Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник) - Александр Филиппов

– Хотят, чтобы я назвал подельниками людей, не имеющих к этому отношения, – безучастно глядя в потолок, пробормотал Кречетов.

– Бьют?

– Пока нет, но грозятся. Насилуют при мне этого пацанчика… очкарика, и обещают, что со мною то же случится.

– Кому ты должен дать показания?

– Вообще-то следователю. Но написать можно в камере и передать кумовьям. Мне под это дело стопку бумаги и авторучку выдали. Местный опер, не знаю фамилию, мордастый такой, в звании капитана, предупредил, что через пару дней меня следак на допрос дернет. И если я ему соответствующие бумаги не представлю, опять откажусь, мною займутся вплотную.

– А что ж адвокаты твои? – удивился Самохин. – Найми самых лучших! Деньги-то небось найдешь!

– Так все, и лучшие и не лучшие, отказались. Оставался один дедок – из фронтовиков, честный. Меня, говорит, не запугают! А его и не пугают, потому что oт него для меня вреда больше, чем пользы. Склеротик, забывает все, путается…

– А пацанчик этот, которого… прессуют, он-то с какого бока в эту хату залетел?

– Да ни с какого! Так, мелкий бакланчик, хулиган. Его, по-моему, и мордуют лишь для того, чтобы на меня надавить, запугать.

– И как ты? Держишься? – заканчивая шмон, полюбопытствовал майор.

– Я все по закону делал! – в сердцах, почти вслух, ответил Кречетов. – Бизнес есть бизнес! Купил дешевле – продал дороже, как же иначе? Разве это преступление? Кстати, ты вообще-то кто такой, майор? Добрый дядя? С какой стати я должен тебе доверять?

– А ты и не доверяй, – усмехнулся Самохин. – Ладно, пошли в камеру.

– Вы, может, из КГБ? – с надеждой в голосе поинтересовался Кречетов.

Не ответив, Самохин подтолкнул его в спину, а когда приблизились к двери двухсотой, сказал громко:

– В следующий раз лишу ларька или в карцер отправлю!

– Извини, командир, случайно вышло, – тоже нарочито громко, для убедительности развел руками Кречетов. – Больше не повторится…

Маленькая контролерша, оставив дверь камеры приоткрытой, поторопила Кречетова:

– Давай заходи, разизвинялся тут…

Самохин, будто невзначай, сунулся в камеру вслед за нырнувшим туда бизнесменом и, встретившись взглядом с подобострастно вытянувшимся у входа Быком, изумился:

– Ба-а! Никак, знакомый?! Ты че, Быков, опять подсел?

Зыркнув по сторонам, Бык опустил голову, ответил сконфуженно:

– Да я, гражданин начальник, в натуре, и не выходил еще…

– Ай-яй-яй… – укоризненно покивал Самохин. – Это ж сколько лет человека в тюрьме морят? А ведь ты, можно сказать, образцовый заключенный, активист! Непорядок… Иди-ка сюда, расскажи, почему так случилось, а я что-нибудь насчет условно-досрочного освобождения присоветую… Помнишь, я тебе в зоне обещал – мол, какие вопросы будут – не стесняйся, обращайся прямо ко мне. Помнишь? Чем смогу – помогу. У меня слово – алмаз! – И, увидев, как вздрогнул Бык, закончил миролюбиво: – Мы своих активистов, надежных помощников администрации, всюду поддерживать должны. И всегда о них помнить, правильно, Быков?

Выводя зэка в коридор, Самохин оглянулся по сторонам. Контролерша-«Дюймовочка» принимала следующую камеру, вернувшуюся с прогулки, и не смотрела в их сторону.

– Разговор у нас будет короткий, – помрачнев, тихо объяснил Самохин. – Если что с бизнесменом, сокамерником твоим, плохого случится – ты крайним пойдешь! Усек? Мое слово – алмаз, ты знаешь…

Бык сжался, кивнул согласно:

– Все ништяк будет, гражданин майор…

– И чтобы без лишнего базара с кумовьями… Сболтнешь – сам знаешь, сколько тебе тогда жить останется.

– Понял, гражданин майор…

– Ну все, топай в хату, – распорядился Самохин и, заглянув в камеру, крикнул вслед: – Как помиловку напишешь – мне отдай. Я посмотрю, подредактирую и пущу по инстанциям!

Майор захлопнул дверь, щелкнул замком и направился в корпусную, чтобы по картотеке ближе познакомиться с обитателями «пресс-хаты».

В тесной прокуренной комнатушке царила белокурая Эльза с неизменной «Примой» в наманикюренных пальцах.

– Доброе утро, – вежливо поздоровался Самохин, – мне бы на карточки двухсотой камеры взглянуть. Хочу подследственному Кречетову замечание за нарушение режима во время прогулки вписать.

– Их перестрелять всех надо, козлов, а не замечания им объявлять, – лениво затягиваясь сигаретой и пуская колечки дыма в закопченный потолок, посоветовала старшая по корпусу. – Берите, вот они, карточки-то, в ящике…

Опасливо протиснувшись мимо пышнотелой дамы, майор отыскал в ящике ячейку под цифрой «200», достал стопку карточек с фотографиями, просмотрел медленно, не сразу узнавая на блеклых, сделанных уже здесь, в изоляторе, тюремным фотографом снимках физиономии обитателей «пресс-хаты». Отыскал и запомнил данные паренька-очкарика: Бушмакин Эдуард Николаевич, 1973 года рождения, привлекается по статье 206, часть первая, подследственный… Так, хулиганство… Повертев в руках карточку Кречетова и заметив, что Эльза отвлеклась, разговаривая с кем-то по телефону, Самохин, так и не написав ничего на обороте, в графе взысканий, сунул карточку в общую стопку и аккуратно уложил на место. Потом, кивнув на прощанье старшей по корпусу, вышел, прикрыл за собой дверь и поспешил на прогулочные дворики. Сослуживцы наверняка хватились запропастившегося куда-то майора, а Самохину вовсе не хотелось под конец срока службы заработать репутацию сачка и ловчилы, уклоняющегося от муторных тюремных обязанностей…

В конце рабочего дня майор выкроил минутку и забежал в штаб. За два месяца службы ему редко удавалось бывать здесь. Сергеев не вызывал, а проявлять инициативу и лезть на глаза начальству Самохин не привык, да и повода не было. Однако в этот раз он все-таки решился заглянуть к начальнику СИЗО, переговорить о том, что творится в «пресс-хате». При этом, для того чтобы не выказать свою заинтересованность в судьбе Кречетова, майор намеревался использовать сведения о притеснении там симпатичного, интеллигентного вида паренька – Бушмакина.

В приемной начальника СИЗО никого не было, и Самохин, застегнув для порядка китель и поправив перед зеркалом фуражку, несмело стукнул по двери костяшками пальцев. Толстый слой дерматиновой обивки приглушил звук, и майор толкнул дверь, несмело заглянув внутрь кабинета:

– Разрешите?

– Входи, Андреич, – поднялся навстречу из-за стола Сергеев. – Что так робко?

– Здравия желаю, – запоздало козырнул майор, неловко махнув ладонью у виска, – думал, вдруг вы, товарищ подполковник, заняты шибко…

– Чем же мне заниматься, как не делами тюремными? – крепко пожимая руку Самохина, сказал Сергеев. – И ты, наверное, по этому же поводу… Проходи, садись.

– Да я в общем-то на минутку, – замялся Самохин, – как бы это поточнее сказать… Проконсультироваться!

– Валяй! – великодушно разрешил подполковник. Самохин снял фуражку, бережно уложил ее на приставной столик и, кашлянув смущенно, заговорил:

– Я, конечно, порядки здешние пока не изучил досконально, ко многому приноравливаться приходится… Колония, зона – это одно, а следственный изолятор – совсем другое. Есть, как говорится, своя специфика. Пока освоишься, разберешься…

– Не финти, – грубовато прервал его Сергеев. – Что ты мне кружева словесные плетешь! Прямо выкладывай, что случилось.

– По поводу «пресс-хаты» я. Там, знаете ли, парнишка есть. Его, как мне стало известно, притесняют сокамерники. Ну мы, режимники, такие дела тоже пресекать должны… А мне говорят, что в дела этой хаты лучше не лезть, там, мол, оперативники всем заправляют…

– А ты вроде сам в «кумовьях» не служил, – помрачнев, криво усмехнулся Сергеев, – что ж удивляешься-то?

– Да ведь смотря как служить, – многозначительно подметил Самохин. – Ежели ЧП какое случится – кто будет отвечать? Ну, к примеру, если в двухсотой камере шакалы лагерные мальчишку замучают? Шуму не оберешься, а главный спрос в любом случае с вас, как с начальника изолятора будет…

Сергеев встал, прошелся по кабинету, взглянул на майора неодобрительно, видимо, хотел сказать что-то резкое да сдержался, опять сел за стол. Выдвинул ящик, пошарил там, бросил на зеленое сукно столешницы пачку сигарет «Стюардесса», буркнул хмуро:

– Закуривай…

Самохин, который терпеть не мог болгарских сигарет – кашлял от них не переставая, надсадно, – тем не менее потянулся к пачке. Сергеев чиркнул зажигалкой, ткнул огонек Самохину, прикурил сам. Потом вдруг потер виски, сказал горько:

– Ну, не мое это дело, Андреич, тюрьмой руководить! Никак я к мерзости здешней привыкнуть не могу. К дубинкам этим вашим, «пресс-хатам»… И за каким чертом на должность такую поганую согласился?

Самохин вздохнул сочувственно, поинтересовался:

– А раньше-то где служили?