Одна на краю света - Марина Галкина

Бросив все, я заворожено зашагала к избушке прямо в ботинках, встреченную по пути протоку, не долго думая, перешла босиком, закатав штаны, и вскоре предстала перед взором охотника Лехи. «Босиком! Перешла протоку! — Леха был неподдельно потрясен этим фактом. — Ну, теперь буду всем рассказывать! А я выхожу утром за водой — смотрю, что-то зеленое. Интересный, думаю, какой вынос. Взялся за бинокль — разглядел лодку, ну, думаю, совсем рыбаки спятили, на таком месте вставать! Был бы западный ветер — все бы с водой сравнялось!»

Охотник Леха был родом из Нижнего Новгорода, но вот уже несколько лет жил на Чукотке, зимой в поселке Биллингсе, а летом здесь, в избушке. Он стрелял тут диких оленей и заготавливал рыбу. Жил в одиночестве, рации у него не было, изредка к нему заезжали на вездеходах или заходили пешком оленеводы.

Леха был человеком, который открыто восхищался моим походом. «Вот это я понимаю! — прокомментировал он мой краткий рассказ. — Настоящий путешественник! Без всяких там спонсоров, без сопровождения». После Леха щедро спонсировал меня консервами и готовыми супами в стаканчиках, убедив, что в поселке с продуктами будет туго, а также сопроводил меня кучей ценных указаний по предстоящему пути вдоль океана, рассказал, на каких мысах лучшие для ночевки балки. «А в Биллингсе можешь у меня в доме жить».

До океана от Лехиной избы было еще несколько километров. Но, однако, и здесь уже чувствовались приливы. Разница уровней воды в прилив и отлив зависела еще и от направления ветра. Сейчас, при восточном ветре здесь, среди проток, в нескольких километрах от устья Пегтымеля, эта разница составляла всего сантиметров тридцать. При отливе обнажалось основание бивня мамонта, торчащего в реке. Вот уже два года Леха пытался аккуратно откопать его, чтобы не повредить кончик. Когда дул западный ветер, при приливе могло затапливать все песчаные отмели близь устья, так что мне повезло. На моторке мы сплавали за моими вещами, я отмыла их от песка и просушила у печки в балке.

Мясо, жареная красная рыба, сало, экскурсия к бивню мамонта, торчащего из воды в русле реки — как водится, продолжить путь я смогла лишь на следующий лень.

Расплата за гостевание. Прибрежное плавание

С утра над дельтой висит низкий туман, оставляя видимость метров на 300. В полдень восточный ветер разгоняет его и я оправляюсь в путь. Вскоре вплываю в Северный Ледовитый океан. Вернее, я еще нахожусь в дельте реки. Выраженное русло уже закончилось, позади остались низкие песчаные берега, только километрах в трех от меня впереди виднелась полоска айсбергов — различной причудливой формы угловатых льдин. Их прибило на мель, и теперь они, как на приколе, лежали за длинными песчаными косами — будто очерченной по окружности полосой выноса реки диаметром в десяток с лишним километров.

За этой пологой цепочкой «островов» и начинается океан, начинается глубина. Я же качаюсь на крутых частых волнах мелководного разлива. Восточный встречный ветер крепчает, меня с головой обдает солоноватыми брызгами, весла цепляются за дно, я практически не продвигаюсь вперед. Я нахожусь в самой левой, западной точке дельты, и поэтому теперь мне нужно пересекать ее целиком.

Сначала плыву по мелководью, опасаясь выходить на простор. Волны с белыми гребнями. На дальних песчаных косах, за которыми громоздятся льдины, причудливые многоугольники с острыми ребрами, с плоскими гранями, иногда чернеющими на фоне далекого горизонта неба, лежат тюлени. Качка и брызги не дают с высоты посадки в каяке рассмотреть тюленей повнимательней, точнее определить их вид.

Вскоре, придерживаясь песчаного берега и не теряя из вида его низкой кромки, я попадаю на мели. И хотя меня манит далекий маяк, по черточке которого я ориентируюсь, мне приходится отдалиться от берега, не плыть к маяку напрямик, а держаться подальше от мелей. Весла все же продолжают временами цеплять дно даже на значительном удалении от прибрежных кос. Встречный ветер на мелководье гонит волну и тормозит мое передвижение.

Вылезаю из каяка, Восточно-Сибирское море оказывается мне ниже колена. Впрягаюсь в хомут-веревочку и бреду по щиколотку в воде навстречу ветру. Ступаю по дну, веду свой корабль на поводу и радуюсь тому, что, вопреки сомнениям, почти не вязко. Где-то здесь, в этих гиблых местах потерпел крушение галиот купца Никиты Шалаурова. Да, места гиблые…

По мере продвижения вперед открывается все больше мелей. Их легко распознавать по частой ряби на поверхности воды. Местами настолько мелко, что даже мой плоскодонный каяк приходится протаскивать по дну. А иногда забредаю в глубину и перегребаю эти участки проток. Очень холодно, быстро немеют кончики моих чувствительных теперь к морозу пальцев на руках, только в пешем движении, когда можно засунуть кисти рук в рукава прорезиненной куртки, пальцы отходят.

Казалось, что льдины, выползшие от океана на песчаные длинные узкие косы, окаймляющие разлив дельты, лежат сплошной стеной, поэтому я продолжала пешее передвижение по дельте, не приближаясь к льдинам. Последний слой на подошвах кроссовок отслоился и черпал донный песок, затормаживая мое передвижение. Когда я приближалась к редким косам, с них навстречу мне временами поднимались вихри сухого песка так, что в мозгу рисовались сюрреалистичные картинки, будто я бреду по пустыне. Однако глаза приходилось беречь по-настоящему. К вечеру, когда солнце уже склонилось к горизонту, я была километрах в четырех от берега и примерно на таком же расстоянии от тригопункта на мысе Лялера. «До темноты не успеть, — тоскливо подумала я, — надо по протокам уходить на берег».

Но и от берега меня отделял лабиринт полусухих отмелей, а отгонный восточный ветер отжимал с мелководья остатки воды, клубами гнал водяную пыль над меляками. Тащить груженый каяк по дну было нелегко. Разогнавшись по водной глади, я вытягивала лодочку на песчаную перемычку отмели, несколько метров она катилась по инерции, а дальнейшее передвижение приходилось осуществлять планомерными рывками, всем телом падая на веревку и одновременно прилагая все свои силы. Кое-как, стараясь петлять по более глубоководным протокам, я все же почти подошла к берегу.

До тундры оставалось метров 500, но силы кончились, ведь последние полкилометра я тащила каяк по дну. Пришлось разгружать его и запихивать вывалянные в вездесущем песке гермомешки в рюкзак. Темнело. Пока выносила рюкзак на коренной берег, все время боялась, как бы не натянуло туман, ведь здесь это происходит мгновенно. Ветер не унимался. Всегда испытываешь беспокойство, когда приходится оставлять каяк, да и вообще любую незаменимую часть снаряжения в ненадежном месте. А вдруг не найду его, вдруг его сдует ветром.