Ведьмы.Ру - Екатерина Насута

— Я тебя низвергну, подданные узрят мою силу и возрадуются.

— Причина, однако. А если я не хочу? — чудовище обернулось, явно высматривая пути к отступлению. Но Вильгельм уже призвал свой народ.

Ну, то есть не то, чтобы он звал. Просто кто-то постоянно был рядом. Потом тех, кто рядом, стало больше. И они, верно, сообщили другим… в общем, в книге писали про хлеб и зрелища. И если благодаря строению этому подданные были сыты, то вот со зрелищами всё было куда как сложнее.

Теперь Вильгельм ощущал предвкушение.

— Придётся, — вздохнул он. — Или, может, ты сам преклонишь колени, признав мои власть и величие?

— Извини, — ответило чудовище. — Я вот так сходу не могу, мы ещё недостаточно хорошо знакомы, чтобы вот так взять и признать твое несомненное величие. А особенно колени преклонить. Они у меня не очень преклоняются…

Волнение народа усиливалось.

А в книге, помнится, говорили, что когда народ волнуется — это опасно. Иных императоров и вовсе свергали. Нет, в мыслях подданных не было ничего такого. Да и в принципе более-менее оформившихся мыслей тоже не было. Но рисковать не хотелось.

— Я тебя сожру, — сказал Вильгельм, слегка смущаясь.

В глубине души он не был уверен, что сумеет это сделать, поскольку выглядело чудовище очень уж волосатым. Этак и подавиться недолго. Да и стоит ли вовсе… вокруг хватает вкусного ароматного пластика.

Но положение обязывает.

Подданные должны видеть, что их Император могуч и бесстрашен.

Чудовище рявкнуло. И сомнения как-то опять зашевелились. Может, это чудовищу придётся жрать Вильгельма. И что тогда станется с его народом?

— Где драться станем? — поинтересовалось чудовище.

— Можем тут… вон… на ледяных пустошах. Великолепная арена.

И заборчик есть. И глядишь, на льду лапы чудовища скользить станут, тогда как у Вильгельма когти.

— Это каток, — сказало чудовище, повернувшись туда, куда указывал Вильгельм. — Тут и задницу отморозить можно, если так-то. Слушай… а если всё равно драться, может, поспорим?

— На что?

— Ну… допустим, если победишь ты, то я преклоню колени и признаю тебя…

— Самым могучим и великим из всех императоров моего народа.

— А они ещё есть? Другие?

— Нет, — признался Вильгельм. — Но вдруг заведутся.

— Действительно… когда ведьма не в себе, чего только не заведётся. То мыши, то императоры… хорошо. Если ты победишь, то я признаю тебя величайшим из всех бывших и будущих мышиных императоров.

Прозвучало очень лестно.

— А если я победю, — продолжило чудовище, — то ты соберешь свой народ и уведешь их…

Оно задумалось.

— Решим, короче. Погоди только, сейчас наши подойдут…

Тут как раз снизу донеслось эхо суматошных мыслей, полных одновременно и страха, и восторга, и даже преклонения, которого вот по отношению к себе Вильгельм совершенно не ощущал.

— … считай, послы добра и мира…

Восторг крепчал.

А ещё Вильгельм перестал воспринимать часть своих подданных. Это… это выходит, что второй император действительно завёлся? Вот так просто? Без предупреждения⁈

От возмущения вся чешуя дыбом встала, и Вильгельм выгнулся, зашипел.

Он не позволит себя свергнуть…

— Ты чего? — поинтересовалось чудовище.

— Мы можем заключить союз, — Вильгельм сразу понял, что не справится с двумя. — Объединить свои силы против нового владыки. Он явился снизу и пытается отобрать у меня власть.

И Вильгельм решительно шагнул навстречу чудовищу.

— Если ты понесёшь меня на своей спине и поможешь, я признаю тебя братом своим…

— Вот родня-то обрадуется… — пробормотало чудовище.

— … и после победы мои подданные…

Вильгельм очень надеялся, что они вернутся к истинному властителю.

— … воздадут тебе почести…

— Ну ладно. Раз почести, то залазь. За уши чур не дёргать! Поедем искать этого твоего… императора.

Императрицу.

Вильгельм успел дойти до широкой лестницы, по которой поднималась та, что взяла под руку свою его подданных. И остановился, сражённый зрелищем.

Она возлежала на шелках, укрытая невесомой тканью. Складки её мягко обрисовывали линии великолепного тела. Из них выглядывал лишь длинный хвост, полный невыразимого словами изящества. Нежнейший пух на конце хвоста трепетал, как сердце Вильгельма. Но главное даже не это.

Взгляд.

Её глаза, что заглянули в самую душу. И обнаружили в ней бездну любви и одиночества.

На помойку выносили не только исторические романы. И если прежде написанное в прочих книгах представлялось Вильгельму не таким уж важным, а то и вовсе непонятным, то теперь он понял.

Осознал даже.

Меж тем величественная процессия подобралась ближе, и та, что отныне владела не только разумом подданных Вильгельма, но и собственным его сердцем, протянула узкую руку, сказав:

— Ну здравствуй… император.

И голос её был подобен музыки.

А ещё от неё пахло даже не колбасой, что было бы совершенно вульгарно, но дымом, подвалом и книгами.

— Я… — Вильгельм осознал, что проиграл этот бой. И признавая поражение, опустился на колени. — Я готов внимать каждому твоему слову, о Прекраснейшая…

В книгах изъяснялись именно так.

И по тому, что Императрица слегка зарделась, Вильгельм понял: это правильно.

Глава 25

Речь о ведьминской силе и опасности экзотических напитков

Ее рука двигается вверх от моего колена, чтобы покорить мой член, холодный и безжизненный, как Северный полюс… И когда ее рука достигает и цепко обхватывает мой Северный полюс, я думаю: «Теперь она, конечно, захочет разбить на нем свою палатку»

Любовная история с уклоном в туризм и географию.

— Значит, — Ульяна устроилась на стуле, который единственный из всего выставочного комплекта уцелел. — Уйти вы не можете, потому что у вас есть Цель?

— Именно, — произнесла Физечка, которой надоело возлежать, и она села. Правда, в ворохе вещей, и теперь придерживала сползающий шелковый шарф лапками. — Вильгельм говорит, что Цель ведет их к светлому будущему. И пока она не достигнута, они не могут уйти.

Огромный мыш…

Или уже крыс?

Нет, всё-таки мыш. Просто огромный, с Физечку размером, сидел прямо, сложив на могучей чешуйчатой груди лапки.

— Тараканова… слушай, я тут подумал… может, я пройдусь? — Данила дёрнул Ульяну за рукав. — Раз уж тут, то одежды какой гляну, а то и вправду пугало пугалом.

— Мародерствовать будешь?

Пугалом, конечно, Мелецкий выглядел, но это же ещё не повод.

— Да тут в любом случае всё под списание. Сожгут. А у меня штаны единственные