Когти Каганата - Константин Жемер

Хиви поднимаются в атаку, но тут же падают под пулемётным и автоматным огнём. Слышно как они ругаются. Язык кажется Герману знакомым, он хмурится, силясь уловить мелодику речи, но Гиви Газделиани делает это раньше, и разражается длинной тирадой на том же языке.

«Грузинский!» – приходит догадка.

Гиви орёт так, что с обеих сторон стихают выстрелы. Да что там орёт – в горячем порыве лётчик вскакивает на ноги и, сдёрнув с головы шлем, в сердцах бросает его оземь и начинает топтать.

Герман понимает, что этот танец – последний в жизни гордого горца, что сейчас его просто пристрелят. С той стороны действительно стреляют дважды, но Гиви и не думает падать, не думает умолкать. Наоборот, орёт ещё громче. Хиви вступают с ним в переговоры – голоса фашистских прихвостней звучат заискивающе.

Герман с Фитилём недоуменно переглянулись – похоже, оба они утратили нить понимания происходящего. Впрочем, Гиви вскоре разъяснил ситуацию, для чего перешёл на русский:

– Не стреляйте, товарищи, они сдаваться идут!

– Только без оружия! – настороженно крикнул Фитиль. – Иначе открываем огонь без предупреждения!

Для своих же он пояснил:

– При других обстоятельствах не стоило б брать в плен этих гадов, они ещё за за Тюльку не ответили… Но щас их слишком много, особо не повоюешь.

Грузинских хиви действительно оказалось много – под сотню. Побросав оружие, из которого образовалась внушительная куча, они столпились в стороне. Некоторые потерянно смотрели в землю, иные с остервенением сдирали с себя фашистские знаки различия, но большинство не отрывало глаз от Розы Литвяковой. Но смотрели почему-то не с восхищением (что можно понять), а со страхом.

Вперёд выступил младший лейтенант Никольский, и немедленно принялся за допрос. Глаза особиста так сильно блестели, что любой бы понял: человек соскучился по любимой работе. Настолько соскучился, что на время позабыл обо всём на свете, в том числе о задании, на неотложность которого так полюбил ссылаться. В считанные минуты был составлен список фамилий сдавшихся в плен, а дальше Никольский стал вызывать их по одному и задавать вопросы. Что характерно, грузины безропотно подчинялись процедуре.

Даже частичный допрос дал вполне определённые результаты. Группа советских военнопленных, грузин по национальности, находилась в одном из гитлеровских лагерей на территории бывшей Польши, где фашисты постоянно проводили вербовку в создаваемые ими национальные формирования. Грузины задумали использовать это обстоятельство для побега. Поддавшись на вербовку, они, якобы, поступили на службу к германскому фюреру, а сами только и ждали удобного момента, чтобы убить приставленных к ним немецких командиров и сдаться Красной Армии. До времени новое грузинское подразделение держали в тылу – не доверяли. Дважды внедряли провокаторов для выяснения настроений. Один из тех провокаторов «случайно» утонул в речке, а второго удалось перетянуть на свою сторону, и он стал давать немецким хозяевам ложную информацию. Неизвестно, сколько бы ещё грузин продолжали держать в тылу, если бы не случай. Дело в том, что фашисты испытывали давний суеверный ужас перед Розой Литвяковой, которую называли не иначе как «белая ведьма». Причиной суеверия служила не столько сама пилотесса, сколько её самолёт – немцы на полном серьёзе полагали, что сбить этот истребитель невозможно, ибо он заговорён лично товарищем Вольфом. А уж это имя в Германии знал каждый – товарища Вольфа сам бесстрашный фюрер боялся.

Само собой, когда пилот «мессершмитта», подбивший Гиви Газделиани доложил по радио, что неуязвимая «белая ведьма» совершила посадку на пашню и не может взлететь, немецкое командование впало в ажиотаж, и отрядило на поиски ближайшее подразделение, коим оказалась национальная грузинская рота. Перед выходом грузинам подробно объяснили ситуацию, и пообещали в случае успешного захвата «ведьмы» и её самолёта наградить каждого.

Попав под снайперский огонь Чугунекова, немецкие командиры опешили: они не ожидали ничего подобного, кто-то даже крикнул, что это стреляет сама «белая ведьма». Что касается собственно грузин, то все они клялись, что палили исключительно в воздух. В результате, большинство немцев погибло от снайперского огня, под конец их оставалось лишь двое – командир роты оберлейтенант Кофенрейтер и фельдфебель Фот. Этот Фот отличался особой меткостью – именно он застрелил верблюдов, а потом и снайпера, о чём возвестил с радостью.

Дальше понятно: услыхав голос Гиви – голос земляка, грузины уж больше не колебались, пристрелив Кофенрейтера и Фота, они сдались.

Закончив допрос, Никольский пожелал лично осмотреть трупы командира роты и его подручного Фота, для чего направился к указанному грузинами месту. Долго искать не пришлось – из травы навстречу особисту встал человек в форме оберлейтенанта, с залитым кровью лицом и с пистолетом в руке. Никольский от неожиданности отшатнулся, после чего получил от немца рукояткой промеж глаз, и рухнул в полынь.

А оберлейтенант, больше не обращая на него внимания, бежит вперёд. И прежде, чем автоматы и пулемёт разведчиков делают из него решето, успевает выстрелить. Один раз! В Розу Литвякову! Герман видит, как Каранихи делает короткий шаг вперёд, навстречу пуле – слева на его груди расцветает маленькая алая гвоздика. Индус тяжело падает лицом вперёд, Роза бросается к нему, переворачивает на спину и кладёт голову себе на колени.

Первой мыслью Германа было: «Друг ранен – просто ранен, не убит. Сейчас же усадить его в кабину самолёта и везти в лазарет!»

А потом он встретился взглядом с Каранихи и понял, что никакого лазарета не будет. Индус мягко улыбнулся, отвёл глаза и сказал два слова:

– Цветок! Карма!

Герман проследил, куда глядит умирающий – последний свой взгляд тот подарил намалёванному на фюзеляже истребителя цветку розы.

Что было дальше, воспринималось смутно, словно сквозь вату. Грузины копали сапёрными лопатками могилы, Роза Литвякова говорила пламенную речь о павших в бою товарищах, грузины гурьбой впряглись в лямки и завершили миссию убитых верблюдов – дотащили истребитель до ровного участка дороги. «Товарищ Вольф» взлетел без усилий, в небе его силуэт почему-то оказался похож на цветок… Чёрный цветок!

Неизвестно, сколько бы ещё Крыжановский пребывал в раскисшем состоянии, если бы не Фитисов. Подойдя, он встал рядом и спокойно сказал.

– Когда у меня в группе первого бойца убило, я целый день жрать не мог, всё думал об одном и том же – если бы, да кабы, и где дал маху… Изводил себя нещадно, наче загнавший конягу биндюжник. Проще говоря, думал не то, шо треба, отвлекался от дела. Результат не заставил себя ждать – ещё один прохлоп и потеря сразу троих.