Ад в очень маленьком месте - Бернард Б. Фолл

спастись, но лейтенанту Леспинасу, пилотировавшему пикирующий бомбардировщик ВМС из эскадрильи 11-F, не так повезло. Он стал вторым погибшим в этот день пилотом. Поскольку облака продолжали низко нависать над полем, диспетчерская вышка была разрушена, радиомаяк УКВ вышел из строя, а на самой взлетно-посадочной полосе были воронки от снарядов, в тот день в Дьенбьенфу было сброшено с парашютами только 12,5 тонн грузов снабжения. Это было слишком мало, чтобы даже частично восполнить огромный расход боеприпасов и других предметов снабжения.

Но авиационная поддержка и материально техническое обеспечение были не единственными проблемами, с которыми пришлось столкнуться Дьенбьенфу 15 марта. Штаб полковника де Кастра трещал от напряжения битвы. Полковник Пирот, веселый однорукий начальник артиллерии, провел добрую часть ночи, наблюдая постепенную нейтрализацию его огневой мощи, когда точный смертоносный артиллерийский огонь коммунистов накрыл артиллерийские позиции. Две 105-мм гаубицы были уничтожены вместе с расчетами. Одна из четырех 155-мм вышла из строя, и вся батарея тяжелых минометов на ОП «Габриэль» была уничтожена. Насколько можно было судить, результаты контрбатарейного огня французов были незначительны, исключая огонь по пехоте противника. Не было никаких доказательств, что артиллеристы Пирота заставили замолчать даже небольшую часть своих противников. От жизнерадостной самоуверенности Пирот теперь впал в крайнее отчаяние. Он переходил с одного командного пункта другой, под плотным огнем противника, чтобы извиниться за то, что считал своим провалом как руководителя. Командующий северным сектором Дьенбьенфу, полковник (позже генерал) Транкар, который был личным другом Пирота, позже вспоминал, как последний вошел в его блиндаж, откуда следил за агонией «Габриэль» и сказал ему со слезами на глазах:

- Я полностью обесчещен. Я обещал де Кастру, что вражеская артиллерия нас не коснется, но теперь мы проигрываем сражение. Я ухожу.

Транкар вспоминал, что поглощенный боем, он дал Пироту какой-то уклончивый ответ. Но некоторые другие офицеры вспомнили, что когда Пирот высказал подобное измотанному подполковнику Лангле, которому теперь предстояло нести ответственность за оборону всего центрального сектора, последний резко повернулся и сказал что-то в том духе, что действительно, сейчас самое время для того, чтобы остаться без артиллерии.

Не говоря больше ни слова, старый полковник вышел из командного блиндажа и направился к собственной землянке. Будучи одноруким, он не мог взвести затвор своего служебного пистолета. Но ему не составило труда найти ручную гранату в ящике с боеприпасами. Вероятно, на рассвете 15 марта, полковник Пирот лег на свою походную койку, зубами вытащил предохранительную чеку, а затем прижал гранату к груди. Полковнику де Кастру, несомненно, немедленно сообщили о смерти Пирота, но судя по телеграммам, отправленным в Ханой, похоже, была предпринята попытка скрыть самоубийство Пирота. В первоначальном сообщении, которое, по-видимому, было отправлено три дня спустя, говорилось, что Пирот погиб, как и несчастный Гоше за день до него, от прямого попадания снаряда в его блиндаж. Эта версия была заменена в одном тексте сообщения, который по-видимому, указывал на то, что полковник Пирот объявлен «пропавшим без вести», когда его послали в качестве парламентера к противнику для переговоров, цель которых так и не была ясна. Офицер французской разведывательной службы, имевший собственную радиостанцию для связи с внешним миром, 20 марта сообщил своему начальству ,что Пирот пропал без вести в течении последних трех дней, вместе с джипом и что только трем офицерам сообщили, что произошло на самом деле.

Пирот, несомненно, погиб от собственной руки, где-то между 15 и 19 марта.

Тем временем начальник штаба де Кастра, подполковник Келлер, получил нервный срыв, и его можно было увидеть в самой глубокой землянке штабного комплекса в стальном шлеме. В кратком обмене телеграммами с генералом Коньи, де Кастр предложил сменить Келлера и вернуть его в Ханой для «доклада». Эпизод был замаскирован, чтобы (по словам де Кастра, в одной из телеграмм) «не навредить карьере Келлера». Таким образом де Кастр был лишен всего своего первого командного эшелона офицеров, именно тех людей, на которых он полагался и которые были лучше всего знакомы с планированием укрепрайона и мышлением его командира.

День закончился еще одной плохой новостью. В 20.00 стрелки тай из 12-й роты капитана Гильмино на «Анн-Мари 3» начала бросать свое оружие и пробираться через минные поля и заграждения из колючей проволоки в направлении близлежащих холмов. Горцы тай из 3-го батальона были набраны в далеких Сон-Ла и Нгиало. Их семьи уже находились в руках коммунистов. Теперь они сражались на территории, не находящейся под юрисдикцией их собственного племени. С их точки зрения, это была уже не их война. Пропаганда коммунистов, направленная на них в течение предыдущих недель, очевидно, начала приносить плоды, и уничтожение гарнизона высоты «Габриэль» на их глазах, доделало все остальное. Французские офицеры и сержанты, а также несколько унтер-офицеров и солдат тай, оставшихся верными присяге, провели неприятно одинокую ночь в ожидании атаки коммунистов, которая, несомненно, сомнет их. К счастью, этого так и не произошло.

В штабе генерала Коньи в Ханое высокий оптимизм сменился глубоким унынием. Неофициально, узнав о провале контратаки на «Габриэль», Коньи заявил группе своих штабных офицеров, а также двум журналистам, Люсьену Бодару и Максу Кло, что в течение «нескольких месяцев», он говорил генералу Наварру, что Дьенбьенфу ничто иное как «мышеловка». И в тот же день, он направил срочную совершенно секретную записку своему главнокомандующему, в которой сообщил последнему, что «катастрофа» в Дьенбьенфу теперь должна рассматриваться как вполне вероятная. В этом случае, продолжал Коньи, его северному командованию в дельте Красной реки потребуется три мобильные группы, две из которых должны быть на месте в течении восьми дней. По мнению Коньи, соотношение сил в жизненно важном районе Красной реки было следующим: противник имел в своем распоряжении всю воссозданную 320-ю дивизию Народной армии, плюс шесть регулярных отдельных полков, в общей сложности тридцать девять батальонов, из которых двадцать четыре были из регулярных сил. Кроме того, в дельту проникло более 100 рот местных сил и вдобавок 50 000 деревенского коммунистического ополчения. На стороне французов у Коньи было восемьдесят французских и вьетнамских батальонов и двадцать так называемых «легких батальонов», но большая часть этих войск была связана несением караульной службы на стационарных позициях линии маршала де Латтра и охраной многочисленных аэродромов, мостов и поселков в долинах. Это означало, что только двадцать семь из 100 батальонов были пригодны для мобильной войны и из них только шестнадцать были сосредоточены в мощных мобильных группах, необходимых для противостояния крупным регулярным подразделениям противника. В своем послании Коньи также предложил Наварру отменить операцию «Атлант» на юге Вьетнама, чтобы