Литературная Газета 6302 ( № 47 2010) - Литературка Литературная Газета

Что там чернеет на дальнем холме?

Грешного мира обломки.

***

Каплет небесный с ветвей корвалол –

Вылечит в одночасье.

В парке картавый парламент ворон

Всё не придёт к согласью.

Мысль отлетает шагов на шесть,

Тычется, как слепая,

Пробует выпутаться, звенеть,

Падая и взлетая.

Критиков необязательный труд,

Их пересуд подробный.

Счастье, коль ноги тебя унесут

Прочь от себе подобных.

Если дыра – промолчи в дыру,

Не удержавши деву.

Самое лучшее – подобру

Кануть в свои пределы.

Но не страшит переход  т у д а,

Так же как встреча с чудом.

Я ведь на время прислан сюда,

Я целиком  о т т у д а.

Не потому ли во тьме изъян,

Спит телефонная будка,

И не звоню по ночам друзьям,

Жив, но умер как будто?

***

Не ломись в тюрьму, не целуй замки,

Не просись к теням на постой.

Брешь в душе терновым кустом заткни,

Родниковой залей водой.

Я смотрел на смерть сквозь дыру

в судьбе,

Мне лорнетом служил капут.

Я подсуден Вышнему лишь Судье.

Он-то знает – зачем я тут.

Если смерть – зачем? Для чего она,

Если некому выть по мне?

Для чего тогда эта жизнь дана,

Где и жил-то я не вполне?

Погляди вокруг – ни моей вины,

Ни моей родни, ни жены.

Долистать успеть этой жизни сны,

Ибо мне минуты тесны.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Александр ШИЛОВ: Стремление к совершенству – это путь

Московский вестник

Александр ШИЛОВ: Стремление к совершенству – это путь

ПАЛИТРА БЕЛОКАМЕННОЙ

Александр ШИЛОВ: Стремление к совершенству – это путь, которым художник должен идти всю свою жизнь

Создавая историю нашей России в лицах с любовью и ответственностью, он пишет своих современников – солдат Великой Отечественной и других, не менее крово­пролитных войн, простых землепашцев и выдающихся артистов и писателей, одиноких старух, в глазах которых сосредоточены вся мудрость и доброта, а также женские портреты, пейзажи, натюрморты и жанровые картины. Портреты, созданные его кистью, – не остановленное мгновение, а судьбы людей, из которых складывается наше время. О трудном призвании служить настоящему искусству, об уроках быстротекущей жизни и о ценностях, которые человечество испокон веков считало непреложными, мы беседуем с человеком, чьим именем даже названа планета, – народным художником СССР, академиком Российской академии художеств Александром Шиловым.

– Нередко человек, оправдывая несложившуюся жизнь, говорит, что причиной тому трудное детство. Вы родились в 1943-м. У детей войны лёгкого детства не бывает, но жизнь вашу никак не назовёшь неудавшейся…

– Я появился на свет в Лиховом переулке: двадцатиметровая комната в коммунальной квартире, где кроме нас жили ещё шесть семей. И в этой комнате – я с сестрой, мама и две бабушки. Жили мы очень трудно, мама с бабушкой решили выменять комнату поменьше, чтобы за разницу в площади получить доплату. Нашли обмен, но их обманули. Никаких денег родители так и не получили, а мы впятером оказались в двенадцатиметровой комнатушке. А потом родился ещё и младший брат.

– В детстве рисует практически каждый ребёнок, но не каждый становится художником.

– Я очень любил рисовать, но первым в изо­студию Октябрьского дома пионеров записался брат. И вот однажды утром (тогда в каждой квартире висел репродуктор) в «Пионерской зорьке» сообщили, что самым юным победителем всемирного конкурса детского рисунка, который проходил в Австрии, стал Серёжа Шилов. Ему было семь лет, композиция называлась «Полёт на Луну». В семье был настоящий праздник, и в школе его все поздравляли. Вот тогда мне соседи сказали: ты тоже любишь рисовать – записывайся в студию. Мне было уже 13, вот они и сыграли на моём честолюбии. Я записался. И судьба распорядилась так, что я остался верен своему увлечению, а брат попал, как тогда говорили, в дурную компанию (что неудивительно – росли-то мы без отца) и рисовать бросил. Когда вернулся из армии, очень жалел. Я пытался на него повлиять, но дальше сожалений дело не шло: он всё время находил причины, чтобы не заниматься. А я, пока позволял пионерский возраст, умудрялся рисовать и утром, и вечером – в студии занятия шли в две смены.

– Но целиком отдаваться своему увлечению не получалось?

– К сожалению. Когда стал постарше, чтобы помочь матери, пошёл работать. Профессии у меня не было – работал грузчиком. Сначала на швейной фабрике, потом на мебельной, потом – на винном заводе. А вечерами учился в школе рабочей молодёжи. Но рисовать не бросал, хотя было очень тяжело: спина болит, в сон клонит, есть хочется, держать в руках кисть или карандаш почти невозможно – рука после целого дня напряжения не чувствовала карандаша и кисти.

– Но после школы рабочей молодёжи вы поступили не куда-нибудь, а в Суриковский институт.

– Не сразу, но поступил. Мои работы смотрели президент Академии художеств Владимир Александрович Серов, академики Александр Иванович Лактионов и Алексей Михайлович Грицай, и все пришли к выводу, что мне надо поступать в институт и серьёзно учиться. На четвёртом курсе я стал писать портреты наших космонавтов. Начинал эту работу академик Лактионов, вскоре его не стало, и продолжать доверили мне: лётчик-космонавт, дважды Герой СССР Владимир Александрович Шаталов, который тогда был командиром отряда лётчиков-космонавтов и заместителем главкома Вооружённых сил по космосу, сказал, что моя манера живописи им близка. И так счастливо сложилось, что портреты Гагарина, Шаталова и Николаева попали на всесоюзную выставку в Манеж. Что это значило в те годы! Такие выставки непременно посещали руководители государства, представители дипломатического корпуса. Журналы «Огонёк» и «Советский Союз» напечатали мои работы – так моё имя прозвучало в первый раз. Позже как раз космонавты выдвинули мою кандидатуру на соискание премии имени Ленинского комсомола, хотя комсомольцем я не был. А премия эта по значимости приравнивалась к государственной.

– Неужели такое возможно?

– Возможно! Моё самое высокое партийное звание – пионер. Ни в комсомоле, ни в партии не состоял. Мне даже не предлагали. Ни в институте, ни после него. Не знаю, почему, диссидентом-то никогда я не был.

– Свою первую выставку помните?

– Конечно, разве такое забывается. Проходила она в фойе редакции газеты «Советская культура». Надо сказать, с большим успехом. А года через два я уже выставлялся в Центральном Доме работников искусств, и снова картины вызвали большой интерес у зрителя. После этого мне присвоили звание заслуженного художника РСФСР. Через несколько лет я выставил свои работы на улице Горького. Народная артистка СССР, прима Большого театра, балерина Людмила Семеняка, настоящая звезда, портрет которой я тогда только закончил, позвонила мне домой и сказала: «Саш, очередь на выставку стоит, как за колбасой». Её даже продлили на два месяца, потому что не все желающие успели на неё попасть.

На выставке побывали Гришин, министр культуры Демичев, Кириленко. Приехали сами, по собственной инициативе. Я никого не приглашал, даже не знал, как это делается. А через пару месяцев мне предложили сделать выставку во Франции и уже после неё присвоили звание народного художника РСФСР. Вот тогда и пошли байки обо мне: одни утверждали, что я женат на дочери космонавта, другие – что на дочери Черненко. Никто не мог поверить, что звания я получаю не благодаря связям, а потому, что моё искусство нужно народу. В 1984-м на выставку, устроенную в Доме художника на Кузнецком Мосту, приехал Горбачёв. И её продлевали дважды. Выставлялся я в Японии, Канаде, Германии, Португалии, Испании и т.д.: Министерство культуры было заинтересовано в том, чтобы мои работы представляли нашу страну за рубежом. При Горбачёве в 1989 г. министр культуры В.Г. Захаров предложил мне устроить хозрасчётную выставку в Большом Манеже. Риск был велик – я должен был сам оплатить аренду зала, электричество, уборщиц и охрану, но я рискнул. Все заработанные деньги были пожертвованы Фонду ветеранов войны. Потом была выставка в Ленинграде, тоже в Манеже. И после неё, это было в 1985-м, мне присвоили звание народного художника СССР.