Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. - Авторов Коллектив

Соч.:

Gesammelte Werke. Bd. 1-10. Tübingen, 1985-95 (специально эстетике посвящены тт. 8, 9);

Kleine Schriften. Bd. 1–4. Tübingen, 1976-79;

Истина и метод. M., 1988;

Актуальность прекрасного. М., 1991.

Лит.:

Орлов Б.В. Субъект. Объект. Эстетика: Версии Бахтина, Гадамера, Лукача. Екатеринбург, 1992;

Michelfelder D.P., Richard E.P., eds. Dialogue and Deconstruction: The Gadamer-Derrida Encounter. Albany, N.Y., 1989;

Weinsheimer J. Philosophical Hermeneutics and Literary theory. New Haven, 1991;

Albert H. Kritik und reinen Hermeneutik: Der Antirealismus und das Problem des Verstehens. Tübingen, 1994;

Grondin J. Sources of Hermeneutics. Albany, N. Y., 1995;

В. Б.

Гарсия Маркес (Garcia Marquez) Габриэль (р. 1928)

Всемирно известный колумбийский писатель, сыгравший ведущую роль в становлении метода магического реализма. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1982). Фольклорные традиции латиноамериканской культуры сочетаются в его творчестве с авангардистским поиском новых средств художественной выразительности. Кумирами его молодости были Ф. Кафка и Э. По, чья стилистика вызывала у него ассоциации с художественным языком карибской культуры.

В эстетике Г. М. сочетаются идеи интуитивизма и психоанализа (см.: Фрейд), сюрреализма и потока сознания. Ее оригинальность связана с нерасторжимым сочетанием естественного и сверхъестественного, бытового и волшебного. Печатью такого синтеза отмечено воображаемое место действия многих произведений писателя — Макондо. Причудливое переплетение юмора и фатализма, карнавальности и политической сатиры, мифологии и магии, рационального и иррационального, реального и галлюцинаторного, инте-риорного и экстериорного, физиологического и химерического создает неповторимый колорит главной книги Г. М. — «Сто лет одиночества» (1967). История Макондо обретает здесь эпический размах. Классический жанр историко-семейной хроники трансформируется изнутри путем его интертекстуального скрещивания с народными латиноамериканскими верованиями и магическими практиками. Метаповествование ведется в жанре палимпсеста, являющегося основой культурных трансгрессий и деконструкций. В этом контексте самые невероятные, фантастические события трактуются автором как абсолютно нормальные; такой подход и составляет концептуальное ядро магического реализма. Прихотливый ассоциативный ряд создает аллюзивную связь между семейным крахом, спровоцированным инцестуальным желанием, и национально-государственным статусом стран Латинской Америки в постколониальную эпоху. Многослойность, многоуровневая архитектоника романа позволяют трактовать его и как сатиру на западную цивилизацию, и как компендиум латиноамериканских историко-политических и культурных подходов, и как критику буржуазно-либерального колумбийского пути, и как пародию на исторический роман, и как постмодернистское (см.: Постмодернизм) исследование границ литературного повествования. Все эти художественно-эстетические особенности обусловливают современное восприятие Г. М. как одного из отцов-основателей (де факто) постмодернизма.

Аллегоризм, иронизм, пародийность художественного языка Г. М. особенно рельефны в произведениях, чей подтекст связан с феноменом диктатора, анализом воли к власти в контексте латиноамериканских политических реалий («Полковнику никто не пишет» — 1957, «Осень патриарха» — 1975, «Хроника отложенной смерти» — 1981, «Генерал в лабиринте» — 1989). Создавая амальгамы мифологических и реальных политических фигур и ситуаций, писатель апеллирует к коллективному бессознательному, архетипам античных трагедий, актуализируя идею рока, трагической вины — индивидуальной и коллективной. Однако в его интерпретации трагический финал нередко предстает результатом случайных совпадений. Такому эффекту способствует введение в литературное повествование паратекстов, имитаций архивных документов и иных симулякров.

Последние произведения Г. М. («Любовь во время чумы» — 1985, «О любви и других демонах» — 1994) проникнуты эсхатологическими настроениями конца века, отмечены обостренным интересом к процессам деградации и обновления как глобальным регуляторам сущего. Одна из смысложизненных проблем, волнующих Г. М. на грани веков, — соотношение католицизма и других, нехристианских религий, религии и изотерики, а также специфика постмодернистской теологии.

Осн. соч.:

Собр. соч. СПб, 1997.

Лит.:

Fuentos С. Gabriel Garcia Marquez and the Invention of America. Liverpool, 1987;

McNerney K. Understanding Gabriel Garcia Marquez. Columbia, 1989;

Bell-Villas, Gene H. Gabriel Garcia Marquez: the Man and His Woik. Chapel Hill, 1990;

Penuel A. Intertextuality in Garcia Marquez. N.Y., 1994;

Sfeir de Gonzalez N. A Bibliographical Guide to Gabriel Garcia Manquez, 1986–1992. Westport, Connecticut, 1994.

H. M.

Гезамткунстверк

(нем. Gesamtkunstwerk — совокупное художественное произведение)

Термин, введенный немецким композитором Р. Вагнером для определения декларируемого им «искусства будущего», должного, по его мнению, прийти на смену существующему многообразию искусств (1850). Его концепция вытекла из общих панэстетических позиций романтизма. Искусство будущего виделось романтикам как своего рода возврат к идеальному гармоническому единению искусств, которое существовало в античной хорее (синкретическая слиянность музыки, слова и танца). Вагнер рассматривал всю историю искусств в качестве подготовительного этапа будущего синтеза, при достижении которого сами автономные искусства перестанут существовать. Реальное конкретное воплощение Г. Вагнер видел в некоей «музыкальной драме», осуществляемой все на той же театральной сцене (в том числе им самим — в его поздних музыкально-сценических композициях, практически остающихся оперными постановками, пусть и со специфической организацией синтезируемых компонентов). Идея Г. привлекла своей недостижимой идеальностью многих его современников, удрученных отсутствием свободы развития используемых на сцене разнородных средств. Активным ее проповедником в России выступал, например, В. Одоевский (вплоть до прогнозирования новых, небывалых синтетических форм в фантастической повести «4338-й год»). Продвижение к мечте Вагнера усматривалось в революционных преобразованиях сценографии при художественном освоении ею возможностей электрического света (А. Аппиа, Г. Крэг и др.), в музыкально-живописных экспериментах дягилевского «Русского балета». «Одухотворенным» рецидивом Г. можно считать идею «соборного искусства» («всеискусства») русских символистов (см.: Символизм), мечтавших о создании некоей «мистерии» (прежде всего, А. Скрябин с его замыслом «световой симфонии»). Подлинное воплощение ожидаемого вагнеровского «искусства будущего», причем именно в виде Г., С. Эйзенштейн увидел в кинематографе (см.: Кино), реально объеденившем слово, изображение, драматургию и музыку, но только уже не на сцене, а на экране. Термин «Г.» используется в эстетике до сих пор — применительно ко многим, в основном экспериментальным, и, нередко, утопическим формам художественного синтеза, продолжая являть собой символ недосягаемой гармонии, целостности и единства, постоянно переносимых в будущее.

Лит.:

Вагнер Р. Избранные работы., М., 1978.

Б. Галеев

Герцог (Herzog) Вернер (р. 1942)

Известный немецкий кинорежиссер, развивший в своем творчестве отдельные художественные находки киноэкспрессионизма (см.: Экспрессионизм). В одном из первых его фильмов «Последнее слово» (1968) со всей очевидностью проступила основная экзистенциальная направленность его творчества — стремление привлечь внимание зрителей к проблемам людей забитых, несчастных, затравленных, обреченных условиями своего существования на изоляцию и гибель. Делая своими героями изгоев буржуазного общества, Г. пытался, по его собственному признанию, открыть в них некую «новую человечность». Тем самым он кардинальным образом менял правила игры, принятые в кинематографе, ломал традиционную шкалу ценностей. Вот почему такой резонанс во всем мире получил фильм «Каждый за себя, а Бог против всех» (1974), посвященный истории знаменитого нюрнбергского найденыша Каспара Хаузера, который заинтересовал его как индивид, совершенно не тронутый влиянием цивилизации, не испорченный здравым смыслом, религиозными и общественными нормами. Приглашенный на его роль непрофессионал Бруно С., проведший долгое время в заключении, создал образ, поражающий невероятной силой экспрессии, за которой стоит отнюдь не рафинированная актерская техника, а трагический по своей сути опыт человеческого одиночества. Старая история о печальной судьбе найденыша помогла Г. сказать правду и о сегодняшнем дне, проанализировать механизмы, выталкивающие человека за пределы общества.