Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг

Выходим вместе с Павлом Ильичом. Тянет меня за рукав:

— Медведей там и без вас застрелят и разделают. Организация медпункта важнее.

— А карточки ввели?

— Еще не успели. Но питание гарнизону и командам грузчиков ведется отдельно. Детей на Трубецком кормят. Как там в Кронштадте, будут помогать?

— Надеюсь, что да.

К нам подходит тот седой сапер:

— Моряки предложили взрывами оторвать часть ледового поля, чтоб было проще вести погрузку-разгрузку. При взрыве будет оглушенная рыба. Конечно, из Невы сейчас рыба не деликатес, но жаль будет терять, может, еще и пригодится. Выберите по спискам своим, нам бы бригаду рыболовов собрать. И желательно ловить рыбу не в зоне действия сортира.

Я не выдерживаю и влезаю:

— Отличный люфтклозет! Прямо памятник дивизии «Генрих Геринг»!

— Действительно, проект типовой немецкий. Только Геринга звали Герман.

Оп! Вот афронт! Знаток тоже нашелся! Седой улыбается:

— Но память Гиммлера тоже можно почтить. Именно таким способом. Так что официально будем называть сооружение «Люфтклозет имени Генриха и Геринга».

— Наберем вам рыболовов. Когда рвать будете?

— Через полчаса.

— Договорились!

Среди всех беженцев оказываются три медсестры. Да еще одна из медпункта в Монетном дворе. На людях держится высокомерно, но когда на минутку остаемся одни, признаётся, что боится — в Монетном все работали здоровые, диспансеризацию проходили регулярно, и вся ее работа была достаточно простой. А тут… тут может быть все, что угодно. Действительно, если периодически возникающие истерики лечат уже показанным ранее способом, то и серьезные случаи есть. Люди действительно помирали. Похоже было на пару инфарктов и тяжеленный инсульт — у нестарого еще мужика нарушилась речь, половина лица обездвижилась, отчего он, косноязычно утешая и улыбаясь половинкой рта, еще больше напугал свою семью… И буквально через минуту умер. Люди, кроме его семьи, шарахнулись в стороны и вон из куртины. А домашние еще пытались его трясти и оживлять, но тут на крики прибежал патруль. И очень вовремя — успели застрелить обращенного в последний момент.

Рассказываю медсестрам о контакте с 36-й больницей. Говорю, что большей частью буду с разведгруппой, это сейчас важнее. Они понимают, ситуация с едой катастрофическая и без поставок в крепости начнется голодуха, а у многих питерских страх перед голодом генетический — родичи тут голодали. В городе и в 1920-е годы было очень голодно, даже умирали от недоедания. Не зря Кронштадт восстал. И в 1940-е годы, в блокаду…

Предлагаю двум сестричкам обойти помещения, посмотреть своими глазами: что, где, как обстоит. А медпункт надо устроить в доступном месте. Пусть глянут, может быть, найдут что подходящее… Одновременно с помещением постараюсь решить вопрос и с питанием.

…В нашем «Салоне» только Дарья и Сергей. Николаич ненавязчиво оставляет все время кого-нибудь из наших, и у этого сторожа оружие постоянно под рукой — готовое к применению. У нас есть излишек оружия, и потому арсенал должен охраняться. На всякий пожарный случай. А излишек вызван тем, что Николаич не является сторонником применения в разных ситуациях одного и того же оружия. По его мнению, универсальность — миф. Кроме того что у нас тут складировано оружие и боеприпасы, так еще много чего ценного разного есть — от продуктов до моих медикаментов.

Группа оказывается все еще в зоопарке. Перед дырой в заборе сталкиваюсь с неспешно шествующим Андреем. Приветствуем друг друга. Отстрелявшись, он еще раз в бинокль тщательно проверил территорию и, не обнаружив больше ничего подходящего для отстрела, пошел на соединение с основной командой.

Он не рвется общаться, я тоже загружен всем свалившимся, и потому мы молча, но посматривая по сторонам, подходим к вольеру с белыми медведями. Ребята уже застрелили обоих зверей и сейчас активно снимают шкуры и разделывают туши. Медведей пристрелили не в воде бассейна, и потому работа идет достаточно быстро.

Андрей моментально замечает, что тут что-то не слава богу.

Спрашивает меня.

Отвечаю.

К моему удивлению, вместо того чтобы так же понуриться, как остальные члены группы, Андрей уточняет:

— А какая была крыса?

— В смысле? Пасюк, наверное, Раттус норвегикус, хотя тут и занзибарская какая-нибудь может оказаться.

— Я не об этом. Живая или уже обернувшаяся?

— Не знаю. Мы как-то не подумали, что она может быть живой.

— Живые кусаются тоже. Меня кусали.

Кажется, не зря я сегодня насмотрелся на зеленые ракеты. Может быть, не так все страшно.

Спускаемся вниз. Оторвав команду от работы, спрашиваем Сашу, какая была крыса. Живая или нет? Задумывается, но не может сказать точно. Однако вижу, что порозовел и не такой понурый стал. И остальных вроде б тоже отпустило. Теперь только время покажет.

— Живая тоже не подарок, — замечает тем временем Андрей, — укус опасен. У меня лихорадка была потом. Пенициллином лечили.

Но для всех — и для меня — это уже кажется пустяком.

Правильно. Если б не постоянные мысли именно об обернувшихся крысах, о разнесенной при мне выстрелом дохлятине, возможно, я тоже подумал бы как Андрей. Но если бы да кабы, то во рту б росли грибы. Конечно, веселиться рано, но всех словно отпустило.

Николаичу кто-то звонит. Он дает добро на «выдать пару резиновых лодок и сетку помельче. И сачки тоже». Поясняет нам:

— Сейчас будет дадан. Саперы делают удобные подходы для барж. Потом рыбу соберут.

— Да куда ее, из Невы-то? Неужели жрать?

— В крайнем случае и жрать. Все лучше, чем друг друга. А вообще, тут у Петропавловки одно из самых мощных нерестилищ корюшки. Меньше будет всяких ершей, больше будет корюшки. Так что нам хуже не будет.

— До корюшки-то еще долго.

— Ну не так, чтобы очень.

При этом мишек довольно споро освежевывают и разделывают. Кусищи мяса складывают рядом. На шкуры определенно есть виды — хоть и весенние, не шибко хорошего качества, но сохранить надо обязательно. Слышу, что рассуждают о каких-то отмоке и нажорах и о том, что нужны бура и уксус…

Под охраной являются два десятка мужиков-грузчиков и тащат еще кровоточащее мясо в крепость к поварам. Иду вместе с ними. Теперь уже как-то оформилось в голове, что нужно при организации медпункта. Выработалось нечто среднее между батальонным и школьным. Надо бы написать тезисами.

На улице слышим странный шелестящий звук: чах-чах-чах-чах…

— Саперы лед рванули. Скоро придет «Треска» с баржей, на этот раз быстрее справимся. Может быть, удастся и с грязью на территории музея разобраться. Мы объяснили публике, что эвакуировать будем из тех районов, где чисто. Свиней, дескать, в Кронштадте принимать не будут. Не на всех подействовало, но мусор стали собирать.