Диалоги об Атлантиде - Платон

бросил на палубу под ноги к нему камень и он выпустил копье, тогда, при виде серповидного его оружия, повисшего на снастях грузового корабля, не могли уже и на триреме удержаться от смеха. Итак, в этой науке, может, и есть что-нибудь, как говорит Никиас: но что я видел, то видел; а потому повторяю сказанное прежде, что эта наука или мало полезна, или вовсе не наука, и что называемая и прикрываемая одним только именем, она не стоит изучения. При том, если бы вздумал заниматься ею человек трусливый, то, мне кажется, его трусость была бы еще заметнее; а если – мужественный, на которого обращается внимание всех, то и малейшая его ошибка подверглась бы великим пересудам; потому что выдавать себя за знатока в этой науке значит возбуждать к себе зависть; так что, хвалясь ею, но не отличаясь от других какою-нибудь чрезвычайною добродетелью, нельзя избежать насмешек. Вот мои мысли, Лизимах, о занятии этою наукою. Теперь, как я сказал с самого начала, что не должно отпускать Сократа, пусть и он объявит свое мнение о предложенном предмете.

Лиз. Да, прошу тебя, Сократ, тем более что наше совещание, по-видимому, имеет нужду в посреднике. Если бы эти мужи были согласны в своих мнениях, то посредничество казалось бы еще менее необходимым; но вот Лахес, видишь, противоречит Никиасу; поэтому хорошо послушать тебя, к которому из них ты присоединишь свой голос.

Сокр. Как, Лизимах? ты думаешь ухватиться за то мнение, на стороне которого будет более наших голосов?

Лиз. А что ж иное и делают, Сократ?

Сокр. Неужели и ты поступишь так же, Мелисиас? Если бы, например, у тебя происходило совещание о телесных упражнениях твоего сына, какого рода они должны быть; то нам ли многим поверил бы ты, или тому, кто гимнастические свои способности развил и употреблял под руководством хорошего наставника?

Мел. Натурально тому, Сократ.

Сокр. Значит, ты охотнее поверил бы ему одному, чем нам четверым?

Мел. Может быть.

Сокр. Так как желающий хорошо судить должен основываться, думаю, на знании, а не на множестве.

Мел. Как же не на знании!

Сокр. Поэтому прежде должно исследовать, искусен ли кто-нибудь из нас в том, о чем советуемся, или нет. Если искусен – поверим ему одному, а прочих оставим; если же нет – будем искать другого. Разве вы – ты и Лизимах, приступаете теперь к маловажному делу, а не к такому приобретению, которое выше всех ваших приобретений? Ведь смотря по тому, хороши бывают сыновья или напротив, весь родительский дом, в отношении к жизни, подстрояется под лад детей.

Мел. Твоя правда.

Сокр. Итак, об этом надобно подумать да подумать.

Мел. Конечно.

Сокр. Каким же бы образом, как я сейчас сказал, исследовать (если хотим исследовать), кто из нас самый искусный в упражнении тела? Не тот ли, кого учили и занимали этим и у кого по этому предмету были хорошие наставники?

Мел. Мне кажется, тот.

Сокр. А еще прежде не исследовать ли нам, что такое было бы, в отношении к чему мы ищем учителей.

Мел. Как ты говоришь?

Сокр. Может быть, яснее будет так: кажется, мы еще не условились, что такое было бы, о чем у нас совещание и рассуждение, и касательно чего предложен вопрос: кто из нас самый искусный, поколику имел наставников, и кто нет?

Ник. Но разве не известно, Сократ, что мы рассуждаем о сражении в полном вооружении, – должно ли учить этому юношей или не должно?

Сокр. Конечно так, Никиас: но если бы дело шло о лекарстве для глаз, должно ли употребить его или нет; то что тогда было бы предметом совещания: лекарство, или глаза?

Ник. Глаза.

Сокр. Равным образом, если бы рассуждали: должно ли надеть на лошадь узду или нет и когда, то совещались бы о лошади, а не об узде?

Ник. Конечно.

Сокр. Одним словом: когда кто рассуждает о чем-нибудь для чего-нибудь, то совещание идет о том, для чего рассуждается, а не о том, что требуется для другого.

Ник. Необходимо.

Сокр. Итак, во-первых, надобно исследовать самого советника, искусен ли он во врачевании того, для чего происходит исследование.

Ник. Конечно.

Сокр. А мы теперь рассуждаем о науке для души юношеской.

Ник. Да.

Сокр. Итак, надобно определить: искусен ли кто-нибудь из нас во врачевании души? может ли хорошо врачевать ее? и был ли он руководим хорошими учителями?

Лах. Но как же, Сократ? разве ты не видывал, что иногда без учителей бывают искуснее в чем-нибудь, нежели с учителями?

Сокр. Положим, Лахес; но таким-то людям ты не захотел бы поверить, пока они, называя себя отличными мастерами, не подтвердили бы своего показания каким-нибудь хорошо выполненным делом – один или несколько раз.

Лах. Это правда.

Сокр. Стало быть, и мы, Лахес и Никиас, когда Лизимах и Мелисиас пригласили нас на совещание о своих сыновьях, стараясь о доброте их душ, – и мы должны, если имели, указать им своих учителей, которые, быв сами добрыми и воспитав души многих юношей, потом научили и нас. Когда же кто из нас скажет, что у него не было учителя, что он совершил дела свои сам собою; то пусть укажет на каких-нибудь афинян или иностранцев, на рабов или свободных, которые под его руководством сделались добрыми. Если же мы не представим ни того ни другого, то велим искать иных советников, а не подвергаться опасности испортить детей, принадлежащих нашим друзьям, и быть крайне виновными в отношении к ближним. Итак, Лизимах и Мелисиас, я первый говорю, что по этому предмету у меня не было учителя, сколько я с ранних лет ни старался о том. Софистам, которые одни берутся сделать меня честным и добрым, не могу платить; а сам найти это искусство и доныне не в состоянии. Что же касается до Никиаса и Лахеса, то не удивительно, что они нашли его или выучились ему; потому что у них больше денег, чтоб учиться, и лет, чтобы уже найти. Да мне таки и кажется, что они сильны в образовании людей; потому что не столь бы бесстрашно заключали о полезных и вредных для юношества науках, если бы не были уверены в своем знании. В этом-то я не сомневаюсь; удивляюсь только тому, что они несогласны друг с другом. По тому, как прежде Лахес приказывал тебе не отпускать меня, но спрашивать: так и я теперь, наоборот, прошу тебя не отпускать Лахеса и Никиаса, но спросить их о следующем: Сократ признается, что