Кокаиновый сад - Саломатов Андрей Васильевич

– Ну, проходите. Щетка найдется. А может, мертвяки вы? – лукаво улыбаясь, спросил хозяин и сам же ответил: – Да нет, вроде не нашенские. Своих-то я узнал бы. Да чужих у нас и не хоронят.

Да, любят у нас пьяниц, может быть, даже больше, чем сирых да убогих, и это правильно. Ну, напился человек, что же его теперь, ногами месить? Хотя, может, и следовало бы. Бывают моменты в жизни государства, когда пьяница для него самый что ни на есть жалеемый и нужный человек, патриот и даже герой. Жертвуя собственным здоровьем, швыряет он свои кровно и не кровно заработанные рубли в государственный сундук. А ведь мог бы потратить эти деньги на поездку в Гонолулу или, на худой конец, к теще в Кривой Рог, но не потратил – честно отдал за напитки более химические, чем пищевые, за возможность отрешиться от всего земного, за ту свирель, которая поет о том, что по ту сторону наших судеб. Сколько таких вот незаметных героев живет в нашей стране? Героев, о которых, как говорят, не пишут в газетах. Не пишут, а жаль. Да о них не только писать надо, им памятники пора бы ставить, вечно добровольно одурманенным, вечно нуждающимся, и все же каким-то непонятным образом существующим. Честь им и слава и вечный покой.

4

Жил старик более чем скромно. Вся ветхая обстановка его жилища состояла из железной кровати, сундука да колченогого стола со стульями. В углу рядом с печью стоял титан, а на стенах висели раскрашенные фотографии родственников, на которых ретуши было больше, чем собственно фотографического изображения.

Так ли это было или показалось Зуеву, но старик как будто обрадовался приходу необычных гостей. Он резво запалил керосинку, поставил чайник и пригласил гостей за стол посидеть покалякать. Старик с любопытством разглядывал пришельцев и ждал. Это ожидание было написано у него на лице и ощущалось в его суетливых движениях, а гости не спешили развлекать хозяина. Шувалов, как каменный гость, стоял посреди избы и шевелил мышцами лица. Зуев разделся сам, помог Шувалову снять пальто, а потом спросил, где здесь можно умыться.

– Там, там, – запричитал старик, – в сенях. Вода есть. Только залил. Не хватит – ведро рядом.

К тому времени как поспел чайник, Зуев с Шуваловым успели умыться. Шувалов с отвращением посмотрел на свое пальто, брошенное в углу комнаты, и прошел к столу. Здесь-то он и вымолвил свои первые за сегодняшний день слова:

– Ну, здорово, дед. Очень ты нас выручил. Спасибо. Холодно у вас на кладбище и… грязновато.

– Да, погост он и есть погост, – охотно ответил хозяин, – мраморов нету. Земля, она на то и земля, чтоб грязной быть. Не для спанья ведь.

Чай с сахаром пили долго и не торопясь. Вначале познакомились, затем старик начал расспрашивать гостей о житье-бытье. Слушая, он внимательно вглядывался в рассказчика, будто силясь вникнуть во что-то еще не понятое им в этой жизни. Казалось, ему было интересно все. Каждое слово гостя он обсасывал, как карамельку, каждое движение руки провожал взглядом и все время одобрительно кивал головой.

Отогревшись, друзья принялись решать, как им уехать из Чаплина в Москву, и пришли к выводу, что надо дать срочную телеграмму родителям Зуева: «Высылайте сорок рублей телеграфом до востребования». Решить-то они решили, но денег на телеграмму не было, и тогда Шувалов обратился к старику:

– Дед, ты уже один раз выручил нас. Выручи еще раз. Дай пятерку. Деньги придут сегодня вечером. Сразу и отдам, а то ведь не уедем. Хочешь, мы тебе свои паспорта отдадим в залог?

Подумав немного и, пощипав сивый ус, старик ответил:

– Да на кой мне ваши паспорта? Ты вот что, – обратился он к Зуеву, – ты один иди, дай свою телеграмму и обратно сюда. Чего вам двоим-то болтаться?

– Ну, дед, – обрадовался Зуев, – да хочешь, мы вообще никуда от тебя не уедем? Нам же просто тебя неудобно беспокоить.

Еще долго Зуев с Шуваловым распространялись о своей признательности, а старик так же долго копался в бездонных карманах, пока наконец не извлек оттуда несколько мятых рублевок и горсть мелочи. Когда Зуев надел грязное пальто и открыл дверь, хозяин крикнул ему вдогонку:

– Вы ж с похмелья больные небось? Давай, одна нога здесь, другая там. У меня «своячок» есть. Поправлю.

Зуев очень скоро вернулся. Запыхавшийся, он почти вбежал в дом. Шувалов с хозяином уже попробовали «своячка» и сидели раскрасневшиеся и довольные друг другом. Старик разлил по граненым стаканам самогон, хихикая, просеменил к «титану» и похлопал его по облупившемуся боку.

– Вот он, кормилец мой. Что пенсия – двадцать четыре рубля за всю мою службу государству родному. На крупу и чай. А с этим еще и дочке помогаю. Ей лишняя десятка не помешает. В городе-то тоже не сладко живется. Все надо в магазине купить. – Старик вернулся к столу и занял свое место.

– Будем, дед, – поднял стакан Шувалов, – за тебя и твоего кормильца.

День пролетел незаметно. Хозяин дома к полудню ослабел, начал клевать носом, а затем и вовсе повалился со стула. Зуев с Шуваловым уложили его на кровать, а сами вернулись к столу. Помня, откуда старик доставал бутылки, Зуев самолично принес еще одну, и вместе с Шуваловым они пообещали спящему деду, что заплатят ему за выпитое в двойном размере.

Надо ли говорить, что наши путешественники напились до самого настоящего свинского состояния? Это и так понятно. А напившись, они захотели каких-нибудь приключений, пусть незамысловатых, чаплинских, но приключений. Ведь иначе какой смысл было пить? Пьянство без последующих похождений – один старческий алкоголизм да перевод здоровья.

Кое-как отчистив свои пальто от глины, Зуев с Шуваловым оделись и вышли из дома. На всякий случай они прихватили с собой бутылку самогона, граненый стакан и пучок зеленого лука.

На улице уже давно стемнело, и здесь, на окраине Чаплина, нельзя было разобрать, спит народ или колобродит еще в питейном центре поселка. Здесь было тихо и безлюдно.

Шагая на голос диспетчера станции, Зуев и Шувалов иногда останавливались и для согрева выпивали по пол стаканчика. Вначале свежий воздух немного взбодрил их, но эти кратковременные привалы сделали свое дело. Оба, и Зуев, и Шувалов вдруг перестали разговаривать. Они уже давно запамятовали, куда и зачем идут, и, только когда станция подавала голос, друзья как бы просыпались и ускоряли шаг.

К железной дороге они вышли значительно левее здания вокзала. На третьем или четвертом пути стоял пассажирский поезд. Отсюда, с улицы, было хорошо видно, как в вагонах в своих купе сидят и передвигаются пассажиры. Они напоминали аквариумных рыб, и на мгновение Зуев испытал чувство зависти, но не смог удержать его в сознании.

Затем пассажирский поезд дернулся, и по всему составу прошла судорога. Вагоны с чугунным лязгом стукнулись друг о дружку и медленно, со скрипом поползли по рельсам. Был бы Зуев трезвее, он удержал бы своего друга, но сейчас он и не пытался этого делать. Раскачиваясь, Шувалов промычал какую-то странную фразу, из коей понятно было только одно слово «она». Прямо перед ними над самым горизонтом полыхнула зарница. Шувалов шагнул вперед и пошел, быстро набирая скорость, потому как стояли они с Зуевым на высокой насыпи. А в это же время, прямо как в школьной задаче, из пункта Б в пункт А проходил другой поезд. И встретились Шувалов с товарняком там, где, наверное, и должны были встретиться.

Не имея сил остановиться, Шувалов налетел на идущий сквозняком товарняк, ударился со всего маху грудью о движущийся вагон, и начало его кувыркать до самой вышки линии электропередачи. Уже скомканный и переломанный, он врезался в вышку, да так под ней и остался.

В первые секунды Зуев ничего не понял, а когда прошел состав, он кинулся к Шувалову. Падая и поднимаясь, Зуев бормотал какую-то несуразицу, чертыхался и потихоньку трезвел. Своего друга он нашел уже мертвым. Слабый свет станционных фонарей мешал ему как следует разглядеть Шувалова, да это и к лучшему, потому что, не готовый к несчастью, Зуев увидел бы во всех подробностях вдребезги разбитую голову Шувалова и совершенно почерневшее лицо.