Созидатель - Игнат Валунов

себе. О роли противоречий в жизни человека поговорили, но вернемся к прекрасному. Поговорим об объектах, которые кажутся нам прекрасными, но по отношению к которым мы обычно никаких действий не предпринимаем. Скульптура, например. Какие действия по отношению к ней должны нами всерьез рассматриваться? Украсть или купить? Скажем, далеко не у всех возникают такие мысли.

А.: Эстетическое восприятие произведений искусства имеет особенную историю. Кстати, рассматривать ее удобнее всего именно на примере скульптуры. Предлагаю обратиться к самым ее истокам. Скульптура началась с того, что древние люди принялись когда‑то изготавливать фигурки себе подобных и фигурки зверей. Уверен, с самого начала восприятие людьми этих фигурок имело сакраментальный характер. Взаимодействием с этими фигурками люди поддерживали иллюзию, что они как‑то могут влиять на силы природы, воплощенные в них самих и в животных, компенсируя такой иллюзией неспособность влиять на эти силы. Само по себе умение создавать фигурки должно было казаться магическим. Это как если бы ты вдруг сумел вызывать настоящий дождь – такого же рода впечатление испытывали древние люди, которым удавалось делать маленькие копии соплеменников и животных. И, знаешь, существуют такие благотворные формы иллюзий, которые до определенного предела способствуют развитию человеческого общества, как это делает религия. Вера, что через фигурки людей и животных ты воздействуешь на силы природы, – одна из таких иллюзий. Потому что благодаря ей ты становишься более чуток к проявлениям природных сил, учишься улавливать их закономерности и за счет этого – предсказывать их. Поэтому сообщества древних людей, в которых было обыкновением делать фигурки людей и животных, получали больше возможностей для развития. К тому же занятие лепкой улучшало моторику рук и тем самым помогало совершенствовать прикладные навыки, включая создание инструментов и оружия. Эти умения мало было единожды открыть – они поддерживались и развивались, ремесла стали престижным занятием. Это важное и естественно возникшее свойство человеческого общества: наиболее ценные занятия приобретают статус престижных – и привлекают больше людей, представители этих ремесел получают больше привилегий и лучшие условия жизни, в том числе для своего потомства, которое будет иметь шансы вырасти умелым благодаря получению навыков от родителя. Как результат, общество становится эффективнее.

Теперь об эстетическом восприятии рукотворных фигурок. Конечно, сейчас творения доисторических людей уже не кажутся нам красивыми, поскольку искусство скульптуры успело с тех пор сделать не один большой шаг вперед, но тогда это было лучшее, на что был способен человек. Поэтому в глазах древнего человека примитивная фигурка животного вполне могла выглядеть примерно такой же красивой, как в наших глазах выглядит скульптура Давида. Какой смысл в том, что доисторический человек видел эти фигурки красивыми? Отпечатываясь в сознании, вид красивой фигурки мог побудить самого созерцателя сделать что‑то подобное, если он чувствовал в себе способности, и тоже стать благодаря этому более ценным членом общества, иными словами – подняться в иерархии. Но не все имеют предрасположенность к тому, чтобы мастерить фигурки. Какой смысл был в том, что фигурки стали красивы для всех? Общее для целого социума свойство видеть красивыми хорошо сделанные фигурки поддерживает престиж занятия по созданию этих фигурок. Есть у нашей психики одна особенность, по ней тоже видна связь между временами становления ремесел и современностью. Обрати внимание: при упоминании произведения искусства всегда указывается название произведения и имя автора. Когда мы слышим только название, чувствуем, что недополучили какую‑то информацию, равно, когда слышим только имя автора. Казалось бы, крепкая ассоциативная связь между названием произведения и именем его автора есть само собой разумеющееся. Но тут есть примечательная подоплека. Человек издревле испытывал потребность знать, кто именно автор творения. Благодаря такой потребности людям был известен круг лиц, у кого они могут чему‑то полезному научиться и кого они вдобавок должны беречь превыше рядовых представителей своего социума как носителей крайне ценных и редких способностей. Или славу о которых должны беречь, если речь идет о разнице в поколениях между мастерами и поклонниками.

В этом месте снова припоминаем тему престижа. Творческие люди, обретая авторитет среди ценителей, заодно могут получить всецелое признание. Это важно: далеко не каждый человек способен по достоинству оценить творения мастера, однако если он пользуется почетом среди заметного числа людей, даже те, кто не может понять значимость его работы, вслед за остальными тоже начнут почитать. Вот еще одно, теперь уже косвенное, последствие влияния красивых вещей на наши умы. Думаю, будет нетрудно экстраполировать приведенные мной тезисы и на остальные виды искусства.

М.: Я займусь этим обязательно. Для этого мне, правда, надо будет помнить содержание нашего разговора. А с учетом моей занятости я не уверен, буду ли я вообще о твоем существовании помнить. Однако при наших договоренностях мне было бы неправильно забывать о тебе. Поэтому я, пожалуй, заберу у тебя две-три картины. Вещественные напоминания определенно помогут.

Взяв три первых попавшихся под руку полотна, Макс покинул комнату.

14

Андрею не понадобилось много времени, чтобы изобрести новые методы работы. Он понимал, как, продолжая творить в рамках малых форм, планомерно создавать монументальные. Он начинал с изображения, на котором разворачивал общий замысел, обозначал композицию, ведущие концентраты смысла, их характер. Начав особенно заботиться о таких свойствах своих картин, как четкость линий и переходов цвета, легкость стиля, безупречная читаемость, Андрей воспринимал теперь свою работу не как вольное иносказательное выражение своих идей, а как подгонку их под понятный большинству людей язык графических образов. Сродни была и перемена способа мышления, применяемого Андреем во время занятий с картинами. Теперь он мог сопоставить свой труд с разработкой плана предельно логичного в своей простоте поселения, где будет трудно заблудиться даже самому нерасторопному на свете человеку, который окажется там впервые, да еще будучи пьяным. Создавая новые полотна, Андрей не переставал мысленно вселяться в других людей, стремясь оценить, как в чужих глазах будет выглядеть его переродившееся творчество. Он периодически бывал брезгливым обывателем, въедливым эстетом, мечтательным юношей, скептичным декадентом. Порой Андрей не оправдывал надежд одной или другой своей временной ипостаси, в результате без оглядки начинал картину заново, чего не практиковал раньше, поскольку раньше он ни один свой огрех не принимал как однозначный и не имел обыкновения задавать себе какие‑либо стандарты. Впервые уничтожая свое полотно из-за ошибки в самых малых деталях, Андрей не испытывал разочарования, а лишь с большим куражом предвкушал дальнейшую борьбу за достижение идеала. Время от времени его посещала мысль, что ему будет не стыдно поглупеть, если однажды он исчерпает простор для этой борьбы.

Завершив первое полотно с изображением