Улитка на склоне - Аркадий и Борис Стругацкие

– Ну, знаю, – сказала она. – Все правильно. В чем дело? Может быть, тебе Уголовное Уложение принести? Прежний директор тоже ни одной статьи не помнил.

– Да нет, подожди, – нетерпеливо сказал Перец. – При чем здесь Уложение… При чем здесь Уложение! Ты читала?

– Не только читала, но и печатала. И стиль правила. Домарощинер ведь писать не умеет, он и читать-то только здесь научился… Кстати, пусик, – сказала она озабоченно, – Домарощинер там ждет, в приемной, ты его во время завтрака прими, он это любит. Он тебе бутерброды делать будет…

– Да плевал я на Домарощинера! – сказал Перец. – Ты мне объясни, что я…

– На Домарощинера плевать нельзя, – возразила Алевтина. – Ты у меня еще пусик, ты у меня еще ничего не понимаешь… – Она надавила Перецу на нос, как на кнопку. – У Домарощинера есть два блокнотика. В один блокнотик он записывает, кто что сказал – для директора, а в другой блокнотик он записывает, что сказал директор. Ты, пусик, это имей в виду и никогда не забывай.

– Подожди, – сказал Перец. – Я хочу с тобой посоветоваться. Вот эту Директиву… этот бред я подписывать не буду.

– Как это – не будешь?

– А вот так. У меня рука не подымется – такое подписать.

Лицо Алевтины стало строгим.

– Пусик, – сказала она. – Ты не упирайся. Ты подпиши. Это же очень срочно. Я тебе потом все объясню, а сейчас…

– Да что тут объяснять? – сказал Перец.

– Ну, раз ты не понимаешь, значит, тебе нужно объяснить. Вот я тебе потом и объясню.

– Нет, ты мне сейчас объясни, – сказал Перец. – Если можешь, – добавил он. – В чем я сомневаюсь.

– Ух ты, мой маленький, – сказала Алевтина и поцеловала его в висок. Она озабоченно поглядела на часы. – Ну, хорошо, ну, ладно.

Она пересела на стол, подложила под себя руки и начала, глядя прищуренными глазами поверх головы Переца:

– Существует административная работа, на которой стоит все. Работа эта возникла не сегодня и не вчера, вектор уходит своим основанием далеко вглубь времен. До сегодняшнего дня он овеществлен в существующих приказах и директивах. Но он уходит и глубоко в будущее, и там он пока еще только ждет своего овеществления. Это подобно прокладке шоссе по трассированному участку. Там, где кончается асфальт, и спиной к готовому участку стоит нивелировщик и смотрит в теодолит. Этот нивелировщик – ты. Воображаемая линия, идущая вдоль оптической оси теодолита, есть неовеществленный административный вектор, который из всех людей видишь только ты и который именно тебе надлежит овеществлять. Понятно?

– Нет, – сказал Перец твердо.

– Это неважно, слушай дальше… Как шоссе не может свернуть произвольно влево или вправо, а должно следовать оптической оси теодолита, так и каждая очередная директива должна служить континуальным продолжением всех предыдущих… Пусик, миленький, ты не вникай, я этого сама ничего не понимаю, но это даже хорошо, потому что вникание порождает сомнение, сомнение порождает топтание на месте, а топтание на месте – это гибель всей административной деятельности, а следовательно, и твоя, и моя, и вообще… Это же азбука. Ни единого дня без директивы, и все будет в порядке. Вот эта Директива о привнесении порядка – она же не на пустом месте, она же увязана с предыдущей Директивой о неубывании, а та увязана с Приказом о небеременности, а этот Приказ логически вытекает из Предписания о чрезмерной возмутимости, а оно…

– Какого черта! – сказал Перец. – Покажи мне эти предписания и приказы… Нет, лучше покажи мне самый первый приказ, тот, который в глубине времен.

– Да зачем это тебе?

– То есть как – зачем? Ты говоришь, что они логично вытекают. Не верю я этому!

– Пусенька, – сказала Алевтина. – Все это ты посмотришь. Все это я тебе покажу. Все это ты прочитаешь своими близоруконькими глазками. Но ты пойми: позавчера не было директивы, вчера не было директивы – если не считать пустякового приказика о поимке машинки, да и то устного… Как ты думаешь, сколько времени может стоять Управление без директив? С утра уже сегодня неразбериха: какие-то люди ходят везде и меняют перегоревшие лампочки, ты представляешь? Нет, пусик, ты как хочешь, а Директиву подписать надо. Я ведь добра тебе желаю. Ты ее быстренько подпиши, проведи совещание с завгруппами, скажи им что-нибудь бодрое, а потом я тебе принесу все, что ты захочешь. Будешь читать, изучать, вникать… Хотя лучше, конечно, не вникай.

Перец взялся за щеки и потряс головой. Алевтина живо соскочила со стола, обмакнула перо в черепную коробку Венеры и протянула вставочку Перецу.

– Ну, пиши, миленький, быстренько…

Перец взял перо.

– Но отменить-то ее можно будет потом? – спросил он жалобно.

– Можно, пусик, можно, – сказала Алевтина, и Перец понял, что она врет. Он отшвырнул перо.

– Нет, – сказал он. – Нет и нет. Не стану я этого подписывать. На кой черт я буду подписывать этот бред, если существуют, наверное, десятки разумных и толковых приказов, распоряжений, директив, совершенно необходимых, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО необходимых в этом бедламе…

– Например? – живо сказала Алевтина.

– Да господи… Да все, что угодно… Елки-палки… Ну хоть…

Алевтина достала блокнотик.

– Ну хотя бы… Ну хотя бы приказ, – с необычайной язвительностью сказал Перец, – сотрудникам группы Искоренения самоискорениться в кратчайшие сроки. Пожалуйста! Пусть все побросаются с обрыва… или постреляются… Сегодня же! Ответственный – Домарощинер… Ей-богу, от этого было бы больше пользы…

– Одну минуту, – сказала Алевтина. – Значит, покончить самоубийством при помощи огнестрельного оружия сегодня до двадцати четырех ноль-ноль. Ответственный – Домарощинер… – Она закрыла блокнот и задумалась. Перец смотрел на нее с изумлением. – А что! – сказала она. – Правильно! Это даже прогрессивнее… Миленький, ты пойми: не нравится тебе директива – не надо. Но дай другую. Вот ты дал, и у меня больше нет к тебе никаких претензий…

Она соскочила на пол и засуетилась, расставляя перед Перецом тарелки.

– Вот тут блинчики, вот тут варенье… Кофе в термосе, горячий, не обожгись… Ты кушай, а я быстренько набросаю проект и через полчаса принесу тебе.

– Подожди, – сказал ошеломленный Перец. – Подожди…

– Ты у меня умненький, – сказала Алевтина нежно. – Ты у меня молодец. Только с Домарощинером будь поласковее.

– Подожди, – сказал Перец. – Ты что, смеешься?

Алевтина побежала к дверям, Перец устремился за нею с криком: «Не сходи с ума!» – но схватить не успел. Алевтина скрылась, и на ее месте, как призрак, возник из пустоты Домарощинер. Уже прилизанный, уже почищенный, уже нормального цвета и по-прежнему готовый на все.