Дорога в Средьземелье - Том Шиппи

Однако для героев все по–другому, равно как и для читателя, который позволил своему вниманию расслабиться (да и чье внимание не расслабилось бы в таких условиях?). В этом контрасте между полным и частичным пониманием происходящего как раз и кроется главное преимущество техники «переплетения».

Героям происходящее с ними кажется, если повторить использованный уже ранее термин, «наваждением», «мороком» (bewilderment). Они блуждают по лесам и равнинам Средьземелья, не понимая, что с ними происходит, и не зная, как им надлежит поступать в тот или иной момент. Арагорну приходится выбирать, куда ему пойти — в Мордор или в Минас Тирит; он медлит с решением — и через миг ему уже приходится выбирать между Сэмом с Фродо и Мерри с Пиппином. Когда он наконец решает в пользу вторых, перед ним сразу встает следующий выбор: отдыхать ли ночью, или продолжать погоню без остановок? Ни одно из решений на первый взгляд себя не оправдывает. Но и медлить тоже нельзя. «Поистине, все, что я ни делаю сегодня, обращается во зло!» — восклицает Арагорн, и далее: «С тех пор, как мы прошли Аргонат, я совершаю ошибку за ошибкой»; «Да будет мой выбор верным и да положит он конец несчастьям, которые нас сегодня преследуют!» Вмешательство Эомера не слишком–то помогает Арагорну; все равно в конце главы 2 Арагорн и его друзья оказываются не в состоянии догадаться, кого они видели ночью — Сарумана или нет. По–видимому, все–таки Сарумана (об этом нам сообщается позже), но в следующий раз тот, кого они принимают за Сарумана, оказывается Гэндальфом. Кроме того, герои полагают, что ночное появление Сарумана спугнуло лошадей, одолженных у роханцев, на самом же деле это появление просто совпало с возвращением Скадуфакса — недаром Леголас с удивлением замечает нотки радости в ржании лошадей, а сцена, в которой лошади в конце концов возвращаются, но уже в компании Скадуфакса, предлагает читателю «лошадиный» эквивалент неожиданному возвращению Гэндальфа. В одно и то же время по Фангорну блуждают Саруман, Гэндальф и Древобород; они то встречаются, то проходят друг мимо друга не замечая, и, по–видимому, все это происходит совершенно случайно. Это напоминает блуждания героев из «Сна в летнюю ночь», где, в другом зачарованном лесу, бродят туда–сюда влюбленные пары, а Пак, Оберон, Титания и заколдованный Основа скрещивают и запутывают их пути. «Колдовство» — вот слово, которое можно здесь использовать наравне со словом «наваждение» («морок»). «Наваждение» — это блуждающий огонек, по–английски will o'the wisp. Если за ним последовать, он заведет странника в болото или в зыбучие пески. Пока герои блуждают без дороги по части 3, Фродо, в главе 2 части 4, вперяет взор в «мертвецкие свечки», которые горят над призрачными телами воинов в Мертвых Болотах. Голлум предупреждает, что ни на эти огоньки, ни на мертвые, тронутые тлением фантасмагорические лица покойников в глубине болот смотреть ни в коем случае нельзя. «Иначе хоббиты попадут прямехонько к Упокойникам и зажгут свои собственные маленькие свечечки. Следуйте за Смеаголом! Не оглядывайтесь на огни!»

Этот совет исходит от Голлума, но по сути он совершенно верен. Конечно, и Арагорн, и все остальные, включая Фродо, ошибаются, думая, что запутались и ничего не значат. Нет, они просто «заколдованы», они под властью «наваждения», они тонут в болоте «голых» событий, поймали» в удушающие сети wyrd'а. И, на первый взгляд, у них есть веские причины отчаиваться.

Как замечает Гэндальф, все усилия Саурона, Сарумана и орков приводят только к тому, что «Мерри и Пиппин с невероятной скоростью перенеслись в Фангорн, куда иначе им ни за что не попасть бы, — и поспели как раз вовремя». Таким образом, именно Мерри и Пиппин поднимают энтов против Сарумана (хотя Гэндальф об этом в тот момент еще не знает) и становятся причиной низвержения Сарумана, спасения Рохана и высвобождения армии Теодена; в результате Теоден получает возможность вмешаться в сражение у стен Минас Тирита и тем самым решить его исход. Остается, однако, кое–что, чего никак нельзя высказать вслух, ни даже подумать: например, будто предательство Сарумана оказалось в конце концов, по совокупности всех своих последствий, Хорошим Поступком, или что спасение Минас Тирита было наградой Арагорну за его упорство и стойкость. Надо учитывать, что в конечном счете, если бы Саруман остался в лагере «хороших», все могло бы кончиться еще лучше, а если бы Арагорн не преследовал орков, похитивших Мерри и Пиппина, хоббиты все равно попали бы в Фангорн и взбудоражили его. Абсолютно уверенным можно быть только в одном: отказ от действия и уныние помогают врагу, делая за него его же работу. Кроме того, уныние разрушает все возможные варианты будущего, причем страдает от этого не только сам унывающий, но и многие другие. Как намекает Гэндальф в книге III, именно отчаяние Дэнетора принесло смерть Теодену. Упорство и постоянство не дают никаких гарантий, но они по крайней мере предоставляют удаче — luck — шанс и возможность действовать через неизвестных союзников или неизвестную друзьям слабину в стане врагов.

Как ни смотреть на это положение — пусть даже скептически или с заведомым предубеждением, — в качестве «рабочей гипотезы» оно неуязвимо. «Переплетения» вносят в нее свой вклад, задавая особое, узнаваемое отношение к действительности, а именно — они как бы говорят нам: да, то, «по происходит в мире, кажется на первый взгляд хаотичным и лишенным всякого плана, и, на первый взгляд, ошибки тут быть не может. Но это впечатление субъективно и основано на кругозоре одного наблюдателя, а этот кругозор ограничен. Если бы один человек мог видеть больше — а читатели «Властелина Колец» получают такую возможность благодаря структуре текста, — он согласился бы с тем, что Мир подобен персидскому ковру, а мы — муравьям, которые ползают от нитки к нитке и думают, что в расположении красок ковра нет никакого смысла и порядка. Вот почему любимое высказывание Гэндальфа — «Даже мудрые не могут провидеть всего», и вот почему он сам так часто демонстрирует справедливость этого высказывания. Поэтому есть особая ирония в том, что он не раз и не два самым деловым тоном воздает хвалу младшим хоббитам и подчеркивает их полезность для общего дела. «Если бы эти хоббиты ясно видели, какие их ждут опасности, они бы из дому побоялись высунуться!» Но это не значит, подчеркивает он, что они расхотели бы идти. В итоге чашку весов перетягивает желание сопровождать Фродо, а не счастливое неведение о грядущих ужасах. Позже Гэндальф говорит Пиппину: «Холодный рассудок щедрому сердцу не указ». В итоге он оказывается одновременно и прав и не прав: все–таки Мерри и Пиппин одни, без посторонней помощи, «поднимают» энтов на восстание, спасают Фарамира и убивают Кольцепризрака (правда, Мерри делает это один, без помощи Пиппина, но сути дела это не меняет). Последнее происходит благодаря чистой случайности, во многом благодаря тому, что раньше Пиппин нашел в Курганах клинок, на котором «начертаны были заклятия, несущие гибель слугам Мордора». «Такой судьбой своего детища оружейник, что в давние времена долго и терпеливо трудился над этим кинжалом, мог бы гордиться», — комментирует рассказчик. Из этого следует, что древний кузнец НЕ узнал об этом и НЕ обрадовался, потому что был осужден на поражение, смерть и забвение во тьме курганов. Однако даже через много тысяч лет надежды терять нельзя; нельзя, впрочем, и чрезмерно полагаться на нее.

Именно Пиппин опять–таки заглядывает в палантир и наводит Саурона на ложный след, так что тот некоторое время числит Кольцо за Саруманом. По мнению Гэндальфа, это, возможно, заставило Врага нанести удар раньше, чем он намеревался. Еще более важно, что в результате получил доступ к Камню Арагорн, и Саурон (которому только что, в том же самом палантире, явился хоббит) начинает думать, что Арагорн завладел Колmцом; именно поэтому Саурон пренебрегает охраной своих границ.

Ирония в том, что Глаз не замечает именно того, что для него по–настоящему важно. Ему невдомек, что сверкающий меч и царственный лик, явившиеся Саурону в палантире и так его встревожившие, не играют решающей роли. Расклад сил призваны изменить два муравья, которое ползут по склонам Эфел Дуата. В связи с линией Фродо и Сэма entrelacement дает, возможно, самый сильный эффект. Фродо и Сэм блуждают во власти наваждения, сбиты с толку, чувствуют себя затерянными в пустыне, покинутыми; это чувство покинутости и неуверенности у них гораздо сильнее, чем у Арагорна, Гимли и кого бы то ни было из персонажей, участвующих в более насыщенном событиями действии, которое составляет содержание третьей и пятой частей. «Что я ни сделаю, все насмарку», — говорит Фродо на первых же страницах четвертой части, в начале своего похода в Мордор. Но его слова вторят словам Арагорна, сказанным почти двумя сотнями страниц выше, а мы уже знаем, что Арагорн ошибался. Важно, что Фродо не опускает рук и не отказывается от выбора (каждый раз нового), который перед ним стоит. Мы понимаем его сомнения и усталость как естественную реакцию на обстоятельства, но одновременно и как искушение, более того — иллюзию, галлюцинацию, насланную Черной Башней. Нам становится ясно, что зло действует изнутри, истощая волю и создавая иллюзию чрезмерной сложности предпринятого дела. Как и «тень», «зло» в книге — внешняя сила, которая способна производить определенные действия в физическом мире, и наиболее тонко организованные персонажи, как, например, Леголас, могут это чувствовать.