Враг рода человеческого - Вольфганг Хольбайн

— Вы умеете водить машину, отец?

— Не очень хорошо, — ответил Йоханнес. — И не называйте меня…

— В таком случае настало время учиться, — перебил его Салид и, бесцеремонно подталкивая его в спину, усадил Йоханнеса за руль. Затем он быстро обогнул машину, наклонившись по дороге над полицейским, находившимся без сознания, подобрал его оружие и сел на переднее сиденье. Йоханнес уставился на оружие в руках Салида с таким выражением лица, которое при других обстоятельствах можно было бы назвать комичным.

Салид, во всяком случае, широко ухмыльнулся, переложил пистолет в левую руку, а правую спрятал в карман своего жакета. Затем он снова вынул ее — она была совершенно пуста — и вытянул указательный палец, словно дуло пистолета, в сторону Йоханнеса.

— Пиф-паф, — сказал он.

— Так, значит, у вас не было никакого оружия, — сказал Йоханнес.

“Верно, — ответил ему взгляд Салида, — но несмотря на это, я убил бы тебя быстрее, чем ты успел бы моргнуть”.

— Вы слишком легковерны, мой друг, — сказал террорист. — А теперь поехали!

Йоханнес бросил на Салида гневный взгляд, но не стал ему перечить — по-видимому, он понял немой ответ террориста. Поэтому священник включил зажигание, и автомобиль плавно тронулся с места. Салид протянул руку и быстро выключил сирену и мигалку.

Добром все это не кончится — Бреннер знал это. Он попал в какую-то безумную историю, в которой происходили невероятные события. Время работало против них, а также все законы теории вероятностей и логики. С того мгновения, когда Салид остановил полицейскую машину и отправил в нокаут обоих полицейских, прошло всего лишь несколько секунд, хотя Бреннеру они показались вечностью. Однако Шнайдеру и другим работникам больницы тоже понадобятся всего лишь считанные секунды для того, чтобы показать полицейским направление, в котором скрылись Салид, Йоханнес и он, Бреннер. Бреннер невольно затаил дыхание, когда они проезжали мимо крыльца больницы. Вторая полицейская машина стояла поперек тротуара и была совершенно пуста.

И все же Бреннер был уверен: добром все это не кончится.

Однако он оказался не прав, и все обошлось. Они благополучно миновали здание больницы и, слыша, как с другой стороны приближается вой сирены третьей полицейской машины, доехали до конца улицы и свернули направо.

Часть третья

И после сего видел я четырех

ангелов, стоящих на четырех углах земли…

…и воскликнул Ангел, говоря:

не делайте вреда ни земле,

ни морю, ни деревам…

На гардинном карнизе сидел паук. Он был не особенно большой и вел себя отнюдь не вызывающе, стараясь не бросаться в глаза. Он застыл и не шевелился уже, по крайней мере, полчаса, словно чувствовал, что за ним наблюдают, и потому не подавал признаков жизни.

Но ему это, конечно, не поможет. Шарлотта со своей врожденной тягой к чистоте уже давно заприметила его. И паук был еще жив только потому, что у нее не было времени взять веник и смахнуть его. К тому же ей надо было подыскать для этого лесенку или подходящий стул, а затем взгромоздить на него свои девяносто килограммов — при таком весе рост Шарлотты был всего лишь сто шестьдесят три сантиметра.

Но все же Шарлотта в конце концов нашла время для того, чтобы сходить в подвал за стремянкой, и поэтому сейчас ей необходимо было перевести дыхание, а это в свою очередь продлило жизнь отвратительного насекомого, сидевшего на карнизе. В последнее время Шарлотте становилось все труднее подниматься по лестницам. И дело было не только в том, что она слишком много курила — как утверждали ее доброжелатели, но и в том прежде всего, что через несколько дней она должна была отпраздновать свое шестидесятилетие. Одним словом, она была не в том возрасте, чтобы бегать по крутым лестницам вверх и вниз, да еще с тяжелой ношей на руках. У нее болело все тело после такой прогулки, а завтра будет ломить еще сильнее.

Но что сделано, то сделано.

При этом в глубине души Шарлотта ничего не имела против пауков. Впрочем, как и против крыс, мышей, клопов, собак, тараканов, кошек или другой живности — до тех пор, правда, пока она держится подальше от гостиницы. Держать домашних животных здесь не разрешалось, и этот запрет распространялся на любую живность вне зависимости от того, сколько у нее было ног и какие она имела размеры и внешний вид. Шарлотта содержала эту гостиницу уже сорок лет и гордилась тем, что за все эти годы ни один из ее постояльцев не пожаловался на наличие вредных насекомых в комнатах.

Возможно, однако, все дело было в том, что для Шарлотты не существовало большого различия между постояльцами и тем, что она обозначала словами “вредные насекомые”. Это различие было очень незначительным и заключалось прежде всего в размерах, а также в количестве конечностей..

Шарлотта хотела начать уборку, но сердце все еще бешено колотилось у нее в груди, и она только теперь по-настоящему поняла, каких сил стоила ей прогулка в подвал. Ее колени дрожали, дыхание было трудным и прерывистым, она ощущала неприятный привкус во рту — привкус крови. Шарлотта смерила паука, сидевшего на гардинном карнизе, недоверчивым взглядом и пришла к заключению, что он вряд ли тронется с места в ближайшие две минуты. Поэтому она разложила стремянку, решив посидеть и отдохнуть еще немного. Ей необходимо было отдышаться. Порой она чувствовала, как ей мешает избыточный вес, да и годы уже брали свое. В последнее время эти мысли приходили в голову Шарлотты все чаще, и она не старалась обмануть себя, твердо зная, что ей недолго осталось жить. Мысль о близкой, смерти не пугала ее. Шарлотта не страдала каким-нибудь определенным заболеванием, но она слишком много курила, слишком мало спала, постоянно переедала, следствием чего был ее избыточный вес. Дважды в год она проходила основательное медицинское обследование. И каждый раз ее врач, просматривая результаты анализов, невольно качал головой. Дело было не в болезнях, а в нездоровом образе жизни. “Учитывая ваш образ жизни, — говорил ей врач, — вы просто подозрительно здоровы”.

Срок жизни, отпущенный Шарлотте, истекал, и она это понимала. Ей было — или, во всяком случае, скоро исполнится — шестьдесят лет, и основной отрезок жизни уже позади. Сколько ей осталось? Может быть, десять лет. Или даже пятнадцать, но вряд ли больше. И в этом не было никакой трагедии. Шарлотта не хотела превращаться в девяностолетнюю развалину и заканчивать свои дни в инвалидной коляске. Она прожила неплохую жизнь — если говорить по большому счету — и не хотела жаловаться. Да и кому? Между тем Шарлотта отдышалась и решила двинуться дальше. Она снова сложила стремянку, взяла ее под правую руку, но тут раздался звонок, и она застыла на месте, удивленная и почему-то обеспокоенная. Сейчас было около четырех часов — время, необычное даже для самой Шарлотты. Хотя, с другой стороны, чему ей удивляться или пугаться? Прошли те времена, когда постояльцы заранее заказывали номера в ее гостинице и извещали о сроках отъезда. Нынешние клиенты не заботятся о таких мелочах, многие из них не имеют даже багажа и останавливаются в гостинице на два-три часа или на одну ночь.

И все же Шарлотта была обеспокоена и даже встревожена этим звонком в неурочное время. Возможно, все дело было в вое полицейских сирен, который она слышала недавно, спускаясь в подвал. Сирен было необычно много, правда, они доносились издалека.

В дверь снова позвонили, и Шарлотта напомнила себе, что этот ночной звонок сулил ей потенциального клиента — а для нее сейчас каждый пфенниг был крайне важен. Клиенты в ее гостиницу забредали теперь все реже и реже.

Шарлотта снова бросила выразительный взгляд на паука, как бы говоря ему, что дело откладывается, а затем вышла из комнаты. Пока она шла по коридору к застекленной до половины входной двери, звонок прозвенел уже в третий раз и на теперь он, казалось, выражал нетерпение стоявшего у двери человека. Звонивший, по всей видимости, сильно спешил. Взглянув в дверной глазок, Шарлотта увидела высокого человека, который в этот момент снова поднял руку для того, чтобы нажать на кнопку звонка в четвертый раз.

— Иду, иду! — крикнула Шарлотта. — Вы перебудите весь дом!

Сквозь цветное стекло она увидела, что стоявший на крыльце человек тут же опустил руку и замер. По всей видимости, этот ночной гость ничего не слышал о правилах вежливости — и в частности о том, что воспитанные люди отступают на полшага от двери. Шарлотта покачала головой. Она не стала сразу открывать дверь, а открыла сначала маленькое окошечко в форме птички, расположенное в центре стеклянной филенки.

— Я слушаю вас, черт возьми. Чего вы хотите? — спросила Шарлотта, сама удивляясь резкости своего тона. Подобная манера разговаривать с клиентами была вообще-то ей несвойственна, даже если эти клиенты появлялись в столь неурочный час. Но раньше, когда в дверь звонили в четыре часа утра, она никогда не испытывала страха.