Рейтар - Андрей Круз

— Ночуем, с рассветом выдвигаемся в Свирре, — объявил Сухорукий взводным. — Задачу получим на месте уже, в Леймаре. Там же наших раненых, которых уже подлечили, заберем.

— А от кого задача-то будет? — спросил кто-то.

— От кого надо, — усмехнулся Хорг. — Вопросы есть?

Вопросы были, но не слишком важные, больше по предстоящему маршу. Для себя я уяснил, что «нормальная» война для нас закончена, снова предстоит делать что-то тайное и нехорошее. Ну да ладно, что горевать, зачем усам масло, если голову срубили? Поэтому, к взводу вернувшись, просто дал распоряжения по подготовке к маршу. Когда же у костра сидел, Злой подсел, раскатал плед, протянул мне большую баклагу с разбавленным вином:

— Глотни, пулихское, оно здесь хорошее.

— Благодарствую, — кивнул я, принимая.

Действительно, вино было хорошим.

— Арио нас там встретит, — сказал вдруг Злой неожиданно. — Он туда рекой выехал. Насколько я из его намеков понял, нам еще предстоит чудес натворить.

— А в том и не сомневаюсь, — пожал я плечами, возвращая флягу. — Арио на коня не сядет и в бой не поведет, это уж точно.

— Верно, — засмеялся он. — Арио из тех воинов, что всегда подходят сзади и в темноте… Но сам понимаешь, на чьей стороне больше таких, как Арио, тот и в седле дольше держится.

По воинским правилам грех бы соглашаться, лазутчика и шпиона презирать принято, но прав Злой, мне ли не видеть, сколь много сделал Круглый для рисского трона. Вот и сказал я:

— А с этим согласен, дел он провернул много и все на пользу. Только после таких дел сам о посмертии своем задумаешься.

— Посмертие пусть пастыри-обновленцы отмаливают, — сплюнул он в костер. — Ради них стараемся, за те же солеварни высокосвященного Берга бьемся. Пусть и они на нас потрудятся… А если честно — накласть мне на посмертие, я сейчас живу. И с Ваймом-князем согласен в том, что землю надо под одну руку собирать. И это меня куда больше посмертия волнует. А грехи… грех обмана чего стоит перед грехом небрежения своей землей? А ничего, мне думается. Брат с Сестрой судить умеют, вот пусть и судят. Если же им остальные мои грешки важнее главного — то и посмертия мне от них не надо.

— Это верно, для каждого и грех самый смертный — свой, и кара за него своя, — согласился я с ним. — Мой грех — глупость, а кара за него… был бы умнее, семью бы спас. Были бы все мы умнее — народ бы спасли. А так… сам видишь, что так вышло.

— Ты про Орден реки знаешь? — снова отпив из фляги, спросил он вдруг неожиданно.

— А как не знать? — удивился я вопросу. — Не его ли мы монастырь осквернили?

— Вот-вот, про них и говорю, — кивнул он. — Знаешь ведь, почему Реки?

— Река Времен?

— Верно, она самая. Верят они в бесконечную череду жизней в бесконечной цепи миров. И еще верят в то, что люди становятся привязаны друг к другу в каждом из миров. И не может быть так, чтобы жена ушла в один мир, а муж в другой, если они друг друга любят. Тот, кто отошел, ждет другого где-то в лугах между мирами, вот на берегу той самой Реки времен. Если они действительно те, кто друг без друга не может.

— И что? В новом месте они снова встретятся?

— Говорят что так. Родятся и как-то сойдутся, если тот, кто жил дольше, другого не предал. Как-то так. Я все точно не знаю, мне рассказывали больше, но рассказывали таким вот манером.

Странно, не ожидал вообще, что Злой способен на такую тему заговорить. А с другой стороны я о нем и не знаю ничего толком. Как он таким стал, как к такой жизни пришел — ни единого намека он не делал. Вроде и болтает все время, да не проговаривается.

— Может и так, — вспомнил я свои сны. — А может эти луга и есть конец пути? Никто же из других миров не возвращался, чтобы рассказать.

— Может и так, — сказал Злой, расправляя плед и заваливаясь на спину. — А может и лугов никаких нет, просто помер ты — да и все. И жрут тебя черви.

— Нет, луга-то как раз есть, я их видел, — сказал я, не слишком задумываясь про то, как собеседник на это среагирует.

Но Злой ничуть не удивился, лишь пробормотал, зевая:

— Может и есть, раз ты видел. Ладно, спать давай, что ли, а то завтра день трудный и дорога дальняя. Свои луга мы так или иначе встретим, у кого какие.

— Это верно, спокойной ночи.

Угроза окружения отогнала валашские войска от берега Сильной, отогнала далеко. Оказавшись зажатыми между границей Свирре и наступающей северней рисской армией, разрозненные отряды валашского войска, не принимая боя, начали быстро отступать на запад, стремясь избежать возможного окружения и соединиться с остальными частями, построить заслоны против дальнейшего продвижения риссцев. Все прибрежные города оказались под рукой князя Вайма, который быстро расставлял в них свои гарнизоны, принуждая к покорности виселицами, указами и одновременным дарованием каких-то новых свобод. Под Орбелем Вторым свобод вообще никаких не было, так что, может быть, местным и вправду какое-то послабление от этого выходило — мне того не ведомо.

При всем было видно, что Приречью повезло — не дымили пожары, не валялись трупы на дорогах, не разграблялись города. Власть просто сменилась, да так быстро и просто, что забитые валашские крестьяне этого, наверное, и не заметили. Исчезли лишь солдаты в серых мундирах и вместо них появились мундиры серо-зеленые, почти того же покроя. Кроме того, народ здесь был не чужой, когда-то давно Приречье к Рисскому княжеству относилось, лет двести назад, и память об этом еще сохранна была.

Наша колонна походным маршем двигалась от города к городу, от деревни к деревне, устраиваясь на постой в домах тамошних обитателей, испуганных и подобострастных. Ночевали, ели, седлали коней и шли дальше, больше шагом, но иногда и рысью. Ближе к границе Свирре равнина сменилась предгорьями, а потом и вовсе горами, каждым следующим хребтом нависающими над предыдущим. Дорога зажалась ущельем, затем начали появляться следы недавних боев. Через этот проход валашское войско пыталось пройти в пределы баронства, но первые попытки разбились о бастионы у перевалов, были накрыты огнем скрытых за высотами пушек и бомбометов, а продолжить штурм уже не получилось, началась большая война. Воинство Дикого Барона восстанавливало пограничные заставы, перекрывая дороги шлагбаумами и начиная собирать дорожную пошлину с проезжих.

Перевал, через который мы шли, выглядел непроходимым — скалы с двух сторон, стиснувшие дорогу так, что даже для обочины места не осталось. Размещенные на скалах укрепления прикрывали друг друга, а пушки из них простреливали подступы до самого горизонта. Наш отряд шел среди кое-как расчищенных завалов, а телега здесь и сейчас бы не прошла. Рабы в ошейниках возились у груд тяжелых камней под присмотром крикливых надсмотрщиков с карабинами и плетьми — барон Верген торопился начать торговлю с валашским Приречьем, которое стало Приречьем рисским, и открывал для этого все, не только речные, пути.