Прежде чем их повесят - Аберкромби Джо

— Вы не пожалеете о том, что поверили мне, наставник.

— Надеюсь, что нет. Идите.

Генерал поспешно вышел, словно боялся, что Глокта передумает; практики последовали за ним. Витари подняла опрокинутый стул Вюрмса и аккуратно задвинула его под стол.

— Чистая работа. — Она задумчиво качала головой. — Очень чистая. С радостью признаю, что я не ошиблась на ваш счет.

Глокта фыркнул.

— Вы не представляете, насколько малую ценность имеет для меня ваше одобрение.

Ее глаза улыбнулись ему поверх маски.

— Разве я говорила, что одобряю вас? Я лишь сказала, что это чистая работа.

Она повернулась и не спеша вышла из комнаты. В аудиенц-зале остались только Глокта и Коска. Наемник вновь прислонился к стене и беспечно сложил руки на груди, разглядывая инквизитора с легкой улыбкой. За все это время он так и не сдвинулся с места.

— Думаю, в Стирии вы имели бы успех. В вас много… безжалостности, так это называется? Как бы там ни было, — Коска небрежно пожал плечами, — я с удовольствием буду служить под вашим началом.

«Пока кто-нибудь не предложит тебе больше, верно, Коска?»

Наемник указал на отрубленную голову:

— Что я должен с этим сделать?

— Выставить ее на зубце городской стены, где она будет хорошо видна. Пусть гурки оценят нашу решимость.

Коска прищелкнул языком.

— О, головы на пиках! — Он стащил голову со стола за длинную бороду. — Это никогда не выходит из моды.

Дверь за ним захлопнулась, и Глокта остался в аудиенц-зале один. Он потер онемевшую шею и вытянул затекшую ногу под запачканным кровью столом.

«Сегодня я хорошо поработал. Но день уже окончен».

Снаружи, за высокими окнами, над Дагоской сгущалась тьма. Солнце уже село.

Среди камней

Над равниной появились первые признаки рассвета: отблески на исподе огромных туч и на краях древних камней, тусклый просвет на восточном горизонте. Это зрелище редко доводится видеть человеку — первое тусклое зарево; во всяком случае, Джезаль его видел нечасто. Дома он, в безопасности казармы, сейчас крепко спал бы в теплой постели… Ни один из спутников мага не уснул этой ночью. Они провели эти долгие холодные часы в молчании, сидя на ветру и стараясь вовремя заметить силуэты преследователей на равнине. Они ждали. Ждали рассвета.

Девятипалый хмуро взглянул на восходящее солнце.

— Самое время. Скоро они придут.

— Правда, — онемевшими губами пробормотал Джезаль.

— Теперь слушай меня. Оставайся здесь и присматривай за повозкой. Почти наверняка кто-нибудь захочет обойти кругом, чтобы приблизиться к нам с тыла. Поэтому ты остаешься здесь. Понял?

Джезаль сглотнул. Горло его сжалось от напряжения. Он мог сейчас думать только об одном: как все несправедливо. Как несправедливо, что ему придется умереть таким молодым.

— Отлично. Мы с Ферро будем с той стороны, вон за теми камнями. Думаю, в основном на нас будут наступать оттуда. Если что случится, кричи, но если мы не придем… ну, сделай, что сумеешь. Возможно, мы будем заняты. Или мертвы.

— Мне страшно, — сказал Джезаль.

Он не хотел этого говорить, но сейчас это вряд ли имело значение.

Но Девятипалый лишь кивнул.

— Мне тоже. Нам всем страшно.

Ферро со свирепой усмешкой поправила колчан на груди, подтянула перевязь меча, надела перчатку для стрельбы, пошевелила пальцами, ущипнула тетиву: все прилажено, все готово к бою. Перед битвой — весьма вероятно, смертельной — она выглядела так, как выглядел Джезаль, когда он собирался на ночную прогулку по тавернам Адуи. Ее желтые глаза возбужденно горели в утреннем сумраке, словно она не могла дождаться, когда все начнется. Джезаль впервые видел ее такой радостной.

— По ней не заметно, чтобы ей было страшно, — сказал он.

Девятипалый нахмурился.

— Ну, может, она и не боится, но я не хотел бы брать с нее пример. — Он внимательно смотрел на Ферро. — Когда кто-то слишком долго ходит между жизнью и смертью, он начинает чувствовать себя живым, лишь когда смерть дышит ему в затылок.

— Верно, — пробормотал Джезаль.

Сейчас его начинало подташнивать, когда он видел начищенную пряжку своего ремня или эфесы старательно отполированных шпаг. Он снова сглотнул. Проклятье, у него во рту никогда не собиралось столько слюны!

— Попробуй подумать о чем-то другом.

— Например?

— О том, что тебя поддерживает. У тебя есть семья?

— Отец и двое братьев. Но они не слишком беспокоятся обо мне.

— Ну и черт с ними, коли так. А дети у тебя есть?

— Нет.

— Жена?

— Нет.

Джезаль болезненно поморщился. Он потратил свою жизнь на то, чтобы играть в карты и наживать врагов. Никто о нем не пожалеет.

— А возлюбленная? Только не надо мне говорить, что тебя не ждет девчонка.

— Ну, может быть…

Однако он не сомневался, что Арди уже нашла себе другого. Она никогда не казалась склонной к сантиментам. Может быть, надо было позвать ее замуж. По крайней мере, было бы кому его оплакивать.

— А у тебя? — спросил он.

— Семья? — Девятипалый насупился, угрюмо потирая обрубок среднего пальца. — Когда-то у меня была семья… А теперь вот образовалась другая. Семью не выбирают. Ты просто принимаешь тех, кто тебе дан, и пытаешься сделать для них все, что в твоих силах. — Он указал на Ферро, потом на Ки. — Она, и он, и ты — Тяжелая ладонь опустилась на плечо Джезаля — Это теперь моя семья, и я не хотел бы сегодня потерять брата. Понимаешь?

Джезаль медленно кивнул. Ты не выбираешь семью. Ты просто делаешь для нее все, что в твоих силах. Это глупо, гадко, страшно, странно, но сейчас важно другое. Девятипалый протянул ему руку, и Джезаль сжал ее так крепко, как только мог. Северянин широко улыбнулся.

— Ну, тогда удачи, Джезаль!

— И тебе тоже.

Ферро стояла на коленях возле одного из выщербленных камней, держа наготове лук с наложенной стрелой. Ветер рисовал узоры в высокой траве на равнине внизу, трепал короткую траву на склоне холма, ерошил оперение на семи стрелах, воткнутых в землю перед Ферро. Семь стрел, больше у нее не осталось.

Этого очень мало.

Она наблюдала, как они подъезжают к подножию холма. Слезают с лошадей, внимательно смотрят вверх. Подтягивают пряжки на своих потертых кожаных панцирях, готовят оружие. Копья, мечи, щиты, пара луков. Ферро пересчитала людей: тринадцать. Она не ошиблась. Но это не очень ее утешило.

Она узнала Финниуса, который смеялся и указывал вверх, на камни. Паршивец. Его она застрелит первым, как только представится возможность, — но не стоило рисковать, стреляя с такого расстояния. Скоро они приблизятся. Пересекут открытое место, начнут взбираться по склону. Вот тогда она их перестреляет.

Они начали расходиться в стороны, всматриваясь в камни из-за своих щитов, шурша сапогами в высокой траве. Они еще не видели Ферро. Впереди шел один воин без щита, он топал вверх по склону со свирепой усмешкой на лице, сжимая в каждой руке по сверкающему мечу.

Ферро не спеша натянула тетиву и почувствовала, как она обнадеживающе врезалась в подбородок. Стрела попала воину прямо в середину груди, пробив кожаный панцирь. Он рухнул на колени с перекошенным лицом, хватая ртом воздух. С усилием поднялся, взмахнув одним из своих мечей, неуверенно шагнул… Вторая стрела вонзилась в его тело как раз над первой, и воин вновь упал на колени, заливая кровью склон холма, перекатился на спину и затих.

Но оставалось еще множество других, и они по-прежнему лезли вверх. Самый первый прикрылся большим щитом и медленно поднимался по склону, стараясь не открыть ни дюйма своего тела. Стрела Ферро с глухим стуком вонзилась в толстый деревянный край.

— С-с-с, — прошипела Ферро, выхватывая из земли еще одну. Снова натянула тетиву, тщательно прицелилась…

— А-а! — вскрикнул воин, когда стрела проткнула его незащищенную лодыжку.

Щит дрогнул и покачнулся, съехал в сторону.