Основной закон-2 - Дмитрий Николаевич Матвеев

не сможет, не умеет она горлом брать. Клокотала в душе ненависть к этой бабке и ко всем остальным, что наслаждались сейчас её унижением. Точила досада на себя: расслабилась, размякла, не разглядела ловушки.

Бабка тем временем выдохлась. Замолчала на секунду, набирая воздуху в грудь перед следующим залпом. Тут Вероника шагнула вперед, поймала взгляд склочной старухи. И, не давая ей времени опомниться, изо всех сил постаралась передать всё, что она сейчас чувствовала: всю черноту, что клубилась в душе, всю свою злость, искреннее желание свернуть цыплячью, обвисшую морщинистыми складками, шею. И готовность сделать это, невзирая на все последствия.

Бабка дрогнула, испугалась, поперхнулась собственным ядом и надрывно закашлялась. Вероника же обвела взглядом собравшихся вокруг тёток. С глубоким внутренним удовлетворением отметила, как сползают с лиц довольные ухмылки. Молча сделала шаг вперед, и злоязыкая, алчная до чужих тайн бабская стая расступилась, освобождая проход.

Такая же прямая, с поднятой головой, Вероника размеренным шагом пошла по улице. До угла, до поворота на ведущую к дому дорогу надо было прийти каких-то полсотни метров. Минута, две – не больше. Не дали. Едва стих позади кашель, как в спину прилетело истошное:

- Ведьма!

И сразу вдогон впечаталось меж лопаток почти физически ощущаемое клеймо:

- Потаскуха! Шалава!

Может, и стоило бы ответить, да не машут кулаками после драки. И лишний раз мараться в дерьме тоже не хотелось. И поворот был совсем рядом. Вероника лишь напряглась, чтобы не дрогнуть, не сбиться с шага, не смазать финал стычки. И только углубившись в лес, где с гарантией не было никого постороннего, отпустила себя. И будто ожидая этого момента, из глаз потекли слёзы.

Вероника жаловаться не собиралась. Пять километров – это час быстрым шагом, а если не спешить, то и все полтора. Она успела успокоиться, умыться в ручье, даже вновь начала улыбаться, но Валерик всё равно заметил. Не сказал ни слова, не стал жалеть и утешать, за что девушка была ему благодарна. И так бы этот эпизод остался лишь мимолётным эпизодом, жизненным уроком на будущее, если бы через день не раздался поутру стук в калитку. Громкий, настойчивый, нахальный.

Валерик занимался очередным стариком, приехавшим от Трофимова, и Вероника пошла открывать. Перед калиткой стояла давешняя тётка, та, что была в зеленой кофте. Только нынче она приоделась: старомодное платье, почти новый жакет, слегка потёртые туфли для разнообразия надеты на капроновые гольфы. Даже прическа мало-мальская сделана, даже губы помадой накрашены. В руках древняя дерматиновая сумка с облезлыми, замотанными изолентой, ручками.

Едва калитка приоткрылась, как тётка сразу же шагнула вперед, не позволяя вновь её захлопнуть. Вероника вполне могла бы в два удара её выставить, но начался бы шум, вопли. А у них пациент. Тётка же, отпихнув пузом преграждавшую ей путь девушку, уверенно направилась к дому. Шла вразвалочку как по собственному двору, деловито оглядываясь по сторонам.

После секундного раздумья, Вероника решила, что бить хамку не будет. Но и в дом не пустит. А потому, защелкнув калитку, метнулась вперед и встала на крыльце, преградив незваной гостье дорогу. Та и впрямь задержалась, но ненадолго.

- А ну отойди! – приказала тётка.

Громко, как привыкла. Слово «шалава» вслух сказано не было, но явно читалась в глазах. Вероника в ответ говорить ничего не стала, лишь продемонстрировала всем понятный жест: левую руку, отмеренную до локтя ребром правой ладони.

- Ах ты сучка! – прошипела тётка и в голос добавила:

- Быстро пропустила!

- У себя в огороде командуй, - вполголоса парировала Вероника, не сдвинувшись ни на миллиметр.

- Не к тебе пришла! – не сдавалась визитёрша.

И внезапно заголосила:

- Ой-ой-ой! Моченьки моей нет! Ой спасите, помираю!

И лицо сразу сделала такое, чтобы никто не усомнился: вот еще минутка – и точно помрёт.

На вопли выскочил Валерик. Тётка, едва его увидев, сразу прекратила верещать. Растянула губы в слащавой улыбке и залебезила:

- Дохтор, у меня третьего дня тут вот закололо. Да так, что ни вздохнуть ни охнуть. Вы бы посмотрели, да таблетку какую прописали. А то ведь моченьки нет, так в боку колет.

И потихоньку, мелкими шажками принялась подбираться к дверям, рассчитывая заскочить внутрь, пока сопляк-доктор думает. Но уже на втором шажке у неё над ухом прогремело:

- Вон отсюда, симулянтка!

И указательный палец доктора обозначил конкретное направление.

Тётку эта фраза притормозила лишь на пару секунд.

- А вот не уйду!

Она вбила каблук туфли в утоптанную щебенку перед крыльцом.

- Я свои права знаю! Я пациентка, к дохтору пришла. Ты меня осмотреть должен и лечение назначить. Пускай меня в кабинет, а то быстро в минздрав жалобу настрочу!

Валерик понимающе кивнул. Повернул голову к помощнице. Только и спросил:

- Она?

Та, отчего-то смутившись, кивнула.

- Тогда открывай ворота. Быстро.

Вероника почуяла: не время задавать вопросы, время действовать и бегом сорвалась выполнять порученное. Валерик же начал делать странное: заглянул тетке с одного боку, с другого. Пробормотал себе под нос:

- Ишь ты, пациентка!

Двинулся, вроде бы обойти незваную гостью кругом, но, едва оказавшись у неё за спиной, ухватил двумя руками за ворот, приподнял и быстро понёс к воротам.

- А-а-а! – заверещала тётка. – Я жалобу! В минздрав! Я…

Валерик поставил скандальную бабу на землю за воротами. Та быстро повернулась лицом к обидчику.

- Я… - начала было старую песню.

Валерик ухватил её за подбородок вздернул голову и уставился ей в глаза.

- Хоть президенту пиши, - холодно произнес он. - Ещё раз на глаза попадёшься – прокляну. Здесь появишься – домой не вернешься. Всё ясно?

Губы у тётки затряслись, она часто закивала, не в силах вымолвить ни слова.

- А теперь пошла прочь, и чтобы даже дорогу сюда забыла!

Что померещилась местной скандалистке, так никто и не узнал. Но сразу по возвращении она отправилась в поселковую церковь, наставила свечек каждому святому без разбора и долго молилась непонятно кому непонятно о чём, мучительно вспоминая давно и прочно забытые слова.

***

Весь остаток дня Вероника молчала. И лишь вечером, обняв ладонями кружку с чаем, сказала:

- Спасибо.

Сделала паузу, зябко передернула плечами, отпила из кружки.

- Я первый раз в жизни столкнулась с беспомощностью. То есть, теоретически я могла бы тётке этой по морде настучать и на пинках её вынести, а практически - нет. Потому что в этом случае конкретно так подставлялась, как говорится,