Жажда боли - Эндрю Миллер

К своему удивлению, в своем отчаянии он обретает некое тщеславие. Просит цирюльника выбрить его аккуратнее, хотя бритва больно скребет по лицу и заставляет кожу гореть, точно пот его превратился в луковый сок. Он перевязывает волосы ленточкой, сплетенной из соломы, вычищает грязь из-под ногтей.

Однажды утром, когда колокол призывает выносить ночные горшки, в своей посудине он видит отражение другого человека. Не того, кем он был, но и не того, кем стал. Этот мираж показывает ему того, кем он мог бы стать; того, кто еще не родился, а быть может, никогда не родится. Человек, остановившийся в углу освещенной, переполненной комнаты, улыбается, и взгляд его, несмотря на безумие, спокоен. Лицо это преследует его неделями. Какие невероятные усилия следует ему предпринять, чтобы стать таковым? Он должен сбросить панцирь безумия, обрести обыкновенное мужество обыкновенного человека. К этому он не готов. Еще не готов. В своих молитвах, в своих настойчивых бормотаниях, обращенных к тому богу, что обслуживает сумасшедших, он просит отсрочки его милости, просит отложить спасение на более долгий срок.

5

— Господин Роуз, — говорит врач, — этого человека привезли к нам из России. Именно такой случай извращенных суждений я подробно описываю в своем «Трактате о Сумасшествии». Быть может, вам довелось его прочесть?

— Я о нем наслышан, — отвечает Роуз. — Каково его самочувствие?

— Он не буйствует. Думаю, постепенно мы его вылечим. Не желаете ли пощупать его череп, сэр?

— Нет, благодарствую. Что послужило причиной безумия?

— Причина не установлена. К безумию приходят разными путями, сэр. Одни наследуют его от родителя, другие приобретают как следствие лихорадки или удара по голове. Некоторые сходят с ума от любви или горя. От алкоголя. Религиозного исступления. Солнечного удара. От чрезмерного пристрастия к чтению, несвежего мяса или собачьих укусов.

— Он человек образованный?

— Думаю, да. Ты обучался грамоте, Дайер? Умеешь читать и писать?

— Да, сэр.

Роуз осматривает пациента. Держась на расстоянии, спрашивает:

— Он не заразный?

— Ни в коей мере, — отвечает врач. — А ежели он вам потребуется, мы приведем его в порядок. Будет выглядеть как подобает.

— В таком случае, думаю, потребуется. Правда, хотелось бы послушать, как он говорит. Мне важно услышать его голос.

— Говори, Дайер, — велит врач. — Ну-ка. И чтобы никаких твоих штучек.

— Я не знаю, что говорить, сэр, — отвечает Дайер. — Я не знаю, что хочет услышать от меня этот джентльмен. Я не умею вести беседы, сэр.

— Он происходит из какого-нибудь западного графства. Сомерсета или Глостершира. Человек, несомненно, образованный и когда-то вращался в приличном обществе. Если он не истинный джентльмен, то мог быть одним из тех, кто прислуживает джентльменам. Дворецкий, писец, модный цирюльник.

— Надо же, какая поразительная способность, сэр! — восклицает врач. — Столь точно определить человека по выговору. Случись вам попасть в стесненные обстоятельства, вы бы легко заработали себе на жизнь.

— Надеюсь, этого не произойдет, — говорит Роуз, подойдя к Джеймсу поближе. Он берет левую руку Джеймса и держит ее за кончики пальцев. Потом, перевернув ее ладонью кверху, продолжает: — Руки хороши, хоть и сильно повреждены. Вы были художником, мистер Дайер, или, может быть, музыкантом?

Джеймс качает головой. Его тревожат вопросы Роуза, его проницательность. До сих пор его никто не узнал, хотя, помнится, ранее, в прошлой жизни, он встречался со своим теперешним врачом в Лондоне. Джеймс был знаком по крайней мере и с двумя другими посетившими больницу докторами. Но его никто не признал. А тут вдруг оказался так близок к разоблачению человеком совершенно неизвестным. Уставившись в пол, Джеймс говорит:

— Я не умею ни рисовать, ни играть. Я не помню, как жил. Я не помню ничего, что было со мной до больницы.

Роуз отпускает его руку.

— Иногда полезно все забыть. — И, повернувшись к врачу, заключает: — Думаю, мистер Дайер должен присоединиться к остальным. С вашего позволения.

— Сделайте одолжение, забирайте. Какая у него будет роль? Заговорщика? Призрака? А может, того смешного парня в желтых чулках?

— Да, он был бы великолепным Мальволио. Однако мы намереваемся ставить «Сон в летнюю ночь». Я придумал для него роль, но хочу посмотреть на всех артистов вместе и тогда уж решу окончательно. Хорошо бы собрать их завтра в какой-нибудь большой, подходящей для репетиций комнате. Дела такого рода всегда требуют много времени.

— У нас тут полно пустых, никем не занятых комнат. Так что к завтрашнему дню вам одну приготовят, — говорит врач и вызывает из галереи Вагнера. Тот появляется в дверях, а врач продолжает: — Почистите этого парня. Дайте свежее белье. И пусть Каллоу взыщет с него соответственно.

Кивнув, Вагнер отходит в сторону, пропуская джентльмена. В дверях Роуз оборачивается, и у него в ухе переливается на свету бриллиант. Улыбаясь Джеймсу, он делается похожим на обезьяну.

— A bientôt,[50] мистер Дайер.

6

О’Коннор, позвякивая ключами, ведет их вниз по лестнице. Рядом с Джеймсом шагает Адам. Джеймс спрашивает:

— Нас увозят?

— Увозят?

— Куда-то посылают отсюда?

— Нам предстоит стать актерами, Джеймс. Этот Роуз собирается ставить пьесу. Мы должны стать здоровыми, играя здоровых людей. Как бы подражая.

На первом этаже в центральной части больницы приготовлена зала. Мебель сдвинута в одну ее половину, разожжен камин, хотя его тепло не согревает холодное помещение. Их уже ждут женщины в сопровождении санитарок. Среди них Дот Флайер. Синяк почти сошел, и ее лицо кажется очень молодым и очень бледным. Сегодня в ней нет привычной важности. На запястьях остались следы от кандалов. Санитары томятся вдоль стен, чистят ногти и поглядывают вокруг, кажется не понимая, каким образом могут они употребить здесь свою власть.

В залу входит мистер Роуз. Он маленького роста. Красиво одет, на нем атласный жилет, под стать его цветочному имени, и шитый золотом и серебром камзол. Он забирается на стул и, простирая руки, призывает собравшихся к тишине.

— Я Август Роуз. Некоторые из вас уже знакомы со мною, ибо посещали мои концерты здесь, в больнице. Кое-кто… вот я вижу здесь мистера Лайла — добрый вам день, сударь, — участвовали в моих небольших театральных представлениях. Итак, друзья мои, сегодня я приглашаю вас принять участие в моем самом грандиозном предприятии.

Он поднимает связку цветных листков.

— Это билеты на представление. Прелестная история, которую предстоит разыграть вам, любезнейшие, перед достопочтенной и искушенной публикой.

Он размахивает билетами, и один, выскользнув, падает к ногам Джеймса. Джеймс его поднимает.

«АВГУСТ РОУЗ, эсквайр, ЗНАМЕНИТЫЙ ИМПРЕСАРИО, предлагает вашему вниманию ТЕАТРАЛЬНОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ по пьесе г-на Вильяма Шекспира „Сон в летнюю ночь“, РАЗЫГРАННОЕ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ТАЛАНТАМИ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ ВИФЛЕЕМСКОЙ БОЛЬНИЦЫ в прилегающем к ней саду 5, 6 и 7 дня июня месяца 1769 года. Цена билета 2 гинеи».

Роуз наклоняется, чтобы взять билет; Джеймс отдает.

— Это мистер Дайер, не так ли? — спрашивает Роуз. — В скором времени, сэр, я намереваюсь сделать из вас герцога. Что вы на это скажете?

Он спрыгивает со стула и начинает делить труппу: разводит афинян по одну сторону, духов — по другую. Выстроив их в два неровных ряда, снова взбирается на стул.

— Теперь распределим роли. Мистер Натаниэль Коллинз и мистер Джон Коллинз, вам быть влюбленными Диметрием и Лизандром, миссис Донован, вы будете прекрасной и воинственной Ипполитой. Миссис Форбеллоу — Гермией, которая любит Лизандра. Мисс Пул — Еленой, которая любит Деметрия. Мисс Флайер станет Титанией, царицей фей. Мистер Адам Меридит будет играть Робина Доброго Малого, мистер Асквини — Оберона, а мистер Дайер — Тезея, герцога афинского. Мистеру Лайлу достается Питер Пигва; мистеру Джорджу Ди — Основа для сиденья, ткач; мистеру Гоббсу — Эгей, отец…

— Я не собираюсь играть зад какого-то ткача!

Джордж Ди, мясник из Хаундсдича, с заплывшими от жира глазами и налитым кровью лицом, протискивается к стулу Роуза. Санитары настораживаются, а Роуз говорит ему мягким голосом:

— Мистер Ди, вы ошибаетесь. Роль Основы для сиденья — прекрасная роль, и поистине комическая. Он честный ткач, которого любят друзья. Он даже…

— Зад! Ни за что! Разве вы не обещали мне, что я буду играть герцога или знатного лорда? Разве не обещали?

Роуз делает знак О’Коннору.

— Дорогой мой мистер Ди. Я не мог давать вам таких обещаний. Однако, если эта роль вам не по душе, могу предложить вам Дудку — прекрасная роль, только поменьше — или же Милягу…