Синдзи-кун. Тетралогия (СИ) - Хонихоев Виталий

Глава 23

Я сижу за своей партой, смотрю в пространство и пытаюсь скрыть улыбку, но получается плоховато. А улыбаюсь я по сразу нескольким причинам и самая главная из них — моя регенерация работает и против похмелья! Вот интересно, с депривацией сна ничего не может сделать, а с алкогольной интоксикацией — пожалуйста. Может быть это потому, что отравление — это воздействие снаружи, а недостаток сна — это сознательный выбор? Не знаю, но надо будет проверить.

Тем не менее, факт остается фактом — никаких последствий вчерашней попойки дома у Майко, никакого похмелья, я жив, здоров и невредим. Проснулся я, надо сказать, как Вуди Аллен. Тот, когда его спросили — Вуди, как бы ты хотел умереть, ответил — быть погребенным под телами итальянских киноактрис. Джины Лоллобриджиды и Софи Лорен, равно как и Брижит Бардо или Орнеллы Мути под рукой не нашлось, но вот японских магов из клана якудза, сложивших на меня свои голые ноги — было аж целых две. Не знаю к какой категории отнести Читосе, но та спала, обнимая Майко со спины. Чудесное зрелище, конечно, но надо было вставать и бежать в школу. Потому, что, мать его, школа. Какое-то невероятно сакральное отношение тут к этой школе и учебному процессу. Я выбрался из-под сплетения голых ног представительниц местного клана якудзы, по дороге отметив, что одежды на всех нас был самый минимум — почему-то женские трусы на мне и бюстгальтер на Читосе. Все. Ах, да, на Читосе еще было это ее ожерелье, но она с ним никогда и не расставалась. Меня лично интересовал только факт пропажи моих собственных трусов и цепочка событий, которая привела к тому, что на мне появились вот эти вот…

Нет, ханжой я не был, да и против секса ничего не имел, но вот помнить — ничего не помнил. Последнее воспоминание — третий тост, за любовь, стоя и до дна — и все. Выключился. Или не выключился? В пьяном угаре разделся, и изнасиловал всех причастных и невиновных? А потом почему-то надел трусы кого-то из девушек? Кстати, кого? Чьи на мне и где мои? Я вздохнул и пошел на кухню, по дороге отметив, что носки на мне тоже имеются. Поставил кофе. Нашел свои трусы — они висели на кухонном шкафу, вместе с чьим-то задорно-розовым бюстгальтером. Акиры, подумал я, видел вчера в декольте у нее. Открыл холодильник и взглянул внутрь. В холодильнике была полупустая бутылка вина, кем-то покусанный сыр, два помидора и женская рука. Надо с ней что-то делать, подумал я и закрыл дверцу холодильника. На кухню выплыла Майко, зевая и переступая босыми ногами. На ней была моя рубашка. Рубашка была ей явно мала и не сходилась на груди, так что она не дала себе труда ее застегнуть, так накинула и все.

— Утречка, Син. — сказала она, почесывая себе грудь, словно была вовсе не красивой девушкой, а каким-нибудь сантехником или сварщиком, работающем на заводе и пробудившимся, чтобы выпить чашечку крепкого чая и бежать на работу.

— И тебе, красавица. Не слишком ли много тебя видно с утра?

— А? — Майко взглянула вниз, пожала плечами и покачала свои немаленькие округлости из стороны в сторону. Зрелище получилось завораживающее.

— После всего, что вчера было, мне от тебя, Син скрывать нечего. — зевнула она: — как и тебе от нас тоже. О, я вижу ты трусы свои нашел.

— Майко, а… а что вчера было то? — спросил я осторожно. Тут надо спрашивать осторожно, а то ведь нарвешься на матерого тролля в берлоге. Или где там тролли живут — вроде под мостами.

— Так ты не … а, ты не помнишь! — глаза Майко блеснули, и я понял, что уже поздно. Тролль проснулся. Правда мои надежды (опасения?) не оправдались, никаких оргий вчера не было. А жаль. Недоработочка.

— Во-первых сеструха твоя звонила, беспокоилась — поведала она мне, проходя к холодильнику: — ты ж ей не позвонил после всего.

— Из головы вылетело. — действительно, я хотел ей позвонить сразу же как освобожусь, но вчерашний день целиком пролетел под звездой форс-мажора, так что о том, что надо успокоить Нанасэ-онээсан, я благополучно забыл.

— Ну вот… потом Акира решила, что ты слишком милый и стала тебя тискать. И Читосе тоже стала тебя тискать. Ты страдал, и я тебя спасла. — Майко открыла холодильник и некоторое время смотрела внутрь: — а кто руку в холодильник положил?

— А это я помню. — торжествующе поднял я палец вверх: — это Акира положила. Она сказала, что трупы вообще нельзя замораживать и мы с тобой дилетанты хреновы и надо хранить при температуре близкой к нулевой. Ну, из морозилки вытащили и наверх в холодильник положили.

— Что-то многовато вчера Акиры было. — проворчала Майко, зевнула, почесала себе грудь и забрала мой кофе. Я только вздохнул. И поставил кофеварку снова.

— Обычно она такая тихоня и вся правильная, а вчера между прочим первая рубашку сняла. И юбку. Лучший друг девушек — алкоголь! — подняла палец вверх Майко.

— Ты вот мне скажи, Майко, почему у тебя дома поесть ничего нету? Мне в школу бежать. — сказал я, наливая себе кофе. Майко плечами пожала.

— Дам тебе денег, ты там в кафе перехвати. А поесть у меня было, это вы вчера все схарчили и выпили. И бардак дома навели. О! — она посмотрела наверх и присвистнула. Я проследил за ее взглядом. На кухонной люстре висели чьи-то трусы.

— Это Акиры. — обреченно кивнула Майко: — вот уж от кого не ожидала, ей-богу. Эх, мне после вас убираться еще дня два наверное.

— Ладно, я в школу побежал — сказал я и посмотрел на Майко. Строго.

— Что? — не поняла она.

— Рубашку отдай, узурпаторша.

— Ааа… подойди и возьми, если такой смелый. — Майко гордо выпятила вперед свои округлости и снова зевнула: — девушек с утра раздевать, бесстыжий какой.

— Да вас и раздевать не надо, только одна Читосе в лифчике спит. — пробурчал я.

— Не говори. — кивнула Майко: — вцепилась в этот свой лифчик, как солдат в гранату, нипочем не отдает. Вроде скромная девушка, а поди ж ты. Лягается, кусается, не дает стащить. — у меня в голове произошел легкий ментальный ступор, осознание Майкиной картины мира, где скромная девушка обязательно должна была дать стащить с себя бюстгальтер.

— Может у нее травма какая. — осторожно предположил я: — она ж там… ну и вообще.

— Пфф… травма у нее на мужиков теперь. На этих козлов и мужланов, волосатых и вонючих. А на меня-то какая может быть травма? Я ж вон какая… — Майко отхлебнула кофе и зажмурилась от удовольствия.

— Ну… может у нее травма вообще на почве сексуальности. Я где-то читал что иногда жертвы изнасилования начинают отрицать все с этим связанное в принципе.

— Не, с этим у нее все в порядке, я вчера проверяла. — легкомысленно помахала рукой в воздухе Майко: — все чики-пики, нормальная девушка. Ты вот лучше скажи, Син, ты чего вчера так быстро вырубился? У тебя, между прочим, были возможности — не только с Читосе, но и Акиру можно было … того. Вот… — и она снова посмотрела в потолок. Я взял новую чашку, перелил туда готовый кофе, открыл холодильник в поисках сливок. Ага, бутылка вина, рука эта, помидоры, сыр. Все. Будем пить черный кофе, да. Черный как моя душа, горький как моя жизнь, как говаривал мой отец. Выпить кофе, выдохнуть, поднять голову и вместе с Майко посмотреть на трусы Акиры, огненного мага, альфа-альфа-браво, выпускницы Тодай с отличием. Трусы, кстати, тоже неожиданные — эдакие кокетливые темно-синие с кружавчиками. Почему у нее бюстгальтер розовый а трусы — синие? И такие … минималистичные. Не стринги, слава богу, но близко.

— Слушай, Майко, а почему вас, магов, определяют какими-то латинскими буквами? Альфа, Браво? — вслух спросил я.

— А, это показатель силы способностей. Довольно условная фигня, так что не парься. Ты вот, как вчера встал после аварии, так я бы тебе точно тройную альфу влепила, если не эску. — Майко допила свой кофе, поставила чашку и потянулась. Сладко и тягуче, словно кошка, согретая солнцем. Моя рубашка на ней задралась, и я констатировал полное отсутствие иной одежды на всей площади Майкиного тела.

— И… это, вчера времени не было спросить. У тебя точно все в порядке будет? Помощь не нужна?