Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011 - Сергей Хоружий

Вернусь к тому, что в основе коана лежит диалог. Здесь нельзя чрезмерно педалировать абсурдность и несвязность вопросов и ответов, равно как обоюдных реакций обоих участников на это. Это хорошо известно, но стоит задуматься: если бы это был полный абсурд, нескладушки и бессмыслица, то как могло случиться, что коаны вызвали такое количество комментариев виднейших мастеров Китая и Японии на протяжении нескольких столетий? Поэтому я считаю, что более продуктивно рассмотреть коан и, прежде всего, его изначальную диалоговую протоформу (мондо), как агонально-перформативный жанр или форму коллективного «брэйнсторминга».

Диалогичность японской и в менее очевидной форме — китайской культуры хорошо известна. Известно близкое родство поэтического жанра рэнга, в основе которого лежит коллективный принцип порождения текстов, с буддийским мироощущением. Дзэнские диалоги типологически могут быть уподоблены коллективному стихосложению рэнга (с точки зрения прагматики текста), ибо и диалоги, и сцепленные строки в рэнга использовали спонтанную, инсайтовую реакцию одного участника на трудную провокацию другого и таким образом служили сплавлению индивидуальных сознаний. Можно также уподобить систему коанов давним китайским играм, которые описывались в терминах ведения боевых действий. Противники должны были обхитрить друг друга, поразить друг друга, повернуть копье нападающего против него самого. В коанах — это поворачивание слова против задававшего вопрос таким образом, что это приводит к победе или инсайту.

И коаны, и литературные игры, и коллективные формы текстопорождения исходят из важности скрытых аллюзий, сложных вопросов, ложных выпадов, т. е. передавания некоего содержания в неявленной словесной оболочке. Таким образом, эту практику можно уподобить развитию первой — имевшей место в истории — передаче дхармы. Первая передача дхармы от сердца к сердцу имела место при передаче своего учения историческим Буддой своему первому ученику Кашьяпе. Всю суть учения Будда передал во время встречи с учениками улыбкой и взглядом. Это легенда, но за этой легендой кроется вполне объяснимое и, на самом деле, очень глубокое и отнюдь не просто сказочно-мифологическое содержание. Можно сказать в итоге, что коан по сути дела, несмотря на всю внешнюю бессмыслицу, является не способом простого контркультурного бунта против языка или отказом от языка, а подразумевает овладение языком в такой степени, что достаточно намека на то, чтобы понять, о чем идет речь и ответить другим намеком. Поэтому размышление над коаном в процессе Дзэнской медитации это не что иное, как попытка проникнуть в просветленное сознание мастеров и патриархов прошлого. Коан оказывается триггером, пробивающим обыденное сознание. Вообще, в последние десять или даже пять — шесть лет произошел очень серьезный прорыв в западной интерпретации коанов, которые сейчас рассматриваются радикально иначе по сравнению с тем, как они рассматривались в течение предыдущих пятидесяти лет.

Далее коротко упомяну такие способы перестройки сознания в Дзэн как работа и искусство. Работа в Дзэн — это не что иное, как рабочая медитация кофу саммай, т. е. несложные операциональные виды работ, сельскохозяйственные работы, работа с метлой. Эта работа носила повторяющийся монотонный характер и позволяла сохранить полную сосредоточенность, ментальную сосредоточенность на разрешении коана и на медитации. Работа выполнялась в медитативном забытьи и лишь служила подспорьем в психосоматическом плане, в плане размеренности движения, сохранения ритмического дыхания и так далее. Примеры медитативной важности работы с метлой или с кистью я приводить не буду, это достаточно очевидные вещи.

Что же касается искусства, то здесь я упомяну лишь о том, что искусство в Дзэн — это полноправная форма медитативной и религиозной деятельности, которая никогда не была заинтересована в сотворении красоты, а совсем наоборот. Это был путь кисти или путь чая, или путь театра и чего угодно, путь был единым с путем Дзэн. В частности можно в качестве примера привести путь флейты сякухати. Музыкальный Дзэн опять же очень сильно замешан на внесловесном, на аудическом, музыкальном, перформативном действии. Рассчитано это на определенную систему дыхания играющего на бамбуковой флейте сякухати — эта практика очень быстро вводит практикующего в необычное состояние сознания.

Перейдем теперь к более подробному изложению медитативной практики и рассмотрим ее с нескольких позиций. Сначала я изложу точку зрения традиции, а потом попробую установить корреляцию традиционного изложения с тем, что говорит по этому поводу новейшая западная наука, исследующая медитацию с точки зрения точных нейрофизиологических методов.

В рабочем порядке медитацией можно считать манипулирование собственным сознанием, при котором меняется активность мозга и способы его функционирования. Рассмотрим этапы изменения сознания сначала в традиционном изложении. Для этого я воспользуюсь весьма популярной в китайско-японском культурном круге историей, которая называется «Десять картин приручения буйвола». Вкратце этапы приручения буйвола соответствуют этапу жизни приверженца Дзэн от полного неведения до просветления.

Первый этап или первая картина изображает начинающего ученика, стоящего на пустой дороге, который озирается по сторонам и не видит убежавшего от него буйвола. Этого буйвола можно называть эго, самостью, Буддой — то есть тем, что ученик хочет найти. На втором этапе, когда ученик вступает на путь, он замечает следы, на третьем успевает бросить взгляд на мелькнувший кончик хвоста, но само животное по-прежнему ускользает. На четвертом этапе ученик делает попытку схватить буйвола и приручить его. Это символизирует борьбу с собственным эго, которое повинно, скажем так, в дуалистической картине мира и в разделении на «свое и чужое».

Пятая картина изображает уже практически справившегося со своим зверем пастуха, который тянет за собою животное на веревке. Т. е. с помощью узды коанов человек усмиряет свое эго и логико-дискурсивное мышление. Вероятно, именно этой, пятой ступени, соответствует то, что в Дзэнской практике называется состоянием макё. Макё — буквально, это место, где нечисто; искушение; место, где происходит духовная невидимая брань. Это очень серьезный этап, который необходимо пройти быстро, и не дай бог на нем застрять, иначе могут утянуть демоны. Шестая картина представляет собой пастуха, который уже расположился на буйволе и едет на нем, безмятежно наигрывая на флейте, поводья ему уже не нужны, животное начало усмирено. Иными словами практикующий Дзэн достиг здесь гармонии с самим собой и с миром, научился преодолевать различия, познал собственное изначальное родство со всем и открыл сущность Будды внутри себя. Достижение этой степени означает, что большая часть пути уже пройдена, и в индийских терминах это может быть названо самадхи, или по-японски саммай. Обычно употребляют слово самадхи, благорастворение — это трудно очень перевести одним словом, но акцент должен делаться именно на состоянии игровой, спонтанной радости, благорастворения.

Далее на следующем этапе или следующей картинке мы видим отдыхающего пастуха, рядом с которым праздно лежит веревка, а самого животного уже нет. Здесь различение субъекта и объекта, дуализм — все это окончательно исчезло. Путы коанов, узда жесткого тренинга больше уже не нужны. Этот этап соответствует даосскому идеалу недеяния, увэй или муи по-японски, а в терминах Дзэн это может соответствовать двум степеням сатори: кэнсё, первая ступень просветления, и, собственно, сатори.

Созерцание своей природы — это буквальный перевод слова кэнсё. Деятель Дзэн вступает в глубину саторического переживания и начинает созерцать полноту бытия как всеобщую слитность и единство. Очень часто кэнсё и сатори не различают и называют оба просветлением, хотя термин «просветление» не совсем корректен в принципе. Enlightment, или просветление, подразумевает как бы того, кто должен внести свет и просветлить. То есть некое высшее начало, которого в данной картине мира нет, скорее это можно перевести как понимание сердцем, что собственно и следует, если разобрать по элементам китайский иероглиф «у» или, по-японски, сатори.

Cледующая или восьмая ступень представлена картиной, на которой не изображено ничего — это всего лишь пустая окружность. Иными словами имеет место переживание всеединства, здесь исчезают вещи явленные, и единый мир предстает как пустота — шуньята. Эта ступень соответствует понятию нирваны или нэхан. В отличие от кратковременных пробуждений или просветлений кэнсё или сатори, которые длятся несколько секунд, иногда несколько минут, нирвана — это длящееся состояние, а иногда бесконечное. Обычно нирвану переводят как «угасание» или «освобождение». Есть очень распространенный перевод термина нирвана как «блаженная смерть», но это не совсем точно. Речь идет как раз не о смерти, а о бессмертии, которое может быть достигнуто именно в результате нирваны. В принципе нирвана может быть описана как одно из самых глубоких состояний сознания, при котором сознание как таковое угасает. Поэтому собственно говорить, что это состояние сознания как бы терминологически не вполне корректно. Это состояние не-сознания. Может быть, это состояние, в которое входят дзэнские мастера перед смертью, и которое является залогом их бессмертия. Поскольку, избавившись от сознания, но еще находясь в своей бренной оболочке, они как бы сбрасывают эту телесную оболочку, которая потом умирает и разрушается, а сознание остается или то, во что это сознание претворилось.