Если он опасен - Ханна Хауэлл

После проведенной в размышлениях бессонной ночи герцог решил сохранить нейтралитет и позволить дочери и сэру Аргусу выяснить отношения без посторонней помощи. Сам он пережил два неудачных брака, но не потерял способности радоваться. И все же приходилось признать, что его трудности несравнимы с проблемами Уэрлоков. Далеко не все люди обладали способностью рассуждать, рационально противостоять суеверию и страхам. Но Лорелей отлично умела думать — в ее здравомыслии сомневаться не приходилось. Было обидно и даже оскорбительно сознавать, что тот, кого девочка полюбила, мог предположить, что она когда-нибудь бросит мужа и собственных детей. Но, к сожалению, трагическая история необычного семейства изобиловала подобными случаями.

Воспоминания о неудачных женитьбах помогали понять сомнения Аргуса. Первый опыт оказался самым тяжелым: Рональд был отчаянно молод и столь же невинен, как и супруга, а первый вкус страсти — к сожалению, только с его стороны — перерос во влюбленность. Увы, юная леди не ощутила ничего, кроме отвращения, и сохранила неприязнь на всю свою недолгую жизнь. Рождение детей вызвало в ее душе отторжение столь резкое, что она так и не смогла простить мужа и даже самих малышей за перенесенные мучения. Кроме того, первая герцогиня Санданмор считала, что герцог ведет себя глупо: не пользуется многочисленными преимуществами высокого титула, не стремится к власти, а с работниками и арендаторами обращается как с равными. А самое главное, она с первого дня возненавидела Макса и постоянно изводила Рональда требованиями уволить дворецкого: по ее мнению, тот постоянно превышал полномочия.

Третья герцогиня мечтала о столичной жизни. На первых порах Рональд даже пошел ей навстречу: отвез жену в Лондон и предоставил возможность хвастаться титулом и тратить на наряды безумные суммы, на которые вполне можно было бы достойно одеть весь город. Но и этого оказалось мало. Герцогиня постоянно ныла, жаловалась и упрекала. Ее угнетала страсть мужа к книгам, раздражали его интеллектуальные занятия, возмущали чужие дети и тяготили собственные, которых приходилось исправно производить на свет. Недовольство не утихало ни на минуту, и, в конце концов, Рональд просто перестал обращать на жену внимание, предпочитая пропускать упреки мимо ушей. Одно хорошо: третьей супруге нравилось проводить время в постели, хотя и это достоинство вскоре получило неприятное продолжение: оказалось, что чужие спальни привлекали ее не меньше, чем собственная. Последние тонкие нити брака лопнули в тот момент, когда леди Санданмор в очередной раз потребовала отвезти ее в Лондон, а герцог спокойно, но твердо отказался. Разумеется, при этом он не упустил случая высказать свое мнение относительно моральных устоев и безудержного мотовства жены, но главным камнем преткновения все-таки стал отказ ехать в столицу и даже финансировать поездку супруги.

Из запутанной кутерьмы семейной жизни Рональд Сандан вынес одно глубокое, неоспоримое убеждение: хотя дети тяжело переживали семейную неустроенность, сохранить радость жизни им помогла поддержка двух близких людей: отца и Макса. Оба стали надежной опорой и якорем в бурном море взросления.

Рональд задумался, не поделиться ли некоторыми из соображений с сэром Аргусом, но принять решение не успел: рядом внезапно вскочил бледный, испуганный Олуэн.

— Пора идти, — пробормотал он.

Герцог отложил удочку и сжал дрожащие руки мальчика. В теплый летний день его ладони оказались холодными как лед. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: мысли ребенка витают где-то далеко. Рональд с трудом подавил волнение — он прекрасно понимал, что в эту минуту перед ним разворачивается одно из таинств Уэрлоков и Вонов.

— Почему, Олуэн? — негромко спросил герцог. — Почему мы должны прервать рыбалку раньше времени?

— Опасность близко. — Глаза Олуэна прояснились, и он тревожно оглянулся. — Где Дариус?

Рональд посмотрел вокруг и понял, что Олуэн беспокоился не зря: брата нигде не было. Очевидно, тот куда-то отошел, пока все увлеченно следили за поплавками.

— Пендлтон! — гаркнул герцог и стремительно вскочил. — Дариус пропал!

К чести учителя, тот мгновенно очнулся от дремоты, поднялся и принялся лихорадочно оглядываться.

— Стефан, не знаешь, куда он мог деться?

Стефан встал и растерянно запустил пятерню в волосы.

— Может, он пошел за желудями? Он что-то такое говорил.

Герцог посмотрел в сторону леса, плотной стеной окружавшего почти треть пруда.

— Кто-нибудь заметил, в каком направлении скрылся Дариус? — Он нахмурился: лишь самый младший из детей показал на лес; к сожалению, предположение Стефана подтвердилось. — Всем держаться возле меня, Пендлтона и Стефана, — приказал Рональд. — Немедленно начинаем поиски!

Как только компания ступила под своды высоких раскидистых деревьев, тишину прорезал душераздирающий крик. Герцог жестом приказал Пендлтону остаться с детьми, вытащил из-за пояса пистолет (после нападения на Олимпию пришлось вооружиться) и быстро зашагал на голос. Краем глаза он заметил, что Стефан идет рядом, сжимая в руке устрашающего вида нож. Юноша коротко кивнул и очень по-взрослому поднял бровь.

— Я не умею стрелять, — шепнул он.

— А с этим справишься? — спросил герцог.

Стефан улыбнулся так, что любой враг похолодел бы от дурного предчувствия. Некоторое время оба шли в полной тишине, однако вскоре из зарослей донеслась какофония яростных ругательств и проклятий, причем явственно слышались два голоса — мужской и детский.

Вскоре за кустами возникли смутные очертания лошади, и герцог остановился. Еще несколько осторожных шагов позволили увидеть Дариуса: мальчик отчаянно бился в руках похитителя, однако тот крепко сжимал добычу и уже готовился вскочить в седло и уехать. Впрочем, удары и царапины непослушного пленника заметно его раздражали. Герцог, в свою очередь, ясно видел противника, но боялся, что не сможет прицелиться и попадет в ребенка.

Оставалось одно: лобовая атака. Рональд бесстрашно шагнул вперед, а Стефан последовал его примеру, благоразумно спрятав нож за спиной. Парень вел себя так, как будто вырос не в безмятежном поместье Радмур, а в самом опасном квартале Лондона. Во всяком случае, его сноровке и бесстрашию могли позавидовать даже бывалые обитатели лондонских улиц.

— Отпустите мальчика, сэр, — спокойно потребовал герцог. — Я предпочел бы обойтись без выстрелов.

Незнакомец самоуверенно улыбнулся; прозвучавшее в словах откровенное пренебрежение явно его оскорбило.

— Повторять просьбу я не намерен.