Сила меча - Дмитрий Тедеев

Меч всего лишь легко коснулся его тела, но был он такой остроты, что тонкая белая ткань расползлась и окрасилась алым…

– Вы проиграли, барон, – хриплым незнакомым голосом сказал я.

Барон молчал. Оспаривать мои слова было глупо. Он стоял и спокойно ждал своей смерти. Пощады он не собирался просить. Тем более, что в этой стране, как я понял, совсем не принято щадить своих врагов.

А, плевать мне на то, что тут у вас принято! Это чуть ли не единственный порядочный человек, встреченный мной здесь, не хочу я его убивать! Может, это окажется моей роковой ошибкой. Но будь, что будет.

Я медленно опустил свой меч и отступил на два шага.

– Вы свободны, барон Далерг. Титул и всё ваше имущество остаются с вами. Я не требую от вас присяги, не требую служения мне. Я лишь прошу вас, не требую, а именно прошу, чтобы вы пообещали, что не станете пытаться причинить мне вред.

Это было рискованно и глупо. Далерг вполне мог продолжить бой, побеждённым себя он так и не признал. Мог просто отказаться давать обещание не вредить мне. Но он, немного помедлив, сказал тоже хриплым, изменившимся голосом.

– Обещаю никогда не вредить вам,… герцог Максим.

Он впервые назвал меня герцогом. До этого, даже рискуя быть казнённым, он так и не признал за мной право на герцогство, он лишь говорил о том, что всего лишь не исключает возможности, что это право я действительно добыл в честном поединке с его господином и другом.

Мне бы такого друга в этом проклятом мире! Но - увы. Не может убийца друга стать новым другом вместо убитого. Дружба – это не титул, в таких случаях она не наследуется.

– Благодарю вас, барон, – тихо сказал я.

– И я вас, герцог. Я покину вас, если вы не против.

Я был против, мне не хотелось, чтобы этот человек, знающий, что такое дружба, честь воина, присяга на верность, покидал меня. Но делать было нечего, я кивнул, и барон Далерг, отправив в ножны свои мечи и с достоинством поклонившись мне, удалился.

Оставив меня одного в чужом мире, в толпе вооружённых людей, жизнями которых я мог теперь распоряжаться, среди офицеров, которые хоть и присягнули мне, но при этом ненавидели меня всем сердцем.

Я не знал тогда, что, отпустив барона, вовсе не спас его от смерти. Не знал, что в этой стране одиночка, каким стал теперь барон, освобождённый мной от службы у меня (и, следовательно, от моего покровительства), так или иначе обречён. Но даже если бы я знал это, спасти его всё равно было бы не в моих силах. Барон сам обрёк себя на неминуемую смерть. И он наверняка хорошо понимал это. Я сразу заметил в его глазах гордое понимание своей обречённости.

И не только своей. Барон прекрасно понимал, что и я – такой же обречённый на смерть одиночка. И в его глазах была не только обречённость, но и жалость. Вовсе не к себе.

Ведь на самом деле он легко мог бы убить меня тогда, но просто пожалел. Его поражение было разыграно им, но разыграно настолько искусно, что даже я поначалу ничего не заподозрил. Лишь потом я понял, что барон решил помочь попавшему в беду мальчишке. Я неожиданно для всех принял вызов на безнадёжный поединок вместо того, чтобы просто приказать казнить противника. И, растроганный таким неслыханным в этом мире поступком, барон, который был гораздо более искусным фехтовальщиком, чем герцог, решил дать этому глупому мальчишке хоть какой-то, пусть призрачный шанс на спасение.

Он сделал меня легендарным победителем не только герцога Арики, одного из лучших мечей королевства Фатамия, но и победителем самого барона Далерга. Который до этого поединка со мной много лет считался лучшим мечом в королевстве.

Лесной Владыка

Тихо поскрипывали рессоры кареты, мягкие покачивания неумолимо клонили в сон. Всё-таки даже ещё и суток не прошло с того момента, как я оказался в этом мире. И за это время я только и делал в основном, что дрался, убивал, пытался спастись от смерти. Пребывал в огромном напряжении. Поспать мне за всё это время удалось пару часов, не больше. И теперь, когда напряжение боя отпустило, опасность осталась вроде бы позади, глаза мои безудержно слипались, и голос Раины, рассказывающей про Лесного Владыку, доносился как сквозь вату.

После того, как мне присягнули на верность офицеры, что означало официальное признание меня новым герцогом Картенийским, и после того, как состоялся мой последний, на этот раз бескровный поединок с бароном, отдохнуть мне так и не пришлось.

Развернулось бурное торжество по случаю наследования мною всех титулов, имущества и власти герцога Арики, военный смотр, торжественные похороны погибших от моей руки герцога и офицеров (убитых солдат и, тем более, крестьян, похоронили отдельно, без всякой торжественности и без моего присутствия). Потом начался пир.

Как себя вести во время всех этих церемоний, я не имел ни малейшего понятия, но мне каким-то образом всё ещё удавалось угадывать отголоски мыслей окружающих, и я старался делать именно то, чего они и ожидали от меня. Когда всё-таки возникали затруднения, мне на помощь приходили Раина и граф Маризон.

Во время торжественного военного смотра я увидел много диковинного, совершенно фантастического для меня. И даже не смог удержаться от вопросов.

Хотя вопросы эти вызывали изумление и у графа, и у Раины, однако отвечали они охотно, хотя объяснять им приходилось вещи, которые явно были совершенно очевидными для всех, известные в этом мире даже ребёнку, не то, что “странствующему рыцарю”. Наверное, они решили, что “странствую” я издалека. Если бы они знали только, из какого именно “далека”…

У солдат было оружие, вполне знакомое мне по фильмам и книгам. Основную часть войска составляли пехотинцы, но была и конница. Были отряды пращеносцев, арбалетчиков и лучников, лёгкая и тяжёлая кавалерия.

“Кулак” войска составлял ударный отряд пеших копьеносцев, в который были отобраны мужчины могучего сложения. Вооружены они были тяжёлыми щитами и копьями разной длины, самые длинные доходили до пяти метров. Действовал этот отряд, как я предположил, по принципу македонской фаланги. Оказалось, что так оно и было на самом деле, но эти воины владели и другими, незнакомыми мне до этого приёмами боя. Они могли не только прорывать оборону врага, но и отражать атаки, например, конницы, спрятавшись для этого за сплошной стеной укреплённых в земле щитов и частоколом копий. Причём выставлены были навстречу врагу не просто копья воинов сразу нескольких шеренг, но при этом ещё каждый копьеносец упирал для надёжности задний конец своего копья в щит другого, сзади стоящего воина. Получался неприступный стальной заслон, ощетинившийся частоколом острых наконечников.

Другие отряды напомнили мне древних римлян, только оружие и доспехи здешних воинов оказались более тяжёлыми.

Но всё это было – не то, чтобы очень уж привычно, но вполне ожидаемо для меня.

А первое удивление я испытал, когда увидел отряд тяжёлой кавалерии. Всадники в металлических сплошных доспехах (как они только носят их в такую жару?) сидели верхом не на конях, а на однорогах, существах, больше всего похожих на земных носорогов. На не очень больших, но всё же чудовищно сильных и свирепых носорогов! Для меня долго оставалось загадкой, как удаётся управлять этими животными, ведь земные носороги очень плохо поддаются дрессировке. Лишь потом выяснилось, что в мозг каждого однорога особым образом вживлены золотые пластины, выведенные наружу и закреплённые на толстой коже. Ударяя по этим пластинам специальным молоточком, всадник мог вызывать у спокойных, даже апатичных животных вспышки бешеной ярости, мог мгновенно успокаивать их, мог заставлять их быстро и чётко выполнять простейшие команды.

Однороги использовались в Фатамии в основном в хозяйстве как сильные, выносливые и при этом спокойные, неагрессивные животные. Операцию же по вживлению в мозг золотых пластин, превращающую животное в боевого однорога, могли выполнять только три человека в этом мире, и все они были моими слугами. Секреты этой операции передавались только в пределах одной семьи от отца к старшему сыну, и эта семья (дед, отец и сын) жила в постоянном заточении в моём замке. А боевые однороги были лишь в моём войске, если не считать нескольких животных, подаренных ещё Арикой (вместе со всадниками) королю и человеку, которого все называли не иначе, как “Его Великая Святомудрость”.

Я уже знал, что унаследованное мной герцогство Картенийское является самым большим в королевстве, а я стал чуть ли ни самым богатым и влиятельным человеком, намного богаче и влиятельнее самого короля. Но был человек, перед которым даже моё огромное могущество мало что значило. Его Великая Святомудрость, глава “официальной” церкви в королевстве. И не только в этом королевстве. Что-то вроде Папы Римского в этом мире, только не двадцать первого века, а в самые мрачные времена разгула инквизиции.