Игорь Сикорский. Четыре войны и две родины знаменитого авиаконструктора - Петр Алексеевич Образцов

никогда, просторы огромные, к тому же переехать сюда ему посоветовал знаменитый сенатор от штата Аризона Барри Голдуотер, который тоже был военным летчиком во время Второй мировой войны (отметим, что в СССР сенатор Голдуотер считался просто дьяволом из-за своих крайне антикоммунистических взглядов). А еще Сергей Игоревич хороший художник, причем рисовал он только самолеты и женщин.

Два других сына Сикорского стали: Николай — скрипачом, Георгий — математиком. Николай тоже родился в Нью-Йорке, изучал музыку в Университете Мехико и Хартфордском университете и стал профессиональным музыкантом. В этом его поощряли отец и мать, очень любившие музыку. Игорь Иванович Сикорский даже говорил, что если бы не авиация, то он стал бы врачом (как его собственный отец) или музыкантом. Николай Игоревич вспоминал, что отец отлично играл на рояле, часто слушал пластинки с записями Рахманинова, Бетховена, Чайковского и других композиторов. Собственно говоря, это отец буквально заставил всех троих сыновей играть на скрипке, но только у Николая это стало профессией.

За несколько месяцев до концерта, на который он делал большую ставку, его призвали в армию. Он служил переводчиком в Берлине при штабе генерала Люсиуса Клея, главы администрации американской зоны оккупации послевоенной Германии. Этому генералу очень пригодился переводчик с русского, потому что он, в частности, стал «отцом» берлинского воздушного моста — героической операции западных союзников по авиаснабжению Западного Берлина, блокированного со стороны СССР в 1948–1949 годах. Эта блокада автомобильных и железнодорожных путей на территории Восточной Германии продлилась почти год. В конце концов Сталин сдался и блокаду снял.

После демобилизации Николай Игоревич продолжил обучение музыке, получил диплом и играл во всех главных оркестрах штата Коннектикут, работал преподавателем скрипичного мастерства и много лет был успешным концертмейстером местного симфонического оркестра.

Для нас еще более интересна судьба третьего сына Сикорского, родившегося в 1929 году и названного в честь отца. Игорь Игоревич окончил колледж, служил в армии, потом учился в разведшколе. Ясно, что оказался он там тоже вследствие отличного знания русского языка. Тогда, в начале 1950-х годов, в самом разгаре была холодная война, и молодой разведчик был направлен в американскую оккупационную зону Вены. Игорь Игоревич был не оперативником, а чистейшим аналитиком и занимался изучением советских газет и журналов, а также переводом радиоперехвата: часть Вены находилась под оккупацией советскими войсками.

Игорь Игоревич также окончил юридический факультет престижного Йельского университета, был практикующим адвокатом. Впоследствии он стал заметным деятелем Демократической партии, которую вполне можно считать либеральной с известным «левым» уклоном. Это партия университетских преподавателей и художественной интеллигенции. Американскому разведчику, работавшему как бы против СССР, и одновременно сыну эмигранта из России, там самое место. И в России он бывал, и не раз, причем впервые в 1974 году, когда еще не завершилась вьетнамская война, в которой активно использовались самолеты его отца.

Сам Игорь Игоревич говорил, что больше всего его увлекала история авиации, поэтому он постоянно работал с музеем и архивом отца.

Глава 18

Вторая страсть

Нам осталось открыть еще одну грань таланта Игоря Сикорского, несколько необычную для высококлассного инженера. Конечно, в его увлечении богословием большую роль сыграл авторитет отца, как мы уже писали, видного теоретика православия, почетного члена Киевской духовной академии. Игорь Иванович в открытых проявлениях антисемитизма замечен не был, тем более что он отлично знал о брезгливом отношении к антисемитам в Америке, стране иммигрантов. Англичане говорят, что у них в стране нет антисемитизма, потому что они не считают себя глупее евреев. Сикорский тоже не страдал комплексом неполноценности.

Но богословие — совсем другое дело, и изучению истории и философии христианства Сикорский отдавался с неменьшей страстью, чем конструированию летающих машин. Долгие размышления и безоговорочная вера в Бога привели его к написанию, сначала для самого себя, небольших статей о православии и православных молитвах, а затем уже к публикации книги «Послание Молитвы Господней» — речь о знаменитой молитве Отче наш.

Игорь Игоревич, сын и биограф Сикорского, пишет, что за две тысячи лет никому не пришло в голову проанализировать текст этой молитвы фразу за фразой и выявить ее подлинный смысл. Мы же отметим, что этот анализ молитвы Игорь Иванович Сикорский произвел как настоящий инженер, разобрав всю молитву на отдельные «детали», исследовав их с лингвистической и исторической точек зрения, а затем собрав всю конструкцию в единое целое.

Приведем пример из его книги «Послание Молитвы Господней». Сикорский пишет о двух предложениях молитвы, сведенных им в одно, — о предложении «Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли» следующим образом: «Анализируя истинное и полное значение выражения „Да приидет Царствие Твое“, мы находим в нем два важных послания. В самом деле, для того чтобы „придти“, необходимо, чтобы объект а) не находился еще в рассматриваемом месте; б) существовал в другом месте, из которого ожидается приход.

Эти два заключения являются обязательными логическими последствиями правильного использования слова „придти“, что в данном случае находится вне сомнений. Если принять, что рассматриваемое царство еще не существует, более правильным было бы выражение „Царствие Твое да будет создано или учреждено“, но никак не „придет“. Если, с другой стороны, Царство Божье подобно тому, как к нему обращается молитва, воспринимается как уже существующее на земле, было бы логично просить о его продолжении или победоносном распространении, но слова „да придет“ не были бы абсолютно точными. Таким образом, значение, приданное слову „придти“, представляется автору верным».

Удивительно, однако, что образованный и знавший немало иностранных языков Игорь Иванович не задумался над таким простым вопросом: насколько правильно переведен этот текст, написанный на древнегреческом диалекте койне (греческий язык Нового Завета), на не слишком современный русский язык? А для нас остается вопросом: как переводчики его брошюры переводили ее далее на русский, но на какой русский? И вообще, какой смысл имеет анализ не оригинала, а перевода, о котором лингвисты справедливо говорят: «Ну, мы-то с вами знаем, что перевод невозможен»?

Это шутка, но в ней имеется в виду, что принципиально невозможно передать все оттенки смысла и значения слов иностранного языка, поскольку каждому из них сопутствует такое огромное количество ассоциаций исторического, литературного, страноведческого, психологического, да и какого угодно другого порядка, что