Любовь к мятежнику - Ширл Хенке

— Откройся мне. А-а, да, вот так, — выдохнул он, и его большая ладонь обхватила ее маленькую, когда он вводил себя в нее, затем он отвел руку в сторону и крепко прижал ее к себе, изо всех сил стараясь двигаться медленно. Она была маленькой и тугой, но, в то же время, влажной и нетерпеливой. Она изогнулась навстречу ему. Он стиснул зубы и замедлил свое равномерное вторжение. — Я не хочу причинить тебе боль, Барбара. Лежи тихо.

Ощущение его горячей плоти лишило ее всяческого благоразумия. Барбара дернулась под ним, и тонкая преграда, сдерживавшая его, была навсегда разрушена. Ее ногти вцепились ему в спину, побуждая проникнуть глубже. Невероятное напряжение, возрастающее в ней, ощущалось сильнее, чем любая боль. Несмотря на глупые, наигранные ужимки по этому поводу, потеря девственности ничуть не была болезненной пыткой. Барбара еще крепче обхватила ногами его ягодицы и почувствовала, как он движется внутри нее. Какое блаженство!

Девон ощутил, как разорвалась ее девственная плева, но Барбара не заколебалась и не вскрикнула, а лишь побуждала его продолжать — как будто он мог теперь остановиться! Полностью войдя в нее, он поцеловал ее страстно, горячо, властно «Она моя!»

«Но только сейчас», — издевался над ним внутренний голос. Девон отбросил в сторону эту тревожную мысль и начал двигаться. Она двигалась вместе с ним, быстро подхватывая ритм, подражая движениям его тела. Его язык погрузился в ее рот. Когда она сомкнула губы вокруг его языка, он чуть не сошел с ума.

Они катались по мягкой, мшистой земле до тех пор, пока она не оказалась наверху. Он взял ее за ягодицы и приподнял их, затем опустил, ни на секунду не прерывая поцелуя. Барбара почувствовала пьянящее ощущение власти, когда опустилась на него, и то, как напрягся он, когда она стала контролировать скорость их слияния. А какое это было чудесное слияние, ибо наслаждение нарастало, восхитительное, непреодолимое; жгучий огонь страсти поглотил ее. Она ждала какой-то неизвестной кульминации, безумно желала, чтоб экстаз никогда не кончался.

Ее волосы рассыпались по плечам и укутали их в шелковый кокон. Затерявшись в своем мире, Дев и Барбара были поглощены лишь собой, растворяясь друг в друге. Она прижалась грудью к теплу его упругого торса, чтобы потереться набухшими сосками о жесткие завитки волос на его груди. Держа одной рукой ее голову, он со стонами наслаждения вторгался в бархатистость ее рта, забыв о том, что нужно дышать.

В тот момент когда Барбара была уверена, что вот-вот умрет от наслаждения, что сильнее оно уже быть просто не может, огромная океанская волна экстаза подхватила ее и закружила в водовороте неистовой страсти, взорвавшись миллиардами серебристых брызг восторга. Она кружилась и качалась, взлетала и опускалась, впиваясь ногтями в его плечи. Затем напряглось и его тело, и он задрожал. Обезумев от головокружительного ощущения, он пульсирующими, волнообразными толчками вбрызгивал в нее жизнь.

Постепенно тела их затихли, насытившиеся, взмокшие от пота и обессиленные. Кончики ее пальцев нежно пробегали по выпуклой поверхности его мускулов, а губы целовали чуть заметные шрамы, разбросанные по его телу.

— Спасибо, Девон, — прошептала она, не зная, что еще сказать.

— Я не сделал тебе больно, Барбара? — спросил он, хотя был почти уверен, что ее боль была мимолетной.

Нежно гладя шрам у него на боку, она усмехнулась:

— Это мне следовало спросить тебя об этом. Для мужчины, всего лишь пару недель назад находившегося на пороге смерти, вы поправились удивительно быстро, мистер Блэкхорн.

— Этим я обязан мастерству своей сиделки, ваша светлость, — сказал он, поцеловав ее в кончик носа. Затем выражение его лица помрачнело. «Ваша светлость». Она была недосягаема для него, как Северная звезда, холодно сияющая в ночном небе.

— Я ни о чем не жалею, Девон, — ответила она на его невысказанный вопрос. — Пожалуйста, давай будем жить одним днем.

— Как долго? Ты должна ехать к своему брату в Саванну, место, где я едва ли являюсь желанным гостем. — Он поднял ее с себя, нежно обняв, и посадил у края воды.

— Должен же быть какой-то выход, — пылко прошептала она. Только что вкусив райского наслаждения, она не хотела даже думать о том, чтобы отказаться от него.

Он погладил ее щеку и приподнял этот гордый, упрямый подбородок.

— Какой выход? Разве ты сможешь жить среди мускогов? Скрести оленьи шкуры и стряпать на костре? Нет, ваша светлость. Вы рождены жить среди роскоши и слуг. А я не могу предложить ни того, ни другого.

Она обвила его шею руками, всхлипывая от безнадежности и отчаяния, и он, не зная, как еще утешить, нежно гладил ее волосы и спину.

Женщина-Пантера наблюдала, как они возвращались с реки. Ее черные глаза сузились от ненависти, когда она перевела взгляд с Девона на светловолосую женщину, которая так уверенно шла рядом с ним. Хотя они даже не касались друг друга, она поняла, что эти двое занимались любовью. Несомненное притяжение существовало между мужчиной и женщиной, некая аура, которую излучали их глаза, когда они украдкой обменивались взглядами. Она видела, как пылали щеки Барбары, как она провожала взглядом Девона, когда он расстался с ней у дома Перепелки. Ярость обуяла ее.

Пантера всегда знала, что белая кровь зовет его, что он спит с белыми женщинами, когда ездит в их города, но те связи были незначительными. Он никогда не отдал бы свое сердце дешевой шлюхе из таверны. Эта же женщина, она знала, была другой. И еще она понимала, что Девон никогда больше не придет к ней в постель, пока эта англичанка жива.

— Сегодня вечером пойду на реку и поймаю одну из своих любимиц, — тихо пробормотала она и скрылась в дверях своего дома.

Этим вечером был заключительный и самый важный момент из восьми дней празднества по случаю наступления нового года, называемого Бос-ке-ту, или праздника Урожая. Девон сопровождал Барбару к большой городской площади, где располагались четыре прямоугольные открытые палатки. Места в них предназначались для знатных семей рода, но Девону как почетному гостю было позволено привести Барбару, чтобы присутствовать на церемонии зажигания нового костра.

Она уже помогла семье Перепелки привести в порядок дом и очистить очаг от прошлогодней сажи и золы. Вся разбитая посуда и поломанные инструменты были тщательно собраны и выброшены. Каждый вечер устраивались ритуальные танцы, и каждое утро все мужчины деревни выпивали черного зелья.

Девон объяснил ей, что необходимой частью религиозного ритуала считалось сексуальное воздержание.

— Но я никогда не был религиозен — ни как англичанин, ни как муског, — сказал он, подмигнув, от чего она вспыхнула.