Темные тайны - Ханс Русенфельдт

Себастиан подошел к ней и кивнул в сторону соседей, с которыми только что беседовал:

— Несколько человек утверждают, что видели Вестина вчера поздно вечером, и убеждены в том, что он ночевал дома. Он всегда ночует дома.

Они посмотрели друг на друга.

— Мне кажется, это не слишком похоже на случайность, — сказал Себастиан. — Насколько ты уверена в том, что Рогер был его пациентом?

— Совсем не уверена. Я знаю, что он посещал его раз-другой в начале, когда перешел в новую школу, об этом рассказала Беатрис, но ходил ли он туда в последнее время, я представления не имею. У меня есть только записи с инициалами и временем по средам.

Себастиан кивнул и взял ее под руку.

— Надо внести ясность. — Себастиан двинулся в сторону машины. — Эта школа слишком мала для того, чтобы хранить подобные тайны. Поверь мне, я ведь там учился.

Они развернулись и снова поехали в Пальмлёвскую гимназию. Казалось, это дело все время возвращает их туда.

Внешне безупречная школа.

Но за фасадом выявляется все больше трещин.

Ванья позвонила Билли и попросила его собрать все возможные сведения о Петере Вестине, психологе с улицы Рутевеген, 12. Тот пообещал выполнить просьбу побыстрее. Себастиан тем временем позвонил домой Лене Эрикссон, чтобы выяснить, не известно ли ей, чем ее сын занимался каждую вторую среду в десять часов. Как и подозревала Ванья, Лена о школьном психологе ничего не знала. Себастиан поблагодарил и повесил трубку. Ванья посмотрела на него и сообразила, что в последний час совсем забыла о данном себе обещании относиться к нему плохо. Он оказался в общем-то довольно хорошей поддержкой в критических ситуациях. Она не смогла сдержать легкой усмешки. Себастиан, разумеется, использовал любую возможность для превратного толкования:

— Ты со мной флиртуешь?

— Что? Нет.

— Ты ведь наблюдаешь за мной, как возбужденная девочка.

— Пошел к черту.

— Тут нечего стыдиться, я имею такое воздействие на женщин. — Себастиан улыбнулся ей до смешного самоуверенной улыбкой. Ванья отвернулась и резко прибавила скорости.

На этот раз последнее слово осталось за ним.

— У тебя найдется минутка? — по тону Хансер Харальдссон сразу понял, что на самом деле та имеет в виду: «Я хочу с тобой поговорить. Немедленно!» И не ошибся. Оторвав взгляд от работы, он увидел, что Хансер стоит скрестив руки на груди и с очень суровым видом кивает на дверь своего кабинета. Так легко у нее все же не выйдет. В чем бы ни заключалось дело, Харальдссон не собирался давать ей играть на своем поле.

— А мы не могли бы поговорить здесь? Я стараюсь по возможности не напрягать ногу.

Хансер окинула взглядом офисный зал, прикидывая, насколько будет слышен ближайшим коллегам их разговор, а потом со вздохом умеренно раздраженным движением пододвинула себе стул от свободного рабочего места. Она уселась напротив Харальдссона, наклонилась вперед и понизила голос.

— Ты сегодня ночью был возле дома Акселя Юханссона?

— Нет.

Рефлекс.

Отпираться.

Не задумываясь.

Она спрашивает, потому что уже знает, что он там был? Вероятно. Тогда ответить «да» было бы лучше, а потом он смог бы придумать какую-нибудь вескую причину, почему он там находился, если все дело в этом. Наверное, так оно и есть, иначе она бы не пришла с ним разговаривать, или?.. Или она только подозревает, что он там был? В таком случае отпирательство сработает. Может, она просто хочет похвалить его за проявленную инициативу? Исключено. Мысли путались. У Харальдссона возникло ощущение, что ему придется выбирать наименьшее зло и что все-таки лучше было ответить «да» на первый вопрос. Слишком поздно.

— Это точно был не ты?

Теперь уже ничего не изменишь, но ведь не обязательно подтверждать или отрицать первый ответ.

— В каком смысле?

— Мне позвонила некая Дезире Хольмин. Она живет в одном доме с Акселем Юханссоном. Она говорит, что видела его этой ночью и что кто-то поджидал его в машине, а потом погнался за ним, когда тот пришел домой.

— И ты полагаешь, что это был я?

— А разве не так?

Харальдссон лихорадочно размышлял. Хольмин. Хольмин… Не та ли это серенькая старушонка, что живет на одном этаже с Юханссоном? Да, конечно. Она проявила невероятную активность, когда он заходил ее опрашивать. Ему едва удалось от нее вырваться. Он легко мог предположить, что она из тех, кто не спит и ведет частную слежку. Чтобы помочь полиции. Чтобы внести немного волнений в серую монотонную жизнь пенсионерки. Можно также предположить, что было темно, а старушка подустала и плохо видела. И вообще немного в маразме. Он выпутается.

— Нет, это был не я.

Хансер молча смотрела на него изучающим взглядом. Не без некоторого удовлетворения. Харальдссон еще не знает, что уже начал рыть себе могилу. Хансер сидела молча в полном убеждении, что он продолжит ее углублять.

Харальдссону стало не по себе. Он ненавидел ее взгляд. Ненавидел молчание, говорившее о том, что Хансер ему не верит. Неужели она еще и усмехается? Он решил сразу разыграть козырную карту:

— Как бы я смог за кем-нибудь гоняться, ведь я едва доползаю до туалета.

— Из-за ноги?

— Именно.

Хансер кивнула. Харальдссон улыбнулся ей. Вот так, значит, все выяснили. Хансер поймет всю нереальность ситуации и оставит его в покое. К его величайшему удивлению, она продолжала сидеть, по-прежнему чуть склонившись над столом.

— Какая у тебя машина?

— Что ты имеешь в виду?

— Хольмин сказала, что человек, гонявшийся за Юханссоном, вылез из зеленой «тойоты».

Ладно, подумал Харальдссон, пришла пора извлекать чуть менее сильные карты — ночь, усталость, плохое зрение и маразм. На каком расстоянии от дома он стоял? Метрах в двадцати-тридцати. Минимум. Он расплылся в обезоруживающей улыбке:

— Я совсем не хочу дискредитировать тетушку Хольмин, но если речь идет об этой ночи, то было довольно темно, как же она могла разглядеть цвет машины? И, честно говоря, сколько ей лет, около восьмидесяти? Я разговаривал с ней, и она не внушила мне особого доверия. Меня бы удивило, если бы она различала марки машин.

— Машина стояла под фонарем, а у Хольмин был бинокль.

Хансер откинулась на спинку, изучая лицо Харальдссона. Ей казалось, будто она видит, как работает его мозг. Словно в мультипликационном фильме, где шестеренки вращаются все быстрее. Странно, ведь он уже должен бы понять, куда она клонит.

— Зеленая «тойота» есть не только у меня, если там действительно стояла такая машина.

«Явно не понял», — с некоторым изумлением подумала Хансер. Харальдссон не просто продолжил рыть могилу, он спрыгнул в нее и начал закапываться.

— Она записала регистрационный номер, а такой есть только у тебя.

Харальдссон утратил дар речи. Ничего на ум не приходило. Пустота. Хансер еще ниже наклонилась над столом.

— Теперь Аксель Юханссон знает, что мы его разыскиваем, и будет еще более тщательно скрываться.

Харальдссон попытался ответить, но не смог выговорить ни слова. Голосовые связки отказывались ему подчиняться.

— Мне придется проинформировать об этом Госкомиссию. Это. Их. Расследование. Я говорю так членораздельно, поскольку ты, похоже, до сих пор этого не понял.

Хансер встала и посмотрела на сидевшего с совершенно потерянным видом Харальдссона сверху вниз. Не будь это таким грубым нарушением и — по совести говоря — не будь это Харальдссон, ей стало бы его немного жаль.

— О том, где ты был, когда тебе следовало находиться на болоте Листачер, мы еще поговорим. Дезире Хольмин сказала, что мужчина, гнавшийся за Юханссоном, не хромал. Напротив, бежал очень быстро.

Хансер развернулась и ушла. Харальдссон смотрел ей вслед совершенно пустым взглядом. Как же так получилось? Ведь он должен был выкрутиться. Свести все к наименьшему злу. На такое он никак не рассчитывал. Благодарственная речь комиссара полиции лена оказалась далеко-далеко. Харальдссон почувствовал, как идущая вниз спираль, представлявшая собой его жизнь, завертелась быстрее, стала круче и как он упал. Навзничь.

Урсула знала Сундстедта давно. Он некоторое время работал в Комиссии по чрезвычайным ситуациям, а потом снова вернулся к профессии пожарного. Они встретились, когда Урсула работала в Государственной криминалистической лаборатории, во время расследования сложного дела о крушении частного самолета в Сёрмланде, где подозревалось, что пилота отравила жена. Они понравились друг другу сразу. Сундстедт был точно таким же, как она, не боялся вступить в схватку. Не ловился на дерьмо. Он увидел ее, как только она вышла из машины, и фамильярно помахал ей рукой:

— О, какие гости пожаловали!

— А, это ты.

Дружеские объятия, несколько быстрых слов о том, как давно они не виделись. Потом он снабдил ее защитным шлемом, провел за заграждение и направился к разрушенному дому.