История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов

В отличие от 1921 г., засухи на этот раз не было, погода была нормальной. Но урожай оказался скудным. Неурожай зерновых охватил центральную и южную часть Украины. Это обусловило решение правительства снизить план хлебозаготовок на 1932 г., однако даже сниженные нормативы сдачи сельхозпродукции оказались неподъемными для украинских крестьян. За осень 1932 г. колхозы сдали государству лишь 60 % от запланированного объема зерна. В Москве это расценили как саботаж плана хлебозаготовок. Прятавших зерно крестьян подвергали жестоким пыткам. Партийцев, отказывавшихся участвовать в насилии, немедленно исключали из партии. Сталин направил на места чрезвычайные уполномоченные комиссии по хлебозаготовкам: на Украину – во главе с Вячеславом Молотовым, на Северный Кавказ – во главе с Лазарем Кагановичем, в Поволжье – во главе с Павлом Постышевым. Чрезвычайными хлебозаготовками и изъятием скота в Казахстане руководил первый секретарь этой огромной автономной республики РСФСР Исайя Исаакович Голощекин (товарищ Филипп), который в 1918 г. был военным комиссаром Уральской области и лично организовывал убийство Императора и членов его семьи.

Молотов взялся за дело с невиданной энергией. С 1 ноября 1932 г. по 1 февраля 1933 г. под контролем Молотова на Украине было дополнительно собрано более 100 млн пудов зерна. К концу зимы в республике практически не осталось наличных запасов хлеба. Более того, власти начали отбирать у крестьян, не имеющих зерна, другие продовольственные запасы. В продиктованном Молотовым постановлении Совнаркома УССР «О мерах по усилению хлебозаготовок» от 20 ноября 1932 г. был пункт о применении «натуральных штрафов». Речь шла об изъятии мяса у тех колхозов, которые задолжали по хлебозаготовкам. На Украине развернулся продовольственный террор.

В условиях суровой зимы и полного отсутствия альтернативных источников питания действия партийных и государственных руководителей УССР вызвали гуманитарную катастрофу невиданного масштаба. Голод поразил наиболее плодородные районы Украины – центр и юг. Смертность от недоедания началась уже в первый месяц работы молотовской комиссии, однако власти усиленно делали вид, что ничего не происходит. Председатель ЦК КП(б)У С. Косиор писал Сталину, что «всяческие разговоры о «голоде» на Украине надо категорически отбросить». Украина была переведена на блокадное положение. По периметру границ охваченных голодом областей разместили войска НКВД. В поездах и на железнодорожных станциях сотрудники ГПУ обыскивали багаж пассажиров и конфисковывали продовольствие. Расширялась практика занесения особо «непокорных» сел в так называемые «черные списки». «За явный срыв плана хлебозаготовок и злостный саботаж, организованный кулацкими и контрреволюционными элементами», ряд населенных пунктов полностью лишались подвоза продовольствия, колхозная и государственная торговля в них сворачивалась, колодцы с водой запечатывались, и у них выставлялась стража. Тем, кто не сдал хлеб, не давали и воду.

Историческая справка

Наиболее тяжкие формы голодомор принял в центральных районах Украины. Свидетельства очевидцев описывают народные бедствия гораздо нагляднее, чем малоинформативные официальные документы. «Какой голод, спрашиваете, был? То, что ели собак и кошек, – мелочь. То, что дохлятину из скотомогильника таскали так, чтобы власти не видели, – тоже ерунда. В разгар зимы начали мертвецов выкапывать и есть, а потом и за живых взялись. Чегринец украл у Сахнихи мальчика, зарезал и съел. Хороший парнишка был, Панасиком звали. Только ручки его мать и нашла – под порогом лежали», – рассказывал украинским журналистам житель одного из сел Сумской области. Сохранилось множество других рассказов свидетелей тех трагических событий. «Ели кору деревьев и почки, которые тогда только начали появляться на деревьях. За зиму съели почти всех собак и кошек. На улице каждый день лежали новые трупы людей», – вспоминал житель Днепропетровской области. Ужасные события происходили на Полтавщине. Житель большого села Кротенки утопил в колодце своего единственного ребёнка: он не смог перенести вида его физических страданий. Мёртвых каждое утро собирали по домам как мусор. Хоронили умерших вповалку в братских могилах, причем трупов было столько, что они не умещались в выкопанные ямы. В Киевской области от голода вымирали целые села. Жительница одной из деревень Переяславского района свидетельствует: «Люди ели всякую гадость. Что сдохнет, то и съедали. Дрались за дохлую лошадь. Несет человек кусок мяса и ест, а вокруг рта все в крови. На реке погибла рыба. Люди ее выловили и протухшую съели…Одна женщина съела свою маленькую дочку. Другая повесилась уже когда появился хлеб: у нее с голоду умерли двое или трое детей». В селе Пологи того же района людоедство приобрело массовые масштабы. Дошло до того, что приходилось охранять кладбища. Страшный голод поразил и Южную Украину.

Улицы сел Херсонской области были завалены трупами. Люди ели траву, коренья. Из коры деревьев варили кашу. В Нововоронцовском районе голодающие разграбили склад с кукурузой. Наевшись испеченных из кукурузной муки лепешек, несколько десятков человек умерли на месте от заворота кишок. Из деревни бедствия голодомора перекинулись в города. Жители Киева вспоминали, как толпы опухших от голода крестьян наполнили улицы города, где они надеялись найти работу и получить паёк. Удавалось это единицам. Остальные умирали сотнями. Они лежали прямо под открытым небом. Крестьян отлавливали специальные наряды милиции. Их бросали в грузовые машины и вывозили за пределы Киева.

Именно голод и выморачивание, а отнюдь не заготовка хлеба и прочих продуктов питания, были главными целями большевиков во время этой кампании. Дмитрий Гойченко вспоминает, например, образцовую свиноферму, поставлявшую элитное мясо в Киев и местным чекистам. Свиней кормили чечевицей, о которой умирающие от голода крестьяне могли только мечтать. Крестьяне стали приходить к ферме в то время, когда выносили свиной кал. Из него они выбирали недопереваренные чечевичные зерна и ели их. Когда местные чекисты это увидели, они отдали приказ измельчать чечевицу, прежде чем давать ее свиньям. Случай этот относится к 1933 г. (Д.Гойченко. Сквозь раскулачивание и голодомор. С. 239–241).

Искусственный голод 1932/33 г. охватил не только Украину, но и Поволжье, Северный Кавказ, Южный Урал, Среднюю Россию, Казахстан. И здесь ели лебеду, кору и корни, и здесь было людоедство. Статистическое ведомство жаловалось на «недоучет смертности», так как сотрудники загсов были не в силах сосчитать трупы или сами вымерли от голода. Голодающие губернии были оцеплены войсками ОГПУ. ОГПУ не пускало голодных крестьян на станции и к путям железных дорог, не пускало в крупные города, где еда была вполне доступна. Сами сотрудники спецотрядов и заградительных отрядов НКВД на глазах у умирающих с голода людей устраивали попойки и пиры, а потом шли вычищать последние зернышки из крестьянских амбаров.

В это же время начался новый этап политики расказачивания. Уже к 1926 г. на Дону осталось не более 45 % от былого казачьего населения, в других войсках – 25 %, а в Уральском войске – 10 %. Но большевикам и этого показалось мало. В 1932–1933 гг. в казачьих областях на Дону и Северном Кавказе была введена система «черных досок», автором идеи которых был секретарь Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев. На станицы накладывались непомерные нормы хлебозаготовок, которые выполнить было невозможно. После того, как план не выполнялся, станицу заносили на «черную доску» и лишали последнего куска хлеба, обрекая ее население на голодную смерть. С ноября 1932 по январь 1933 г. Северо-Кавказский крайком ВКП(б) занес на «черные доски» 15 станиц – 2 донские и 13 кубанских. Так, например, в станице Незамаевской на Кубани из 16 тыс. человек после 1933 г. осталось не более 3,5 тыс. И подобная статистика прослеживается практически по всем казачьим войскам. Всего за годы Гражданской войны, двух голодоморов и репрессий 30-х гг. было физически уничтожено до 70 % казаков.

Свидетельство очевидца

«Ночью Зайцев вызвал к себе председателей колхозов. Меня всегда выгонял из комнаты и говорил: «Иди лучше девок пощупай»! А я был тогда любопытный – под окно, да подслушиваю, – не понимал, что он меня мог запросто застрелить. Вызовет председателей колхозов и спрашивает:

– У тебя сколько сегодня сдохло?

– 70 человек.

– Мало. А у тебя?

– 50 человек.

– Мало!

Слушаю за окном и не могу поверить. Волосы дыбом встают. Вечером соберемся в нардоме с Ваней Гуденко, говорим, думаем, что же это творится? Ведь это же Советская власть! Такого при царе не было! А кому скажешь – некому! В 34-м Зайцева забрали. Оказался и он «врагом народа». А в станице из 18 тысяч осталось пять с половиной или шесть с половиной тысяч людей. Остальные – больше 10 тысяч – вымерли». – И.Д. Варивода. И я мог бы стать «врагом народа» // Станица. 2001. № 1 (34). Янв.