Затянувшийся полёт - Александр Баренберг

– И вы не боялись рисковать информацией? А если бы засада не удалась?

– Засада была развернута еще за сутки до неудачного десанта. Прежде всего – для того, чтобы поймать вас, если вы сбежите сразу после начала налета. Так что я точно знал, что она на месте. Ну а в крайнем случае – я бы освободился по дороге, ликвидировал вас и ушел бы. Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей квалификации как диверсанта?

"Гнида фашистская! Обвел меня вокруг пальца, как мальчишку! Заинтриговал так, что у меня не возникло и мысли не взять его с собой. И что теперь делать? Готовиться к допросам в гестапо, блин!" – Андрей зло сплюнул на землю.

– Чего мы ждем? – осведомился он.

– Ночи, – немец не находил нужным скрывать свои планы. – Вы слишком ценный кадр, чтобы прорываться с вами через линию фронта. Тем более, что там сейчас такая ситуация, что можно – как у вас это говориться? Попасть под раздачу? И от ваших и от наших. Поэтому ночью придет самолет.

Часов в одиннадцать ночи на ровное пустынное поле, ориентируясь на подаваемые диверсантами с помощью фонариков сигналы, сел легкий самолетик, в котором Андрей без труда опознал штабной "Шторьх". Мест в нем было всего три, включая пилотское. А точнее – два с половиной. За расположенными в ряд двумя сидениями оставалось пустое пространство, предназначенное для всяких грузов. Туда-то и запихнули Андрея, со связанными руками и ногами. Вейсе занял заднее сидение и самолет, скакнув по кочкам, легко оторвался от земли и взял курс на запад.

Но Фортуна, как оказалось, вертелась сегодня как белка в колесе, поворачиваясь к своим "клиентам" то одной, то другой стороной. Минут через пять после взлета немецкого пилота угораздило пролететь над расположением какой-то советской части, не указанной на его карте. Летящий на высоте ста метров самолетик вдруг попал в световой столб от мощного прожектора и почти сразу около него пронеслись трассы пулеметных очередей. Летчик вильнул вправо, пытаясь выйти из луча, и сам напоролся на одну из очередей. Правая сторона кабины вспухла пулевыми пробоинами, по продырявленному плексигласу остекления побежали трещины. Цепочка пробоин, пробежавшись по двери кабины, уперлась в кресло пилота. Тот заорал, перекрывая шум двигателя. Вейсе громко выругался. Самолет стал дерганно снижаться. Андрей зажмурился – посадка ночью, вслепую, с раненным пилотом не сулила ничего хорошего.

Удар, еще удар, рывок – и самолет замер. Воронов открыл глаза. Как ни странно, он был жив, цел и даже машина выглядела неповрежденной. Легендарный "Шторьх", с великолепными амортизаторами шасси и способностью сесть на любом пятачке, не подвел и на этот раз.

Вейсе пинком открыл дверь и вытащил летчика из кабины. Склонившись над потерявшим сознание после посадки пилотом, он опять выругался. Помочь тому было уже нельзя. Оберстлейтенант осмотрелся вокруг и выругался в третий раз – до расположения злополучной советской части было километра два, а луч прожектора сопровождал самолет почти до самой посадки. Значит, минут через десять – пятнадцать здесь будут русские солдаты. Вейсе выволок спеленутого Андрея и уложил его рядом с пилотом.

– Боюсь, герр Воронов, нам с вами все-таки придется расстаться, – печально проговорил он, вытаскивая из кобуры пистолет.

"Вот и все! Как глупо! И абсолютно ничего нельзя сделать!Хотя…"

– Оберстлейтенант, подождите! – прохрипел, волнуясь, Андрей. – Есть выход!

Вейсе удивленно поднял брови:

– И какой-же?

– Я могу пилотировать самолет! Я же летчик!

Немец на несколько секунд замер, взвешивая все за и против:

– Вы уверены, что справитесь?

– Абсолютно! "Шторьх" – простой самолет, – на самом деле Андрей совсем не был уверен, что совладает с управлением незнакомым самолетом, да еще и ночью. Опыта ночных полетов у него не было.

– Хорошо! Но учтите – если вы попробуете отклониться от курса…, – Вейсе недвусмысленно покачал пистолетом. – Короче, без фокусов!

– Не будет! – пообещал Воронов. – Я жить хочу.

Разминая затекшие конечности, он быстро, с помощью фонарика, осмотрел самолет. Ничего важного повреждено не было, все пули пришлись только по передней части кабины. Сел в кабину, осмотрелся. Все действительно было просто. Немногочисленные приборы вопросов не вызывали. Двигатель погибший пилот после посадки не выключил, так что можно было сразу взлетать. Вейсе, держа пистолет в руках, устроился сзади. Андрей плавно дал газ и уже через несколько секунд самолетик вспорхнул в небо.

– Поднимемся повыше, – предложил Воронов.

– Хорошо, – согласился немец, изучая карту.

Набирая высоту, Андрей лихорадочно искал выход из ситуации. Как переиграть этого матерого диверсанта? Отклонений от курса тот не допустит. Выбить пистолет? Как? Да и чем это поможет?

– Курс сто десять, – приказал оберстлейтенант. Воронов послушно выполнил команду. Десять минут полета в этом направлении – и они будут над вражеской территорией.

– Вейсе! – проорал Андрей, перекрикивая шум двигателя. – Что написано на этой табличке?

Он указал на небольшую металлическую пластинку, укрепленную в правой нижней части приборной панели. Немец, отстегнув ремни, протиснулся вперед справа от пилотского кресла, вдоль двери кабины со сломанным пулей, как заметил Воронов, замком. Поэтому дверь плотно не закрывалась, постукивая в набегающем потоке воздуха. Оберстлейтенант склонился к табличке, подсвечивая себе фонариком, но не забыв второй рукой приставить пистолет к затылку пленника. "Ну, была-не была, другого шанса не будет!" – Андрей резко, насколько мог, двинул ручку управления вправо, одновременно со всей силы пихая немца правым же локтем. Непривычный к таким маневрам самолетик, тем не менее, стал послушно поворачиваться правым боком к земле. Грохнул выстрел – рефлексы диверсанта сработали мгновенно, но инерция сделала свое дело: дуло пистолета немного сместилось и пуля лишь пробила крышу кабины над головой Воронова. В тот же момент, ускоренный пинком и силой тяжести Вейсе навалился на дверь, и ее разбитый замок не выдержал. Она распахнулась и немец, вывалившись, исчез в темноте ночи. Все произошло за секунду и Андрей только успел заметить блеснувшие в отсвете лампочек приборной панели расширенные от ужаса зрачки врага.

– Секунд десять у тебя есть, чтобы подумать о превратностях судьбы! – торжествующе заорал Воронов, возвращая самолет в горизонтальное положение. Но не предназначенная для таких издевательств транспортная машина, видимо, обидевшись, потеряла скорость и сорвалась в штопор.

– Бли-ин! – Андрей даже на секунду растерялся. Штопор на незнакомой машине, ночью! А высоты всего около пятисот метров!

"Спокойно!" – сказал он сам себе. "Все самолеты выводятся из штопора примерно тем же способом! Так, ручку в нейтраль, педаль – против вращения самолета. Ждем…"

Сделав два витка, "Шторьх" неохотно прекратил вращение, устремившись носом к земле. Воронов, сдерживая себя от резких движений, аккуратно потянул ручку на себя, выходя из пикирования. Хватит ли высоты? В нижней точке гигантской дуги затаившему дыхание Андрею показалось, что по днищу самолета хлестнули верхушки деревьев. Машина перешла в набор высоты и он, наконец, перевел дух. "Неужели получилось?!!" – начал осознавать Воронов последние события. Развернулся на обратный курс. Теперь оставалось только найти в темноте безопасное место для посадки…

Андрей расслабленно валялся на диване. Наконец-то покой, после сумасшедшего напряжения последнего месяца. Столько событий уместилось в эти четыре несчастные недели…

…В Москву он добрался через два дня после той безумной ночи. Сталин уже успел поставить на уши все спецслужбы, поэтому очень удивился, когда Воронов, прямо с аэродрома, в грязной порванной форме неожиданно явился в Кремль. Потом он долго сидел с Берией, вспоминая все подробности услышанного от покойного оберстлейтенанта. Надо было постараться отделить ложные факты, подсунутые хитроумным немцем, от правды, часть которой тот был вынужден упомянуть. Очень помогло то, что Андрей вспомнил, где и когда могла быть сделана та фотография на листке у Вейса. Теперь можно было попытаться определить примерный круг причастных лиц.

На время расследования Сталин категорически запретил Воронову выходить из бункера Ставки, где ему выделили койку в комнате охраны. Так он и сидел там три недели, развлекаясь только постоянно поступающей информацией о ходе сражения на юге…

…В первые дни после начала немецкого наступления захваченные врасплох советские войска ничего противопоставить превосходящим силам противника, прикрытым многочисленной авиацией, были не в состоянии. Неорганизованные попытки двух мехкорпусов нанести фланговые удары по группе Гудериана успехом не увенчались. На пятый день передовые отряды обеих танковых групп соединились, отрезав часть войск Южного Фронта. После чего, предоставив подтянувшимся пехотным дивизиям добивать окруженцев, объединенные подвижные силы противника начали продвижение к Южному Бугу, забирая севернее. Как выяснилось из захваченных позже документов, путем выдвижения вдоль этой реки в тыл аж Летичевскому УРу, план предусматривал гораздо более масштабное окружение сконцентрированных в трех укрепрайонах советских частей. В то же время, "влезшие" за группой Клейста через дырку в оборонительной линии возле Тирасполя румыно-итальянские войска повернули на юг, обходя Одессу.