Холодная луна - Джеффри Дивер

— Ты беседовал с моей соседкой? — не скрывая возмущения, спросила Амелия. — Беседовал. — Она подошла к Бейкеру ближе. Они были примерно одного роста, но Амелия, преисполненная гнева и раздражения, казалась намного выше. — И у тебя черный «мерседес»?

Он нахмурился.

— На зарплату полицейского? — Ответ прозвучал вполне искренне.

Райм бросил взгляд на Купера, который входил в базу данных по транспортным средствам. Через несколько мгновений он, отрицательно покачав головой, сообщил:

— Не его.

Ну что ж, по крайней мере у них один прокол. И все равно с Бейкером явно что-то нечисто.

— Ну давай, выкладывай, — потребовал Райм.

Бейкер взглянул на Сакс:

— Амелия, мне в самом деле очень хотелось, чтобы ты работала с этим делом. Вместе с Линкольном. Вы ведь первоклассная команда. И, откровенно говоря, здесь есть еще одно важное обстоятельство: вас очень любят журналисты. И сам я очень хотел поучаствовать в расследовании. Но после того как мне удалось убедить начальство включить тебя в следственную группу, мне позвонили. Возникла проблема.

— И какая же проблема? — спросила она твердо.

— В моем портфеле лежит листок бумаги, — сказал он, обращаясь к Пуласки, стоящему рядом с видавшим виды дипломатом. — Вверху справа.

Молодой полицейский открыл портфель и нашел бумагу.

— Это письмо, присланное по электронной почте, — продолжал Бейкер.

Амелия взяла бумагу у Рона. Прочла ее, нахмурившись. Мгновение она стояла в задумчивости, затем подошла к Райму и положила листок на широкий подлокотник его инвалидной коляски. Он тоже прочел короткое конфиденциальное сообщение. Оно было от старшего инспектора из управления полиции. В нем говорилось, что несколько лет назад Амелия Сакс была связана с детективом Николасом Карелли, работавшим в нью-йоркской полиции, который был осужден за целый ряд преступлений, включая захват и похищения, взятки и нападения.

Амелия Сакс не имела никакого отношения к перечисленным преступлениям. Однако Карелли совсем недавно вышел на свободу, и в полицейским управлении боялись, что он снова может установить с ней контакт. Они не подозревали Амелию ни в чем незаконном, но, как говорилось в письме, если ее теперь увидят с Карелли, это может вызвать нежелательные последствия.

Амелия откашлялась. Райму было известно абсолютно все о Нике и Амелии, об их намечавшейся свадьбе, об их близости, о том, как она была потрясена, узнав, кем на самом деле был ее возлюбленный.

Бейкер покачал головой:

— Простите меня. Но я не знал, каким другим способом выполнить их задание. Мне было приказано составлять исчерпывающий отчет, предоставлять все подробности относительно того, где я тебя видел, Амелия, чем ты занимаешься, как на работе, так и дома, то есть абсолютно все о тебе. Сообщать о любых связях с Карелли или с кем-то из его друзей.

— Вот почему ты выкачивал из меня информацию о ней! — злобно воскликнул Райм. — Дерьмо какое-то!

— Со всем уважением к тебе, Линкольн, я должен сообщить всю правду до конца. Ее хотели снять с дела. Не желали, чтобы она — с ее прошлым — занималась преступлением такого уровня. Но я им решительно сказал: нет! Поэтому мне приходится все проверять.

— Я несколько лет не видела Ника. Я даже не знала, что он вышел на свободу.

— Именно это я и сообщу им. — Он снова кивнул в сторону портфеля. — Все мои заметки там.

Пуласки обнаружил внутри еще несколько листов бумаги. Он продемонстрировал их Амелии. Она прочла их, а затем положила перед Раймом. На них действительно были заметки Бейкера: время, когда он вел за ней наблюдение, вопросы, которые задавал, то, что нашел в ее календаре и адресной книге.

— Ты ведь совершил проникновение со взломом, — заметил Селлитто.

— Признаю. Перешел грань. Простите.

— Почему, черт тебя подери, ты не обратился ко мне?! — рявкнул Райм.

— Или к кому-то из нас? — добавил Селлитто.

— Задание исходило с самого верха. И мне было приказано держать все в тайне. — Бейкер повернулся к Амелии: — Я понимаю, что ты расстроена. Мне очень жаль. Но я ведь сам хотел, чтобы ты работала с этим делом. И мне больше ничего не оставалось. Я уже передал им все свои выводы. Теперь все в прошлом. Послушайте, давайте забудем о том, что произошло, и продолжим работу.

Райм перевел взгляд на Амелию. Ему больно было видеть ее реакцию на случившееся: неподвижные глаза, покрасневшее лицо. Амелия больше не злилась. Она была просто растеряна и смущена, ведь из-за нее возникла крайне неприятная ситуация, в которую оказались вовлечены и ее товарищи. Ее личные проблемы отвлекли их от серьезной работы. Для Райма было необычно — и довольно мучительно — видеть Амелию Сакс до такой степени расстроенной и уязвимой из-за явного чувства собственной вины.

Она вернула распечатку Бейкеру. Без единого слова взяла свою куртку и спокойно вышла, на ходу вытаскивая из кармана ключи от машины.

Глава 22

23.18

Винсент Рейнольдс внимательно рассматривал женщину в ресторане.

Оба мужчины смотрели на стройную брюнетку лет тридцати. Дункан с Рейнольдсом следовали за ней от ее старой квартиры в Гринич-Виллидж вначале в местную закусочную, а потом сюда, в кофейню, расположенную на расстоянии нескольких кварталов от дома Люси. Они с подругой, двадцатилетней блондинкой, прекрасно проводили время, смеялись и без умолку болтали.

Люси Рихтер наслаждалась своими последними краткими мгновениями на этой земле.

Дункан слушал классическую музыку на аудиосистеме «бьюика». Он пребывал в своем обычном задумчивом и безмятежном настроении. Иногда было просто невозможно догадаться, что там у него в голове творится.

Винсент, напротив, ощущал все нарастающий голод. Он съел сначала один шоколадный батончик, потом другой.

«Черт с ним, с великим планом Вселенной. Мне нужна девчонка…»

Дункан извлек золотые карманные часы, взглянул на них и осторожно завел.

Винсент уже несколько раз видел эти часы, но всякий раз они производили на него сильное впечатление. Дункан объяснил ему, что они сделаны Бреге, французским часовых дел мастером, жившим очень-очень давно. («По моему мнению, он был самым лучшим из всех когда-либо живших на свете часовщиков».)

Часы были очень простые. С белым циферблатом, римскими цифрами и еще несколькими маленькими дисками, один из которых показывал фазы луны, а другой, по свидетельству Дункана, был вечным календарем. В часах также имелся «парашют» — старинная противоударная система. Изобретение Бреге.

— Сколько лет твоим часам? — спросил Винсент.

— Их изготовили в двенадцатом году.

— В двенадцатом? В римские времена?

Дункан улыбнулся:

— Нет, извини. Такова дата на исходном акте о продаже, поэтому я всегда считал ее и датой изготовления. В виду имелся двенадцатый год по календарю Французской революции. После того как пала монархия, республика провозгласила новый календарь, начинавшийся с 1792 года. Вообще-то странная идея. Неделя состояла из десяти дней, в каждом месяце их было по тридцать. Через каждые шесть лет вставлялся дополнительный год, полностью посвященный спорту. По не совсем понятным причинам правительство сочло этот календарь более демократическим и более подходящим для освобождения угнетенных. На самом деле он оказался слишком неуклюжим. Продержался всего четырнадцать лет. Подобно большинству революционных идей. Все они хороши на бумаге, но крайне непрактичны.

Дункан с восхищением разглядывал золотой диск.

— Мне очень нравятся часы той эпохи. В те времена наличие часов наделяло их владельца настоящей силой и могуществом. И совсем немногие могли себе это позволить. Владелец часов был человеком, способным управлять временем. Ты приходил к нему и ждал времени, которое он назначил для встречи. Были изобретены различные цепочки и кармашки, чтобы даже, когда часы не видны, вы могли сразу определить, что у идущего мимо вас господина имеются часы. Часовщики в те времена были настоящими богами. — Дункан помолчал и рассмеялся. — Конечно, в переносном смысле, но до определенной степени дела обстояли именно так, как я говорю.

Винсент удивленно приподнял брови.

— В восемнадцатом веке существовало философское направление, для которого часы служили чем-то вроде главной метафоры. Философы утверждали, что Господь Бог создал механизм Вселенной, завел и запустил его. Некое подобие вечных часов. И Бога даже называли Великим Часовщиком. Можешь мне верить или нет, но у этого философского учения было огромное число последователей. И часовщики для них были чем-то вроде жрецов. — Еще один взгляд на часы, и он убрал их. — Нам пора, — произнес Дункан и кивнул в сторону женщин: — Они скоро уйдут.

Он включил зажигание, просигналил и выехал на проезжую часть, оставив позади жертву, которой очень скоро предстояло отдать свою жизнь одному мужчине и честь — другому. Впрочем, сегодня вечером у них ничего не получится, так как Дункан узнал, что у нее есть муж, работающий в дневную смену и возвращающийся домой между 18.00 и 22.00.