Главная профессия — разведка - Всеволод Радченко

Монгольские товарищи откровенно дали нам понять, что, конечно, приезд Цеденбала в Монголию был бы очень нежелательным и мог бы грозить непредсказуемым поворотом событий. В Москве также ясно понимали это.

Вновь было проведено широкое обследование Цеденбала и подготовлено новое заключение врачей, в котором в категорической форме подчеркивалась необходимость продолжения лечения Цеденбала в стационарных условиях. Можно сказать, что это было волевое решение, принятое вопреки желанию семьи Цеденбала и его самого. Однако является несомненным и то, что в государственной политике нередко твёрдая линия приводит к безболезненному и даже более спокойному решению той или иной проблемы.

На 23 августа был назначен внеочередной Пленум ЦК МНРП. Ещё до объявления даты пленума у нас произошёл небольшой инцидент. Сергей Павлович Павлов, наш посол, опираясь на своё знание «кухни» в наших верхах, не верил, что решение Москвы и, соответственно, Улан-Батора претворится в жизнь. И вот, прямо накануне решения о созыве пленума, он получил разрешение от заместителя министра иностранных дел в Москве, который не был в курсе планируемых событий, на недельный отпуск с поездкой в Москву.

Так как у нас сложились дружеские отношения с послом и полное взаимопонимание по вопросам нашей политической работы, я, имея информацию о переговорах в Москве по Цеденбалу, пытался отговорить Павлова от поездки, но он настоял на своём. Дело в том, что Сергей Павлович давно уже был в фактическом разводе со своей женой, в Монголии находился один, а в Москве у него была любимая женщина, на которой он позднее женился. Короче, он уехал в Москву «за свой счёт».

В Монгольском руководстве в это время появились такие настроения: не следует ли, освободив Цеденбала от поста Генерального секретаря партии, оставить его на должности Председателя Президиума Верховного Хурала? Влияние Цеденбала было настолько велико, что это постоянно сказывалось на позиции монгольских руководителей и выражалось в их постоянных колебаниях.

Нам стало известно, что высказывания в этом духе сделал и сам возможный преемник Цеденбала — Батмунх. Естественно, я информировал своё руководство. За день до пленума поздно вечером, а по-монгольски ночью, раздался звонок по «ВЧ» Крючкова прямо мне на квартиру. Крючков ещё раз выслушал мою информацию о колебаниях Батмунха и попросил, чтобы прямо на следующее утро посол посетил Батмунха и твёрдо разъяснил ему, что такое раздвоение в решении вопроса о замене Цеденбала вызовет в дальнейшем ненужное напряжение, а возможно и осложнение обстановки.

Понятно, что этого допускать было нельзя. Выслушав Крючкова, я вынужден был сказать, что посла нет в Монголии, что он находится в Москве. «Как в Москве?!» — воскликнул Крючков. Последовала пауза, и он чётко сказал: «Возьмите всё в этом вопросе на себя».

На следующее утро я был принят Батмунхом, и мы обсудили с ним возможные «нежелательные политические последствия любых половинчатых решений» в вопросе замены Цеденбала на его постах. Батмунх с полным пониманием отнёсся к моим аргументам. И на мой вопрос, следует ли мне посетить по этому же вопросу Моломжанца, он заверил меня, что в этом нет необходимости.

Павлов прибыл в Улан-Батор первым же рейсом самолёта на следующий день. Кто и как нашёл его в Москве? Не знаю. Помню с его слов, что его прямо отвезли к самолёту. Он долго вспоминал потом, что его нашли на даче под Москвой, дали 10 минут на сборы и отвезли в аэропорт. Он говорил, что пока не взлетел самолёт в сторону Монголии, он был уверен, что везут его на Лубянку или в Лефортово.

Вслед за пленумом в тот же день состоялась сессия Народного Хурала. Как на пленуме, так и на сессии предложение об освобождении Цеденбала не встретило никаких возражений. Так закончился сложный, а в чём-то и достаточно острый период, связанный со сменой руководства Цеденбала. Скажу только, что Филатова какое-то время продолжала использовать свои связи и хотела повернуть историю вспять, часто делая это в грубой по отношению к новым лидерам Монголии форме. Это хотя и вызывало раздражение, но по сути дела встречало глухую стену в Улан-Баторе.

В скобках отмечу, что решением монгольского руководства Цеденбал и его семья были хорошо обеспечены материально. В Москве им была предоставлена отличная квартира.

Подводя итог этому непростому периоду в истории Монголии, отмечу, что создавшуюся ситуацию в МНР необходимо было нормализовать, и это было назревшим вопросом. Уход Цеденбала вместе с соправительницей Филатовой с политической сцены позволил провести исключительно важные кадровые изменения в стране. На руководящие посты пришли грамотные и порядочные деятели. Эти изменения послужили как бы основой того, что события конца 80-х и начала 90-х годов в Монголии, связанные с демократизацией и изменением социально-экономического состояния страны, прошли спокойно. Вся процедура освобождения Цеденбала от занимаемых постов и кадровые изменения в руководстве получили высокую оценку политических аналитиков и высшего руководства, как в Улан-Баторе, так и в Москве.

В этот довольно сложный период я близко познакомился с советником нашего посольства Алексеем Богословским. Богословский посвятил свою жизнь изучению Монголии. Являясь высококлассным монголоведом, он своими советами и точным анализом ситуации в стране очень помог мне в работе по направлениям, связанным с политической обстановкой в МНР. Алексей не только крупнейший специалист по Монголии, но и обаятельный человек. Он, прекрасно владея монгольским языком, имел и имеет много друзей в МНР. Для меня он тоже стал близким другом, и мы с ним дружим уже много лет, иногда вспоминая годы совместной работы в Монголии.

Отношения с новым руководством страны, и в частности с Генеральным секретарём партии и Председателем Верховного Хурала МНР Батмунхом сложились очень хорошие. Я, по заведенной традиции, примерно раз в полтора месяца встречался с Батмунхом и на базе тезисов, по моей просьбе специально подготовленных в нашем информационном управлении, докладывал ему новинки и некоторый анализ международной обстановки. Батмунх же делился со мной информацией о положении в стране и о планируемых решениях руководства Монголии. Особенно доброжелательными были отношения с новым министром общественной безопасности Жамсранжавом. Он часто приглашал меня в свои поездки по стране и в пограничные отряды на монголо-китайскую границу. Пограничных отрядов было одиннадцать на всём протяжении нескольких тысяч километров границы, и в каждом таком отряде был наш советник, опытный пограничник в звании не ниже майора (в большинстве это были подполковники). С министром я побывал и на знаменитой реке Халхин-Гол, и в ряде мест в пустыне Гоби, на крайнем западе Монголии, в предгорьях Алтая.