Супермодель в лучах смерти - Михаил Рогожин

— И даже убивали, — усмехнулся Павел.

В глазах Леонтовича промелькнула настороженность.

— Пожалуй, они хотели просто отвлечь тебя. Но в любом случае, это тебе информация для размышлений. Единственная просьба, сам понимаешь, рассказанное остается между нами. Я не боюсь всяких там Лавров и Маркеловых. Я слишком знаменит, чтобы на меня наезжать, но участвовать в подобных разборках мне претит.

Павел широко улыбнулся и с самым беззаботным выражением лица согласился с шоуменом.

— Скорее всего, твоя версия точна. В то время я вел себя не лучшим образом. Приставал к Татьяне, преследовал ее, надеялся вернуть. Возможно, эти десять тысяч были чем-то вроде отступного. Только я тогда этого жеста не понял. А сейчас, выслушав тебя, прихожу к такому же мнению.

Напряжение слетело с физиономии шоумена. Он довольно улыбнулся и посоветовал:

— Забудь об этом. Девчонку мою ты уже подснял. Говорят, даже одел с ног до головы… Видел, видел костюмчик. Только не проси никаких призов. Все давно расписано. Да ей, в общем-то, и на первый ряд рассчитывать бесполезно. Есть экземпляры хай-класс. Но я тебя понимаю. Мне самому эти задницы-передницы вот где сидят.

Павел уже не радовался своему вчерашнему широкому жесту. Молва быстренько без него его женила. Оправдываться, значит, вызывать понимающие улыбочки и насмешки. Так, одной любовницей у него стало больше.

Леонтович встал, ссыпал оставшиеся орешки в ладонь и грустно признался:

— Лучше, граф, еще десять тысяч тебе проиграть, чем сейчас объясняться с этими мартышками, не понимающими обычного человеческого языка.

Он медленно пошел мимо столиков, вяло пожимая приветливо тянущиеся к нему руки.

Павел погрузился в глубокую задумчивость. Слишком серьезна была полученная информация. Как будто кто-то нарочно подбрасывал ему мысли о причастности Маркелова. Но для чего Маркелову убивать Павла? Неужели из-за Татьяны?

Бармен высоким голосом, перекрывавшим шум посетителей, крикнул по-английски:

— Мистера Нессельроде ждет в баре «Сафо» дама.

Павел подошел к нему.

— О, мистер, вам следует подняться на правом лифте вверх. И по коридору направо. Верхняя палуба.

Павел не удивился, когда вошел в небольшой уютный бар с кожаными диванами и мягким светом настольных ламп. Он увидел Татьяну. Подсознательно граф постоянно находился в ожидании, готовый в любую минуту броситься на ее зов. Он не собирался ни в чем ее упрекать, ревновать или просить. Только обнять и почувствовать ее запах.

Она сидела раскинувшись на диване в широкой, разложенной веером малиновой юбке и в белом корсете. Покатые белоснежные плечи были развернуты к спинке дивана. Голова с забранными наверх и зашпиленными розовым бантом волосами слегка склонялась набок. Лицо выражало задумчивость и покорность. Синие, глубоко посаженные глаза томно и влажно косили в сторону входа.

Павел на секунду замер, не в силах пережить охвативший его восторг. Он не знал, зачем она его позвала, но возможность наконец-то побыть с ней вдвоем наполнила душу юношеским восторгом.

Возле ее ног лежал случайно оброненный малиновый пиджак. Павел подошел, нагнулся, чтобы его поднять, и ощутил на своей голове легкое прикосновение ее руки. Не поднимаясь с колена, он вскинул голову и поцеловал приласкавшую его ладонь.

Татьяна засмеялась тихим, провоцирующим смехом. Павел дотронулся до ее скрещенных ног и принялся целовать колени. Она волевым жестом заставила его подняться.

— Граф, довольно. Вокруг люди. Сядь напротив, а то помнешь мне юбку.

Павел беспрекословно подчинился. Он смотрел на нее горящими глазами и не мог произнести ни слова. Недавние презрение, обиды, проклятия исчезли, испарились под ее ласковым извиняющимся взглядом.

— Я так давно не видела тебя вблизи…

— Я тоже, — как в угаре ответил он.

— Все еще дуешься на меня?

— Просто не верю, что наши отношения закончились, — признался откровенно граф.

— Глупый, зачем я тебе нужна? Старая, больная женщина. Маркелов и тот скоро прогонит, — печально, на коротком прерывающемся дыхании произнесла она.

Павлу стало бесконечно жаль ее. Он не мог видеть ее страдания. Татьяна поднесла руки к глазам и тут же взмахнула ими, словно вытерла накатившиеся слезы. После этого улыбнулась одной из своих очаровательных улыбок и воспряла духом.

— К черту! Не будем о грустном! Все только и говорят о твоем романе с молоденькой конкурсанткой.

Так вот почему она его позвала! В ней заговорила ревность. Значит, не все потеряно. Ей не хочется его отпускать. Себе, как всякая эгоистка, Татьяна позволяет все, но от других упрямо требует соблюдения добровольно взятых моральных обязательств по отношению к ней.

Павел виновато улыбнулся и хотел уже объяснить случившееся с Ним и этой девчонкой, но Татьяна повелительным жестом остановила его.

— Никаких оправданий. Все мужчины таковы. Ты не исключение.

Павел готов был броситься на колени и с жаром доказывать, что никогда никакая девчонка не сможет сравниться с ней. Татьяна снивелировала его порыв просьбой принести что-нибудь выпить.

Он с трудом поднялся, почувствовав, как на нервной почве разболелась нога, и, прихрамывая, пошел к стойке бара. Когда он вернулся с бокалом шампанского и пивом, Татьяна заметила:

— Ты зря ходишь без палки. Она придает тебе романтический шарм. Хотя увиваться за юными особами лучше без нее. Как тебе не стыдно, граф. В то время, когда в тебя по уши влюблена серьезная, благородная, красивая, понимающая толк в любви женщина, ты просто плюешь на ее чувства, издеваешься над ее желаниями…

Павел не верил своим ушам. Он не предполагал, что Татьяна способна на подобные признания. И буквально опешил.

— А между тем, граф, ничто так не возвышает мужчину, как чувство зрелой женщины.

Павел торжествовал. «Неужели она возвращается к нему? Сейчас, здесь, на корабле?» — промелькнуло у него в голове. Оказывается, вся эта интрижка с Маркеловым была нужна лишь для того, чтобы стать президентом круиза и вернуться к нему, Павлу. Он с обожанием посмотрел на Татьяну. И в глубине души успел пожалеть Илью Сергеевича.

На губах Татьяны блуждала порочная улыбка. Ложбинка над губой покрылась испариной. Она снова превратилась в ту же манящую страстную любовницу, от которой он был без ума.

Павел решил без всяких слов взять ее за руку и немедленно отвести в свою каюту. И пусть Маркелов носится в поисках по всему кораблю. Из каюты Павел выпустит ее не скоро…

Татьяна протянула руку и широкой ладонью провела по его лицу.

— Таким ты мне нравишься гораздо больше. И не смей заглядываться на давалок Леонтовича. Ты достоин другой женщины… — Она устремила напряженный взор мимо Павла на вход в бар и с облегчением воскликнула: — А вот и она!

Павел невольно оглянулся и увидел входящую Пию, жену Апостолоса.

— Хеллоу! — смущенно улыбнулась она.

Павел встал, поприветствовал ее и предложил сесть рядом с собой, так как противоположный диван почти весь был занят юбкой Татьяны.

— Что будете пить? — стремясь скрыть досаду за маской учтивости, спросил он.

Пия растерянно посмотрела на Татьяну. Та протяжно ответила:

— Разумеется, шампанское.

Павел отошел к бару. А Татьяна зашептала по-французски:

— Я провела с ним беседу. Он и не собирается крутить роман с этой девчонкой…

— Боже, Таня, так неудобно… — Пия смутилась еще сильнее.

— Глупости, он сам мечтает о серьезных отношениях со зрелой, красивой женщиной. Предоставь мне доиграть все до конца. Ты появилась, что называется, на реплику.

Павел, ожидая, пока бармен откроет бутылку французского шампанского, соображал, как бы побыстрее отвязаться от этой греческой дамы и увести Татьяну. При этом злился на то, что слишком неуверенно вел себя. После первых же слов следовало хватать ее и тащить в каюту. А там уж им никто не сумел бы помешать. Но вся сложность заключалась в том, что Татьяна при желании запросто парализовала его волю. Он становился нерешительным и послушным.

Когда Павел вернулся с шампанским, женщины таинственно молчали. Испытывая некоторую неловкость, он предложил выпить за очарование и элегантность Пии, которые присущи исключительно женщинам, способным на высокие чувства.

— Вот видишь… — кивнула Татьяна новой подружке и вылила.

Пия покраснела и ответила Павлу странным взглядом.

Павел поставил бокал на стол и стал прикидывать, как бы побыстрее отделаться от жены Апостолоса.

— Адмирал, очевидно, страшно занят, — начала разговор Татьяна.

— Да. К сожалению, я привыкла к этому. Уже много лет мы живем странной параллельной жизнью. Он когда-то был страстно в меня влюблен. Но его всегда бесило то, что я единственная дочь очень богатого и уважаемого человека в Греции. Вместо того, чтобы заботиться о наших чувствах, он с головой ринулся в бизнес, мечтая о большем богатстве, чем имел мой отец. Его постоянная работа отдалила нас и сделала, по сути, чужими людьми. Я привыкла к одиночеству, и душа моя пуста.