Ловец человеков - Надежда Попова

— Неплохо, Бруно, — прозвучавший над ним голос пивовара он узнал сразу, хотя тот тянулся, сползая в неестественный бас, словно Каспар, спрятавшись в каменном идоле, пытался изобразить провозвестнический глас оракула. — Старательно, я б сказал…

Ноги в башмаках приблизились, остановившись рядом, и все тот же расплывающийся голос хмыкнул:

— Ты гляди — в сознании! Схалтурил, студиозус.

— Я бил как надо, — возразил тот откуда-то из-за спины. — Он, похоже, с детства на глиняных горшках тренируется.

— Занятно. — Курт почувствовал, как шершавая подошва, провонявшая свиным навозом, царапая щеку, повернула его голову в одну сторону, в другую; комната поплыла перед глазами, и он не удержал болезненного стона от вдруг подступившей к горлу тошноты. — Для такого сложения слишком уж крепкий… Давай-ка, Бруно, помоги мне. Оружие с него долой, забери ключи обратно и — связать.

— Ты сказал, что не тронешь его.

— Господи, да брось ты, — уверенные руки отстегнули ремень с мечом и кинжалом, и в голову ударил стук брошенных на пол клинков. — Видите, майстер инквизитор, как он за вас заступается? — голос у самого уха был издевательски сочувствующим. — Слышать бы, чем это ты его за одну ночь успел нашпиговать, что он о тебе так печется.

Курт всеми силами пытался заставить сознание работать как положено и начать снова управлять телом, однако при малейшем усилии в месте удара вспыхивала та же тупая боль, и в глазах начинало темнеть. По крайней мере, голоса уже не вытягивались, звуча так, как им положено, но мозг очнуться не желал — напротив, все более сползал в вязкую полудрему, и остатков самообладания едва хватало на то, чтобы не позволить себе потерять сознания, ибо тогда организм, дорвавшись до вожделенного покоя, просто погрузится в сон, долгий и беспробудный…

— А чем? — слегка растерянный голос Бруно по-прежнему звучал за пределами видимости, и пивовар тоже стоял теперь чуть дальше, у ног.

— Покрывало возьми с баронской постели, только быстро. Уж больно осмысленный у него становится взгляд, мне это не нравится. Давай, студиозус, не тяни волынку.

Курт услышал треск рвущейся ткани, и широкие ладони Каспара, ухватив его за локоть, одним движением перевернули лицом вниз, заведя руки за спину. От рывка снова закружилась голова, от нового удара — скулой о камень пола — в виске словно распрямилась заточенная стальная дуга, парадоксальным образом вернув сознание к реальности. Окружающий мир, хотя и продолжал вертеться, как мельничные лопасти, уже не казался призрачным и снящимся и виделся теперь, как и полагается, во всей целости, а не урывками.

Руки Каспар скрутил ему грамотно — запястье к локтю, не поленившись затянуть полотно от души, так что кожа защемилась между складками ткани, а ладони тут же начали неметь. Ноги связывал Бруно — попросту, вместе.

— Крепче затяни, — посоветовал ему пивовар, поднимаясь. — Девицу для ночных утех ты, что ли, вяжешь?

— Нормально, — огрызнулся тот, — да и если вдруг что — ногами он, что ли, руки распутывать будет?

— Знаешь, мой наивный друг, неизвестно, чему их теперь учат…

— Готово.

Всеми силами собравшись, Курт перевернулся на спину, подавив очередной приступ тошноты (стало быть — сотрясение, отметил он походя), и взглянул на пленителей. Каспар выглядел довольным, и в этом лице не было ни тени того простецкого безучастия, что прежде. Бывший студент смотрел в сторону и казался сконфуженным.

— Значит, 'ты не с этими зверьми', Бруно? — спросил он с усилием. — Или это месть мне лично?

— Ничего личного, — по-прежнему глядя мимо, отозвался тот. — Против тебя я ничего не имею. А что касается капитана — я здесь ни при чем.

— Ну, конечно… — покривился Курт, прикрывая глаза, чтобы остановить вращение стен вокруг; тот повысил голос:

— Это правда!

Он поднял веки, снова переведя взгляд на Бруно, и попытался пожать плечами.

— А что, собственно, ты оправдываешься? Тебе не все равно, что я думаю? Как теперь называется та шайка, что ты собрал, Каспар? 'Союз меча и орала'?

Пивовар улыбнулся, глядя на него сверху вниз почти с участием, и качнул головой:

— Да, паренек ты въедливый. Не шибко умный, но цепкий и въедливый. Может быть, лет через десять поднабрался бы опыта и стал бы неплохим следователем… Увы, не суждено.

— Ты обещал, — снова сказал Бруно, и тот успокаивающе похлопал его по плечу:

— Не бойся, студиозус, не трону я твоего инквизитора. Иначе кого тогда будут арестовывать за все это бесчинство?.. Нет, он нам нужен живым, и мое слово остается неизменным. Пойдем. Времени мало.

— Дурак ты, Бруно, — обессиленно произнес Курт, отвернувшись и, к своему удивлению, ощущая вот в таком положении, связанным, у ног предателя и противника, не злость, а усталое отвращение. — Когда-нибудь вот так же он поступит и с тобой.

— В твоих советах я не нуждаюсь, не усердствуй.

— И не собираюсь. Но мои слова ты перед смертью еще вспомнишь. Если успеешь.

— Помолчи лучше, — отмахнулся от него пивовар, усмехнувшись, — ведь все равно не выйдет перевербовать обратно; уж не унижайся, ладно?.. Останься в нашей долгой памяти рьяным и самоотверженным служителем Конгрегации… Кстати, Бруно, — вдруг остановился тот. — У тебя есть шанс рассчитаться за все. Больше не представится.

Бывший студент встретился с Куртом глазами; он посмотрел с вызовом и через силу усмехнулся.

— Давай. Пни разок — это как раз в духе твоих новых приятелей.

— Нет, — хмуро буркнул тот, разворачиваясь к двери, и добавил едва слышно: — Он меня сделал по-честному, в честной драке, сводить счеты не за что. Хватит того, что я ударил его в спину.

Пивовар проводил Бруно насмешливым взглядом, и, упершись в колени ладонями, наклонился к Курту, понизив голос:

— Что ты мне с парнем сделал? Испортил мне парня. Тебе не в инквизиторы, тебе в проповедники надо было.

— А ты меня развяжи, — предложил он. — Верни оружие. Я и тебе тоже проповедь прочту. Может, минут через пять и ты у меня раскаешься.

Каспар засмеялся, распрямившись, и кивнул:

— Молодец. Нет, серьезно. Хорошо держишься. Ну, покаяние свое я пока несколько перенесу во времени лет этак на сто, а вот тебе это вскоре пред. Я так полагаю, свидетельство целой деревни о том, что ты намеревался убить наследника замка, достаточное основание для открытия нового дела — с обвиняемым Гессе, бывшим инквизитором.

— Зачем тебе все это?

— Нет, — с улыбкой покачал головой тот, подбирая с пола его оружие и разворачиваясь к двери, — так совсем не интересно. Надо же дать тебе пищу для размышлений, чтобы было чем скоротать время до твоего повешения… Всего доброго, майстер инквизитор. Не скучайте. А мне пока надо выйти к народу и сообщить о том, что вы обезврежены, и молодой барон спасен из ваших ужасных лап. А очень скоро здесь будет вызванная вами помощь, и вы окажетесь в нежных объятиях ваших сослуживцев. При таком количестве свидетелей и признании… Думаю, ты понимаешь, уж что-что, а признание твои друзья из Конгрегации получить сумеют. Ведь это, насколько я понимаю, разрешено — получать его, когда дело и так ясно? А яснее и быть не может.

— Ничего у тебя не выйдет, — похолодев, возразил Курт; тот снова рассмеялся, переглянувшись с Бруно, замершим на пороге.

— Слышишь? У нас ничего не выйдет… Нет, дружок, все будет именно так. Никто не станет носиться с доказательством невиновности какого-то новичка больше положеного. Свидетелей обвинения — больше сотни, народ-спаситель, буквально схвативший тебя за руку. Свидетелей с твоей стороны нет. Святого отца ты сам отсюда сплавил. Барон? На грани помешательства. А бедолага Альберт при виде тебя (он ведь теперь знает, кто ты) вообще будет забиваться в угол и поскуливать. Капитан мог бы быть… Но, к сожалению, его больше нет с нами. Весьма жаль.

— Ты слышал его, Бруно? — повысил голос Курт, перехватив взгляд бывшего студента. — И ты все так же будешь утверждать, что непричастен к его смерти? Он-то что тебе сделал?

— Э, нет, — покачал головой пивовар, — на нас это не сваливай. Кто убил капитана, выяснять будет следствие, а ни я, ни твой несостоявшийся подопечный к нему пальцем не притронулись.

— Конечно, ты лишь натравил на него толпу. У тебя еврейских корней нет, Каспар? — усмехнулся Курт невесело.

Тот непонимающе поднял брови.