Слепой. Один в темноте - Андрей Воронин

Пока охрана придет в себя, обнаружит отсутствие босса, сообразит, куда он мог подеваться, и взломает дверь подвала, пройдет достаточно много времени. При наиболее благоприятном развитии событий Чиж за это время успеет не только сделать дело, но и благополучно скрыться. А если не успеет… Что ж, будь что будет. Вронскому конец при любом раскладе, а это такая награда, ради которой не жаль рискнуть головой.

Ощущая себя как перед премьерой, Чиж вошел в туалет. Он был драматург, режиссер-постановщик и актер в одном лице; он достиг пика своей карьеры, сейчас занавес раздвинется, он выйдет на сцену и, отыграв спектакль до самого конца, наконец-то узнает, что его ждет: овации зала или град тухлых яиц…

Длинное зеркало над умывальниками отразило его фигуру в наброшенной поверх траурного костюма с белоснежной рубашкой и галстуком легкой куртке. На переносице благородно поблескивали очки в тончайшей золотой оправе, лицо обрамляла аккуратная бородка, под носом топорщились усы – идеально ровные, как все искусственное, будь то зубы, газон или, как в данном случае, накладная растительность. Чиж выглядел, как младший товарищ покойного Марка Анатольевича по коллегии адвокатов или, наоборот, один из клиентов, которому покойный помог избежать тюрьмы или развестись, оставив жену с длинным носом вместо квартиры и алиментов.

В туалете было пусто, как на обратной стороне Луны. Напитков на сегодняшнем мероприятии не подавали, поминки должны были состояться в ресторане по соседству, так что сюда мог заглянуть разве что случайный посетитель. Чиж отыскал нужную кабинку и, прежде чем в ней запереться, натянул перчатки. Задвижка негромко щелкнула; бросив короткий взгляд на часы, Чиж взялся обеими руками за крышку смывного бачка и аккуратно ее приподнял.

Его спасла мгновенная реакция бывшего спортсмена и морского пехотинца, и он успел отпрянуть и загородить руками лицо едва ли не раньше, чем внутри бачка послышался щелчок сработавшей химической ловушки. Выскользнувшая из рук фаянсовая крышка с грохотом разбилась на куски, ударившись о край унитаза; по белым кафельным стенкам потекла выброшенная под давлением несмываемая краска, которую можно удалить только специальным растворителем. Краска была алая, как кровь, из-за чего складывалось впечатление, что в кабинке мгновение назад кому-то разнесли голову выстрелом из охотничьего ружья.

Опустив руки, Чиж заглянул бачок, хотя и так знал, что там увидит. Внутри не было ничего, кроме пустой химловушки и некоторого количества краски, ровным слоем покрывшей фаянсовые стенки. Его тайник обнаружили и опустошили, оставив вместо прежнего содержимого эту подлую штуковину…

Не теряя времени, он содрал с себя испачканные перчатки и залитую красным куртку, швырнул все это в угол и выскочил из кабинки. Быстрая реакция действительно спасла его: в лицо ничего не попало, если не считать нескольких алых капелек, осевших на фальшивой бороде. Россыпь мелких пятнышек виднелась на белой рубашке; правая манжета тоже замаралась, но это было все.

В коридоре уже слышался торопливый топот множества ног. Спектакль провалился раньше, чем начался премьерный показ, и теперь разъяренная публика рвалась побеседовать с автором. Чиж признавал, что публика в своем праве, и допускал, что она таки может добиться своего, но не собирался добровольно предоставлять ей такую возможность.

Распахнув окно, он вскочил на подоконник. Окно располагалось на уровне второго этажа; внизу находился залитый асфальтом внутренний двор, а во дворе, прямо под окном, торчали двое охранников. В тот самый миг, когда Чиж вспорхнул на подоконник, один из них поднес к уху рацию, отвечая на вызов, а другой поднял голову и посмотрел на окно.

Чиж прыгнул, не дав ему времени осознать увиденное, услышав при этом, как за спиной с грохотом распахнулась дверь туалета.

Охранники испуганно шарахнулись в стороны, чтобы не угодить под летящую прямо им на головы живую бомбу, а когда его подошвы ударились об асфальт, разом кинулись на него, как спущенные с цепи волкодавы. Чиж нанес два удара. Один охранник упал, выронив рацию; второй почему-то медлил, пьяно покачиваясь, будто не в силах решить, остаться ему на ногах или все-таки лечь. Чиж разрешил его сомнения прямым в челюсть, и охранник рухнул, разбросив руки, одна из которых перед этим пыталась зачем-то залезть за левый лацкан пиджака.

Сверху послышался грозный окрик. Чиж, который уже бежал к приоткрытым воротам, не стал оборачиваться. Из окна выстрелили, пуля сердито дернула его за полу пиджака, щелкнула об асфальт и с разочарованным визгом рикошетом ушла в никуда. Раздался еще один выстрел, но Чиж уже нырнул в арку подворотни, и второй патрон оказался истраченным даже с меньшей пользой, чем первый, который хотя бы испортил беглецу пиджак.

С улицы в ворота просунулась широкая физиономия привлеченного выстрелами охранника. Чиж смел его, как кеглю, успев боднуть головой в лицо и приласкать ребром ладони по кадыку. Еще один, здоровенный, как Голиаф, обнаружился сразу за воротами. Не имея ни времени, ни желания затевать танцевальный марафон, Чиж прицельно пнул его носком ботинка между ног, вырвался на оперативный простор и побежал так, как не бегал с того памятного вечера, когда погибла Женька.

Глава 10

Покинув кладбищенскую контору, Глеб Сиверов неторопливо зашагал вдоль центральной аллеи в ту сторону, где, если верить схеме, располагался участок номер восемнадцать. На старом кладбище было безлюдно и тихо, лишь в кронах высоких лип и берез щебетали, словно пытаясь развлечь покойников, вездесущие скворцы. Несмотря на безлюдье, у Глеба было странное ощущение чьего-то незримого присутствия. Некоторое время он боролся с желанием обернуться, а потом все-таки обернулся, сделав это по возможности резко, и был вознагражден зрелищем испуганно отпрянувшей от засиженного мухами окна физиономии местного начальника – судя по выглядывавшей из-под грязного рабочего халата несвежей рубашке с испещренным какими-то пятнами галстуком, все-таки не сторожа, а директора.

Этот самый директор оказался пренеприятнейшим типом и вдобавок вел себя как-то странно: с понимающим, прямо-таки заговорщицким видом кивал в ответ на самые невинные, казалось бы, просьбы – показать журнал учета захоронений, например, – демонстративно отворачивался, пока Глеб листал журнал, а сам при этом так и норовил скосить глаза и подсмотреть, что он там ищет. Разговаривал он уклончиво, а рожи при этом корчил такие, что Глеб всерьез задумался, все ли у него дома.

Он подумал, не расспросить ли этого странного засаленного типа о недавних посетителях, но отказался от этой идеи: если