. Какую старушку? — засмеялся Леня.

Кирюша перевел на него бархатные карие глаза.

— Не ста-ушку, а сто-ожку! Все охотники ходят в сто-ожку. Они там охотятся!

— Сторожку, — догадался я. — Чтобы охотиться там, верно?

Про охотничью сторожку за озером мне и приятель рассказывал.

— Нечего там делать, в этой сторожке. Она развалилась давно!

Мы и не заметили, как Мария приблизилась к нам. Она вышла из-за угла избы, отряхивая руки, измазанные в земле.

— А, Мария! Прекрасно выглядите сегодня.

Она действительно выглядела прекрасно: тонкие светлые волосы в солнечном свете казались серебряными, нежный розовый румянец проступил на бледных щеках. Но дежурные Ленины комплименты настолько не подходили к ее скромной естественной красоте, что и сам любезный кавалер выглядел из-за них глупо. По крайней мере, в этом были уверены мы с Виктором.

Мария согласилась ощипать и приготовить нам уток, и мы прекрасно поужинали в теплой дружеской обстановке, почти по-семейному.

Одно меня беспокоило: мы так никого и не увидели в поселке, кроме Марии и ее сына. Что было, конечно, странно.

Но еще более странными были сны, которые приснились мне на полатях печи, где мы по жребию устроились спать с Виктором.

Мне пригрезилось, что среди ночи дверь в избу отворилась, и в комнату вошел медведь. От него густо запахло зверем, мокрой шерстью и лесом. Тяжело ступая, он прошел на середину избы, встал на задние лапы, положил их на плечи Марии и, высунув язык, лизнул ее в щеку, как муж, который целует жену, вернувшись с работы.

— Ш-ш-ш! Они могут проснуться, — шепнула ему Мария.

Медведь обернулся и, увидев, что я лежу с открытыми глазами, зарычал.

На другой день охота не задалась. Для начала мы все трое проспали ранний подъем. Видно, кошмары мучили в эту ночь не одного меня. Из дома мы вышли не в пять, как рассчитывали, а в восемь часов. Зато повидали, наконец, и других обитателей угрюмой деревни. Все это были, действительно, женщины — старые, и молодые, и средних лет. Красивые и не очень, стройные и в теле. Но одно несомненное сходство между ними имелось: испуганные глаза, угрюмые и недоверчивые лица.

Пока мы шли по главной и единственной улочке, они провожали нас затравленными взглядами, стоя возле дверей продуктовой лавчонки. Женщины выстроились там в очередь, чтобы купить хлеб, который должны были подвезти с районной хлебопекарни именно сегодня.

Мы чувствовали себя неуютно под прицелом стольких глаз.

На озере уток мы не нашли. Вообще лес показался пустым. Живность успела попрятаться, пока мы без толку бродили по берегу, шурша камышами.

— А может, правда, сходить к той сторожке, о которой пацаненок говорил? — предложил Виктор, когда мы достигли околицы села. — Неспроста ж ее там рубили и ставили. Может, там места какие особенные? Заяц, например, водится или глухари?

Мы с Леней переглянулись и пожали плечами: в сторожку так в сторожку! Вернувшись уже знакомой дорогой до развилки, повернули не к озеру, а в овраг.

За оврагом начиналось поле, заросшее густо молодыми осинами.

Сторожка была где-то за ним. Мы решили обойти осиновую рощицу справа, но уперлись в непролазные кучи валежника. Тогда мы повернули назад и попытались миновать лесочек по левому краю, но там хлюпало болото, и мы не рискнули соваться в жирную, переполненную после дождей трясину.

— Да что мы крутимся тут? — возмутился Леня. — Вон же эта сторожка, я ее прямо отсюда вижу!

И он указал рукой на действительно маячившие сквозь листву и ветки молодых деревьев черные, обугленные стены заброшенной сторожки.

— И по-моему, там кто-то есть. Слышите? Ходит, бурчит? — навострив уши, сказал Леня.

Мы с Виктором прислушались.

— Это ветер листьями шуршит. Тебе почудилось.

Мы шагнули в лесок и двинулись сквозь ряды деревьев, под их шепот и шелест, разгребая ногами жухлую осеннюю траву. В лесочке пахло грибами и плесенью. Продираясь сквозь чащобу, мы довольно быстро потеряли направление.

Проплутав бездарно и бессмысленно почти час, мы вымотались, проголодались и смертельно возненавидели эту проклятую охотничью сторожку, которую нам так и не довелось отыскать.

Когда мы наконец-то выбрались на опушку, оказалось, что очутились мы в точности в том самом месте, откуда и входили в этот лес. Оно и хорошо, конечно, иначе мы бы совсем потерялись. Но, очутившись снова на той же тропинке, мы долго собственным глазам не верили: как так? Неужто опять здесь?

Но разбираться в этой загадке никому из нас уже не хотелось. Обсудив наскоро необычную ситуацию, решили поскорее отправиться домой.

К деревне подходили уже в сумерках.

И тут Виктор остановил нас.

Вскинув руку испуганным жестом, он прошипел:

— Стойте! Смотрите туда! Трава… Видите?