Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер

— Я, как всякий человек, имею прирожденные обязанности; если они не будут тобой нарушены, тогда я твой.

— Каковы же эти обязанности?

— Любить людей, делать добро каждому, кого бы ни встретил, прощать ненавидящему и быть благодарным тому, кто ко мне добр.

— Любить каждого человека?

— Да, отец.

— И это обязанность, которую ты стремишься исполнять вопреки обстоятельствам и наперекор собственному рассудку и влечению сердца?

— Противостояние обоих последних оказалось бы тут бессильно.

— Тогда ты непригоден для нашего Союза. Уведите его, братья!

— Не отвергай меня так скоро, отец. Скажи мне поначалу, чего ты от меня хочешь и чего требует Союз от братьев. Клянусь тебе, что буду откровенен и, если возможно, стану принадлежать тебе всецело.

— Мы ничего от тебя не требуем, Карлос, кроме того самого, на что ты, по собственному утверждению, не способен. Чтобы нам принадлежать, ты должен быть свободен от всех привязанностей, которые для людей священны. В мире нам принадлежит лишь одиночество. Задуши родного отца, воткни любящей сестре в грудь кинжал — и мы примем тебя с распростертыми объятиями. Если же общество людей от тебя отвернулось и ты, преследуем законом, причислен государством к подонкам, добро пожаловать к нам. Но слезы человечности мешают нашему Союзу[147].

— О, как это ужасно!

— Почему ужасно? Мы не предлагаем подделок. То, от чего ты откажешься, обретешь ты здесь в миллион крат. Одно-единственное семя принесет богатый урожай. Или для тебя ничто — назвать весь огромный мир своим? Или это невыгодная, нечестная сделка — взамен сестры обрести тысячу братьев? И не стоит ли пролить одну каплю крови из своей собственной груди, чтобы спасти миллионы людей?

— Я слышу твои слова, святейший отец, но не могу их постичь.

— Несчастный! Принадлежи тогда праху, порожденье которого ты есть. Твои незрячие очи не могут увидеть свет, и сердце твое истает в тоске убогой жизни.

— Почему ты отказываешься от меня? Я не отвергаю твоих слов, но пытаюсь их понять. Как могу я, будучи в изумлении, отречься от истины, которая до сих пор направляла ход всей моей жизни, чтобы всецело предаться новым истинам, не зная, куда они ведут? Ознакомь меня со священными основами твоего Союза и затем испытай, гожусь ли я в ученики.

— Ты искал нас, дон Карлос. Ты побудил нас предстать перед тобой с открытыми лицами. Но обдумал ли ты возможные последствия того, что ты увидишь нас без покровов, но откажешься к нам примкнуть? Иной свет так ярок, что убивает. Понимаешь ли ты, что довольно одного слова, чтобы навеки выхватить тебя из хода обыкновенных событий или, по крайней мере, заставить забыть о тебе людей, которые, как ты мнишь, видят пользу в твоем существовании?

Последние слова старик произнес с горячностью, и на лице его проступил румянец.

— Понимаю, очень хорошо понимаю, святейший отец, — отвечал я дерзко, сохраняя самообладание. — Я сам на это решился. Когда счастье изменило мне и все надежды мои развеялись, я перестал чего-то ждать от жизни, которая, как оказалось, мне не принадлежит. Я равнодушно отношусь к тому, над чем не имею полной власти. Охотно отдаю я все, что от меня требуют по справедливости. Но если не по справедливости? У меня есть друзья, отец.

Все собравшиеся побледнели при этих словах.

— Как, злодей! — воскликнул мой провожатый. — Ты предал нас?

— Я не мог вас предать, поскольку вы мне не доверялись. Придя в полное замешательство от всех приключившихся со мной событий, однажды поделился я моими предположениями о вашем Союзе с одним другом, который помог мне осознать всю их туманность, так как сам имел более отчетливые представления. Разве не могу я высказывать свои мысли вслух? Разве стремление прояснить тьму, которой вы меня стараетесь окутать, есть предательство?! И что же? Вторгся ли я в ваш Союз силой? Не вы ли сами, посредством вашего влияния, впутали меня в эти обстоятельства? Когда я расставался с людьми, которые находились рядом и возлагали на меня свои ожидания, допускал ли я мысль о том, что, возможно, они уже не увидят меня вновь? Моя семья непременно хватится меня. Вы знаете моего отца. Взвесьте же, какая вам грозит опасность в случае моей смерти. Мне обещали свободу в вашем Союзе и также вне его. Так горе вам, если вы нарушите первый же свой обет!

Когда же я намекнул на то, кому поверил свою тайну, все присутствовавшие успокоились; наконец к ним вернулось прежнее самообладание, и с возрастающей невозмутимостью взирали они на мое прорвавшееся беспокойство и досаду, чьи грубые силки еще никогда не подступали ко мне столь близко. Моей жизни ничто не угрожало; я мог это чувствовать вполне, но мне было больно столкнуться с угрозами там, где я ожидал встретить любовь. С усилием удалось мне подавить неприязнь слишком естественную, ибо для нее было немало поводов.

— Тебе нечего бояться, Карлос, — вновь заговорил старший. — Станет ли принуждать тот, кто действительно любит? Через час ты уже вновь будешь свободен; но выслушай, что я хочу тебе сказать.

— Я готов прилежно учиться, отец.

— Ты знаешь наше отечество. Даже ты, где бы ни находился, чувствуешь себя недовольным. Все сословия перемешаны, а вернее, слиты в одно, которым управляют деспоты. Народ пребывает в самом жалком рабстве. Нужда сплотила это общество воедино, и гнет скрепляет его узы. Необходимость сделала этих людей замкнутыми и одинокими; эпоха умудрила их. Опыт подводит их все ближе и ближе к принятию необходимых мер. Для Союза избираются лучшие умы нации, и они, всецело доверяясь его тайне, предаются ему полностью и чувствуют себя счастливыми.

— И цель Союза всегда остается великой?

— Великой, как мир. Все страны становятся нашими благодаря братьям. Здесь же находится тайное средоточие всех наших сил.

— Итак, ваша цель — власть над всем миром?

— Наша цель — счастье всего человечества при его общем управлении[148].

— Каковы же средства ее достижения?

— На этом столе ты видишь их символы. Вера — либо кинжал или яд.

Я содрогнулся.

— Чего ты испугался, наш новый брат?

— Испугался? Я всего лишь вспомнил. Ужасная, карающая тьма застилает мне глаза. Я имел супругу, нежную супругу. Вы пишете кровью. Крест — это ваш знак. О, будь же проклят, навеки проклят ваш Союз! Вы отняли