Разведка и контрразведка - Андрей Шаваев

После окончания холодной войны скептицизм в конгрессе в отношении эффективности ЦРУ достиг такой степени, что законодатели приглашали независимых экспертов для оценки докладов разведки в отношении ситуации в СССР.

Одним из самых непримиримых критиков на Капитолийском холме был сенатор-демократ Дэниел Мойнихэн, который заявил, что, «несмотря на весь наш огромный разведаппарат, мы совершенно «проморгали» развал Советского Союза». С ним не соглашался тогдашний посол США в Москве Джэк Мэтлок, который в июне 1991 года лично предупреждал Михаила Горбачева о возможности путча. По его утверждению, винить ЦРУ в неверном анализе совершенно неоправданно, поскольку он был «великолепным». «Они, конечно, не могли предвидеть всего, — заявил Мэтлок. — Но кто мог? Они, например, не могли назвать день переворота, но даже сами заговорщики выжидали со своим выступлением до последней минуты».

В середине марта 2001 года Центр по изучению разведывательной деятельности (одно из подразделений Центрального разведывательного управления США) провел на базе Принстонского университета и с его участием конференцию «ЦРУ и его анализ положения в Советском Союзе: 1947 — 1991».

Дискуссии на конференции показали, что анализ прошлой разведывательной деятельности сохраняет определенную актуальность в силу того, что стереотипы, связанные с понятием «Россия времен холодной войны», распространились и на Россию современную.

Специально к конференции в Принстоне ЦРУ рассекретило 9 тыс. страниц оценочных сообщений, выпустило сборники наиболее значительных докладов правительству.

Работники ЦРУ, профессор Университета Джорджа Вашингтона Джеймс Миллер и исследователи корпорации РЭНД сравнили дававшиеся в прошлом оценки с достоверными данными, сегодня общеизвестными, и пришли к выводу: хотя в основном оценки давались с достаточной точностью, имели место и ошибки, что, впрочем, не удивительно.

Во-первых, это объясняется закрытостью статистических показателей экономики СССР и скудностью публикуемых официальных цифр и сведений.

Во-вторых, пересчет в доллары, которого требовали от ЦРУ, существенно искажал реальную картину советской экономики.

В-третьих, сложность определения продукции в военно-промышленном комплексе, который занимался и выпуском ширпотреба сугубо мирного назначения.

В-четвертых, особенности советской «статистики», которая в силу политической конъюнктуры сбивала с толку не только противника, но и советских ученых-экономистов.

Вместе с тем известно, как виды на собственный урожай определялись в СССР и по материалам ЦРУ, которое использовало фотосъемки советских хлебопроизводящих районов со спутников на околоземной орбите. Госплан и Министерство сельского хозяйства брали данные ЦРУ за исходные и пытались их уточнить по ходу вызревания и уборки зерновых культур.

Нелепый вывод сделало ЦРУ после смерти Сталина о том, что новое руководство СССР может скорее привести дело к войне, чем покойный генералиссимус. Несмотря на то что ракетный кризис, поставивший мир перед реальной опасностью войны, произошел во времена «позднего Хрущева», видеть в Сталине большего миротворца, чем его преемники, означало очень плохое понимание развития политической обстановки в СССР в те годы. В действительности в середине 1950-х Хрущев, Маленков и даже Молотов готовы были всерьез пойти на разрядку напряженности. Лишь англо-французская авантюра в Египте 1956 года и интервенция СССР в Венгрию остановили тогда процесс разрядки.

На конференции возникла оживленная полемика в связи с тем, что Роберт Кайзер, ведущий журналист из «Вашингтон пост», спросил, почему же ЦРУ так долго не могли понять суть изменений, проводимых Горбачевым.

В США долго считали реформы Горбачева не больше, чем шоу для обмана западного общественного мнения. Точнее всех на сей счет высказался, пожалуй, американский посол в Москве Дж. Мэтлок, сказавший, что Горбачева тех лет можно сравнить с поездом, который стремительно движется вперед, а потому было очень трудно дать верный ответ в тот или иной момент. Проще говоря, скорость мышления аналитиков из ЦРУ отставала от скорости «поезда». Как писал бывший руководитель отдела изучения СССР в ЦРУ, если бы «верхам» доложили, что в Советском Союзе происходят радикальные изменения, то там «стали бы требовать моей головы. И я бы не опубликовал этого. Честно говоря, если бы мы заблаговременно сказали, что Горбачев может явиться в ООН (в декабре 1989 г.) и предложить одностороннее сокращение вооруженных сил на 500 тыс. человек, нам бы сказали, что мы сошли с ума».

В рассекреченных материалах ЦРУ около 10 процентов всей информации уделено анализу советской науки и технологии. Но, как отмечал главный докладчик по этой теме Клэренс Смит, даже сейчас нельзя раскрывать методы и технику анализа, так как сбор информации продолжается уже применительно к современной России.

Трудно согласиться со Смитом в том, что «значительные успехи в анализе советских научно-технических возможностей... привели к уникальным преимуществам США и их союзников для ведения и победы в холодной войне». Холодная война закончилась не только технологической победой США, но и крахом советской системы внутри СССР. Новая власть — еще при Горбачеве — поняла абсурдность и бессмысленность противостояния Западу и предприняла односторонние шаги для его прекращения. Так что дело заключалось в политике, а не в науке или технике. Вряд ли исход борьбы хоть в какой-то степени зависел от того, что ЦРУ, как рассказывал Смит, прорыло туннель под Берлинской стеной и довело его до здания советского военного командования. Тот туннель — как и под советским, а ныне российским посольством в Вашингтоне — мог поразить воображение руководства, но не более того. Смена общественного строя происходит не в результате подобных операций.

Рейгановская программа СОИ — «звездных войн» — была рассчитана на то, чтобы ликвидировать стратегическое ядерное равновесие (пусть даже относительное) в пользу Америки, создать надежный антиракетный «зонтик» над США. Между тем подобные планы были политически неразумными, ибо опыт лет показал, что именно равновесие делает войну невозможной. Отходить от него — значит открыть «ящик Пандоры». А, кроме того, технически вряд ли возможно, даже затратив много лет и десятки миллиардов долларов, создать такой «зонтик», который лишил бы СССР-Россию возможности нанести ответно-встречный сокрушительный удар по США. Еще Горбачев говорил, что советская сторона обладала возможностью альтернативного ответа на СОИ, не требовавшей ни многолетних работ, ни колоссальных средств. Возможность подобного потенциального ответа существует и поныне. Если ЦРУ не верит в это, то подобный скепсис не делает чести самой мощной разведывательной службе в мире.

Однако история свидетельствует, что американский разведывательный истеблишмент исходил из неписаного правила, которое поведал один из участников конференции. Он рассказал, что когда молодым пришел на работу в ЦРУ, его начальник высказал основное напутствие: «Вообще, не ждите от Советов ничего хорошего». Но нет ничего хуже для аналитика — ученого или разведчика — заранее исходить из каких-либо постулатов. Тогда он не будет свободен от предубеждений, его не осенит подлинное познание истины.

Основной доклад по теме сделал Раймонд Гартхоф, в прошлом сотрудник госдепартамента. Его суждения выделялись логикой и целеустремленностью.

В частности, он сказал: «Оставался вопрос: приведет ли холодная война к «горячей»?

Вопрос о советских намерениях был основным элементом оценки угрозы. Советские военные возможности выполнить намерения политических лидеров составляли второй, но также критически важный элемент такой оценки. Советская военная стратегия и доктрина для использования этих возможностей в поддержке реализаций их намерений и целей являлись третьим ключевым элементом оценки угрозы. Я не нашел никакой разведывательной оценки ни со стороны ЦРУ, ни со стороны какого-либо другого разведывательного учреждения, которое бы подходило к этому фундаментальному вопросу с необходимой ясностью».

Гартхоф сказал, что оценки базировались на безосновательных предположениях и домыслах, давались различные, часто противоположные сценарии, иногда выделялись «наиболее вероятные», но никак эта вероятность не подтверждалась.

Важное место заняли на конференции и выступления приглашенных крупных деятелей, известных ученых: заместителя директора ЦРУ Мак-Лафлина, бывшего директора ЦРУ и министра обороны Джеймса Шлезинджера, наконец, Збигнева Бжезинского, который не преминул отметить, что для ЦРУ было бы непростительно не использовать нынешнюю коррумпированность правительственных чиновников в России и не превратить их в важный источник информации и инструмент влияния на политику.