Обезличенные (СИ) - Смитт Таня

«Можно?» — поинтересовалась фигурка, и от неожиданности я подскочил со своего кресла, узнав в посетителе своего давнего приятеля Волкова, о котором, впрочем, не забывал ни на минуту.

«Заходите, — протокольно пробормотал я, прекрасно помня о дюжем шкафе, караулившим у дверей порядок и безопасность. — присаживайтесь.»

Впервые за два месяца я разговаривал с настоящим живым человеком, с эмоциями и речевыми способностями.

«Вот, сказали с вами поболтать, — почтительно пробормотал Гошка и несмело улыбнулся. — вы изменились, Гурий Трофимович. Ну да ладно, о чем вы должны поговорить со мной, прежде чем меня отправят на утилизацию?»

Я подумал, что ослышался и, негромко рассмеявшись, принялся нести тот бред, что доносил до своих предыдущих посетителей. Тем самым я хотел вызвать на бледной рожице Волкова признак оживления, однако только еще больше погрузил его в пучину задумчивости.

«Если это все, — очень серьезно проговорил он, поднимаясь с гостевого стула, — я, пожалуй, пойду. Не хотелось бы затягивать процесс. Тут с этим строго, хотя вам ли не знать, Гурий Трофимович»

«Какой процесс? — едва слышно прошептал я, все еще помня об охраннике, — говори тише, тут везде уши, приятель»

Гоша равнодушно пожал плечами, снисходительно глядя на мою откровенно офигевшую рожу. Он искренне не верил в мою неосведомленность и не желал вести со мной доверительных диалогов. Некоторое время он молча стоял, разглядывая мое лицо, и наконец, заговорил.

«Я, как вы видите, тоже попал в разряд нарушителей. Ваш приятель, видно, решил продолжить свои фокусы, играясь с людьми, но о том вы знаете лучше меня. Нарушителей утилизируют, об этом не знают только олигофрены с синдромом Дауна, ну и вы еще. Очевидно, милому Матвею недостаточно поставок от безглазых уродов, ему все мало. Но я уже знаю, что ждет меня за гранью и поэтому ничего не боюсь.»

Гошка говорил уверенно и смело, но в каждой его фразе отчетливо слышался страх. Каким я был болваном, ни разу не подумав о том, куда деваются все нарушители после моих проникновенных бесед. Это, действительно, ни разу не приходило в мою голову. Я наивно полагал, что эти граждане подвергаются обычному штрафу, а так как взять с них нечего, то отбирают то, что есть.

«Подожди, Гоша, — прошептал я, сохраняя на роже нейтральное выражение, — я не допущу, чтобы ты вот так просто согласился на что-то подобное. Не торопись, я что-нибудь придумаю»

Что я собирался придумывать, находясь под пристальным наблюдением ока Господня, я не мог предположить даже гипотетически. Единственный шаг, который был мне доступен, было предложение продлить беседы, но для этого мне требовались весомые аргументы. Я еще ни разу не прибегал к подобным уступкам, не видя в них необходимости, поэтому тут же принялся сочинять наиболее убедительные фразы для Главного. По Гошкиным словам, сразу же после бесед нарушители отправлялись на следующий уровень и подвергались численной коррекции. Так вычурно назывался процесс банального убийства, и откуда это было знать Георгию, мне оставалось только догадываться.

«И еще, — проговорил Гошка, не обращая внимания на мои посулы, — я приношу извинения лично за свой необузданный нрав. Надеюсь, вы больше не испытываете неудобств в связи с этим?»

Я тупо уставился на Волкова, не сразу сообразив, о чем он бормочет, а когда сообразил, только махнул рукой. Внезапно в мою голову пришла отчаянная мысль, рассчитанная на скудоумие охраны.

«Пойдем, Гоша, — поднялся я с кресла, — придется рискнуть, дружище.»

В дверях нам преградил путь огромный детина, скупо поинтересовавшись целью нашей прогулки.

«Мне нужно к Главному, — как можно внушительнее заявил я, подталкивая перед собой Гошку, — особый случай»

Я был у Главного на самом лучшем счету, какой можно было себе представить. Если бы эта неэмоциональная машина была способна выражать чувства, то назвала бы меня своим лучшим другом. Об этом знали некоторые подчиненные и охрана. Мой трюк удался, мы без проблем прошли вдоль коридора, по направлению к кабинету начальника. Суровый страж проводил нас взглядом, фиксируя движение, и вернулся к своим обязанностям подпирать двери. Я очень рассчитывал, что в эту минуту Главный не надумает покинуть свое насиженное место и не наткнется на нас в тесном пространстве подвальных катакомб. В коридоре царила привычная тишина, и я рискнул. Вход в подвал преграждала длинная металлическая лестница со множеством ступеней, по которым я взлетел в считанные секунды, волоча за собой Гошу. Двор никем не охранялся, про камеры наблюдения, так же, как и про электричество в целом, население забыло полгода назад, и нам без проблем удалось пересечь значительную территорию.

«Куда мы торопимся? — спустя пару-тройку километров поинтересовался мой приятель. — вы подвергаете себя опасности, связываясь со мной. Теперь я нарушитель, а за его укрывательство полагается кое-что пострашнее утилизации. Остановитесь, пока еще есть время»

«Мы торопимся за город, — пояснил я на бегу, — там у меня есть домик, в котором я прожил всю прошлую зиму, там мы можем пересидеть погоню, если такая состоится»

Глава 8

Глава 40.

За время моего отсутствия мой домик подвергся таким же смелым набегам, каким подвергалось множество других заброшенных участков. Гошка с видимым интересом протиснулся в разоренное пространство моей хибарки и изумленно присвистнул.

«Да тут у вас целое богатство! — непосредственно воскликнул он, вытаскивая из-за дверного проема уцелевший мешок с крупой. — я весь последний месяц питался теми отбросами, что предлагают эти продовольственные ларьки. Мне интересно, кто-нибудь еще, кроме нас, реально видит то, что происходит вокруг?»

Гошкины слова напомнили мне выступления Зямы, и его отчаянный порыв покончить с произволом силовыми методами. Нынче на дачах стояла тишина, а признаков Зяминой бунтарской компании не обнаруживалось. Моя бытовая утварь волшебным образом растворилась в неизвестности, и нам нужен был новый набег. Волков очень изменился за время нашей разлуки, сменив образ неотесанного грубияна на скромного тихого парня, робко взирающего на мир.

«Как ты жил все это время? — вырвалось у меня прежде, чем я успел обдумать вопрос, — чем занимался и как попался на удочку стражам безопасности?»

«Да как? — задумчиво проговорил приятель, — первый зимний месяц просидел в квартире, не желая пересекаться с откровенно тухлыми согражданами, ну а как харчи закончились, отправился на поиски работы. Оказалось, что пока сидел дома, в городе ввели новые правила, требующие замену документов, да и работу стало не найти. Устроился сортировщиком, с утилизированных граждан стаскивал шмотки и сдавал в торговые точки. Жуть жуткая, ну да жить как-то надо. Я все ждал, что вы меня как-нибудь навестите, сосед рассказал мне, что видел вас, и письмо мое вы получили. А после услышал, что вы стали почти во главе этой организации. Вот только не организация это, а бандиты и убийцы. Ну и ждать перестал, кому я интересен? А спустя пару месяцев меня на улице выловили и в комендатуру притащили. Просто поставили перед фактом, что отныне я нарушитель и враг общества. Так и сказали, серьезно. Ну а дальше на разговор с вами направили. Вот только для чего они, эти разговоры, до сих пор понять не могу. Может, вы объясните?»

Я слушал Гошку и ловил себя на мысли, что, если бы не случайная встреча с Эммой, я вполне бы мог оказаться на месте Волкова, что все решает случай, но это понимание не принесло мне радости.

«Не кисни, дружище, — наигранно бодро проговорил я, — пойдем, отыщем кастрюлю и наварим каши, а то осточертело питаться трухлявыми печеньками и вонючими сардельками.»

С этими ободряющими словами я решительно направился к выходу, увлекая за собой Гошку. Мародерство давно уже не рассматривалось мною, как вид нарушения УК. Я резво пересек большую часть территории, планомерно продвигаясь к самым отдаленным участкам. Гошка скептически хмыкал, наблюдая за моими отточенными движениями.