Когда риск - это жизнь! - Карло Маури

Стоим на якоре три дня, приводим в порядок груз и по-новому устанавливаем рули. 26 ноября, после обеда, снимаемся с якоря и идем вниз по течению. Поначалу все кажется прекрасным, и мы наслаждаемся солнцем в небе, пальмами на берегу, приятным общением со спутниками. Однако рули по-прежнему тяжелы, ими едва удается править, так что придется снова где-то приставать и обтачивать их: в открытом море настоящие волны разнесут всё в щепки. Останавливаемся между большой бумажной фабрикой и нефтеперегонным заводом, между пылающими огнями и издающими неприятный запах пенными отбросами; они плывут по Шатт-эль-Арабу и засоряют корпус «Тигриса». С помощью подъемного крана бумажной фабрики снимаем рули, и советский плотник Дмитрий два дня рубанком и топором обтесывает их. Кроме него нам помогают техники этого предприятия. Все они европейцы, приехали в Ирак помогать его гражданам в создании технологического прогресса.

29 ноября.

Снова снимаемся с якоря. Пена бумажной фабрики сопровождает нас. Она, кстати, заражает воду, которую пьют здешние жители. Сегодня на ужин у нас космические продукты. Их привез Юрий, советский врач, занимающийся у себя на родине космической медициной.

Продукты готовы к употреблению в пищу, а некоторые, например шоколад в кубиках, можно есть прямо с оберткой, которая легко усваивается организмом,

29 ноября.

Миновали разводной мост Басры, а также портовую зону с большим количеством кораблей. Все они трогательно приветствуют нас сиренами.

Сели на мель и всю ночь провели в безуспешных попытках сняться с нее. Наконец к рассвету докатившийся до Шатт-эль-Араба прилив приподнял наше судно, и не без помощи буксирного катера мы стронулись с места.

Проходим Абадан, нефтяную столицу страны Ирана, объятую дымом и огнем нефтеперегонных заводов. Огромное пространство персидского побережья занято нефтяными резервуарами. Целые караваны танкеров загружаются у причалов черным золотом. Речная вода тоже черного цвета.

1 декабря.

Вчера вечером прибыли в Фао, последний иракский порт на Шатт-эль-Арабе. Толпа приветствовала нас аплодисментами. Оказывается, радио и телевидение Ирака неоднократно сообщали о плавании «Тигриса», и все о нас знают. С другого берега канала молча взирают на нас иранские жители, не понимая, кто мы такие и что за непонятная посудина служит нам кораблем. Иранские средства информации молчат о нашем плавании, и потому людям на другом берегу ничего про нас не известно. Ирак не в ладу с Ираном.

У Нормана, Асбьёрна, Тору и Норриса по-прежнему высокая температура. Их желудки, по-видимому, привыкли к гомогенизированным, пастеризованным продуктам питания, и антитела не в состоянии совладать с микрофлорой естественной пищи. Между отдельными членами экипажа наблюдается некоторая несовместимость, вызванная различным образом мышления, что, в свою очередь, обусловлено различной культурой и воспитанием.

2 декабря.

На рассвете покидаем Фао. Течение Шатт-эль-Араба быстро уносит нас вместе с отливом к устью, к тому же нам помогает легкий ветер с севера. Около 9 часов утра выходим в залив и медленно движемся в нужном направлении. Весь рейд занят десятками кораблей, ожидающих, когда освободятся иракские и иранские порты. Проходим между сигнальными буями. К полудню меняется направление ветра, наступает время прилива, и нас начинает сносить обратно. На помощь «Тигрису» приходят моряки с советского корабля, подошедшие на катере поприветствовать Юрия. Бросаем им длинную веревку, связанную из нескольких поменьше, чтобы привязали ее к бую, который у нас по носу. Течение тут же относит ладью далеко от буя, и русские изо всех сил гребут, чтобы добраться до него. Когда они наконец привязывают к бую нашу двухсотметровую веревку, мы замечаем, что она развязалась посередине. Кто знает, что теперь с нами станется… Советские моряки на катере, которым они управляют при помощи хитроумной системы блоков, уходят к себе на корабль и возвращаются уже на нем — огромном «Славске» из Одессы. Они берут нас на буксир и отводят на свое место на рейде, после чего приглашают всю экспедицию поужинать на «Славске».

Я остаюсь на «Тигрисе» дежурным. Неподалеку с греческого судна доносится народная музыка. Такое впечатление, будто сидишь где-то на площади. Со «Славска» спускаются проведать меня моряки с угощением. Они в восторге от «Тигриса» и уносят с собой на память несколько кусочков тростника берди, из которого связана наша ладья. К полуночи возвращаются на «Тигрис» мои друзья. Они договорились с капитаном «Славска», что тот за ночь отбуксирует нас к югу, подальше от приливов с отливами.

Идем на буксире до 7 часов, затем «Славск» останавливается, его экипаж приветствует нас, и корабль уходит. Земли больше не видно, мы в открытом море. «Славск» удаляется, а мы движемся уже при помощи собственного паруса. Ветер неожиданно задул в противоположном направлении, с востока, и нас сносит к западу. Все связки и сочленения «Тигриса» трещат так, что становится страшно. От качки кажется, что судно вот-вот перевернется. Из-за того, что приподнимается мачта, мы вынуждены как следует натянуть ванты и установить дополнительные. Некоторые члены экипажа страдают морской болезнью: они никогда прежде не нюхали моря. Ничего, со временем привыкнут.

Настоящее плавание, по сути дела, начинается только сегодня, и мы еще теряемся от всяческих неожиданностей.

Рулевые весла оказались довольно тугими — здесь почти все тугое, жесткое, неудобное. В общем-то, в древности именно так и было; мы, современные люди, оттого и мучаемся, что на «Тигрисе» не нашла применения технология, сводящая на нет трение в узлах.

Мне стоять на вахте с 20 до 22 часов вместе с Германом, который страдает морской болезнью. Так и не удается с точностью установить, где мы находимся и куда движемся. В неспокойном море фосфоресцирует планктон, ветер свистит в бамбуковых жердях рубки, где спят мои товарищи. Славно спится во время бури. Об опасности вспоминаешь только на вахте у руля. Но едва сбросишь с плеч груз ответственности, как снова море по колено.

Около 21 часа замечаем световую точку, которая то гаснет, то зажигается вновь, и Норману удается установить наше возможное местонахождение. Удается также с большой степенью вероятности предположить, что мы в районе Кувейта, а свет идет от маяка на острове Файлака, где уже в шумерскую эпоху был порт. Решаем подойти к острову с наветренной стороны. Фонариком освещаю морскую воду и замечаю в ней песок. Неужели мы действительно вблизи от берега? Медленно (на наше счастье) приближаемся к маяку. Слышно, как волны разбиваются о рифы. Напоремся на риф — и прощай эксперимент с шумерским плаванием! Море неожиданно успокаивается. Может быть, мы под прикрытием острова?