Боксер: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

Я вспомнил, что в эти времена в советских совхозах действительно существовала практика найма школьников на сезонные работы. Например, нас стрижку овец.

Я не удержался и решил немного подсыпать перцу, чтобы Лева особо не расслаблялся.

— Да не бойся, не увидит тебя твоя Яна, у них только линейка началась!

— Да я не поэтому, — буркнул Лев и сразу как-то голову в плечи втянул. Потом выпрямился и добавил: — Мне вообще на нее по барабану, сама вечно путается под ногами и прохода не дает… Тоже мне! Фифа нашлась! И не таких видали!

— Ага-ага, — я сделал вид, что проникся оправданиями.

Дать ему, что ли, пару дельных советов, как за девчатами ухлестывать? Я все же решил оставить советы при себе, тем более, Лев не спрашивал.

Мы подошли к дорожке у здания, на которой начиналось «царство брошенных фантиков». Я оценил фронт работы. Выводы напрашивались неутешительные. Повозиться с таким количеством гектар площади придется чуть ли не до вечера. Нас не артель, а пара школьников. Тома все-таки нашла идеальный способ нас проучить.

Я с надеждой поднял глаза на небо, может, дождик планируется, и погода «нелетная» образуется. Но на небе не было ни единой тучки. Ладно, ничто так не дисциплинирует и не облагораживает человека, как общественный труд. Льву тоже будет полезно, возможно, чуточку скромнее станет. Ну а еще, труд, вроде как, сближает и уменьшает агрессию, глядишь, сейчас приберемся — и на доклад Томе в обнимку пойдем. Маловероятный сценарий, но чем черт не шутит? Мы, в конце концов, всего лишь набили друг другу морды…

— Ну что, освобожденный, кто что будет делать? — окликнул его я, подойдя со спины. — Чтобы по-честному, предлагаю на камень, ножницы, бумага.

Лева резко обернулся, шагнул ко мне и, нагнувшись, уперся мне в лоб своим лбом, как носорог во время гона.

— Слышь, дохлый, еще раз к Яне полезешь, убью, понял меня? — зашипел он.

Я не сдвинулся с места, хотя не помешало бы отступить на шаг… но сейчас любое движение задним ходом могло быть воспринято, как слабость. А слабость ни в каком виде нельзя показывать, Лев только ее и ждал. Поэтому, будто вросши ногами в землю, я холодно ответил:

— Как в прошлый раз? А папка не поругает своего героя?

Лев тоже встал как вкопанный, тяжело дыша и буравя меня взглядом. Мне даже старый прикол вспомнился — подойди вплотную к собеседнику, упрись лбом в его лоб, и увидишь циклопа. Глаза при такой дистанции как бы сливались в кучу.

— А я тебя в зале уработаю, если тебе смелости хватит на спарринг выйти! — проскрежетал Лев.

Я наконец решил сделать шаг назад, и, улыбнувшись кончиками губ, ответил так же спокойно. Хотя мысли о том, что может в любой момент закончится кредит выданного спокойствия, все же присутствовали.

— Замётано. Выдыхай, береги дыхалку. А как в зал придем, так и поговорим, — отрезал я.

С этими словами вручил Льву метелку. Тот растерялся от такого поворота.

— Давай, ты по эту сторону бумажки собираешь, а я по ту, и все довольны.

Лев еще несколько секунд раздувал ноздри и пучил глаза, но в целом подросток успокоился. Развернулся и ушел на другую сторону дорожки, с метлой в руках. Фантики лежали на земле вперемешку с тополиным пухом, которого намело столько, что можно пуховые ванны устраивать.

Я вернулся к нашей задаче и поскреб макушку, размышляя как бы это трудовое дело оптимизировать. Тут бы вторую метлу, чтобы в две руки… Пока я думал, Лев оценил ситуацию по-своему. Он с невозмутимым видом вытащил из кармана коробок спичек. Достал из него спичку, чиркнул, поджигая.

— Ты че творишь?

— А че? Зачем убирать, так сгорит, — Лев невозмутимо пожал плечами — Дохлый, ты вроде в шахматы играешь, а голова не работает! Моя работа будет закончена, а ты махай метлой, если в этом твоё призвание.

Какие шахматы… Сгорит-то он сгорит, но… Я кинул взгляд на здание — окна оставили открытыми, занавески, облепленные тополиным пухом, весело болтались на ветру. Перед глазами промелькнуло, с какой легкостью сначала загорятся шторы, а потом прожорливое пламя перекинется внутрь здания.

— Не вздумай! — закричал я, делая шаг вперед, выставил перед собой руку и попытался остановить Льва.

— Да ладно, не ссы…

Он ухмыльнулся и разжал пальцы — спичка, как в замедленной съемке, упала прямо в пух. Гори, гори ясно, чтобы не погасло. Я вытаращился на вспыхнувшее пламя, резко расползшееся в обе стороны дорожки.

— Туши, блин, туши! Все спалишь к чертовой бабушке! — я ткнул пальцем на окна.

— Что спалишь… — Лев осекся, увидел порхающую занавеску.

Доля секунды ушла на то, чтобы у боксера запустился мыслительный процесс, и как только это произошло, он схватился руками за коротко стриженную башку.

— Бли-и-ин!

Он бросился тушить пух и попытался его топтать сандалиями. Вышло со средней степенью паршивости, искорки всё равно бежали и бежали вперёд, пух, конечно, не бензин, но горит на ура.

Что ж, если я не хотел, чтобы результатами нашего труда оказалось сожженное здание, пора включаться. Я схватил ведро с водой и побежал тушить.

Успел.

Правда, пришлось ведро вверх дном перевернуть. Мутноватая вода хлынула на асфальт и потушила огонь, когда до занавески оставалось метра три. И, перемешавшись с пухом, в сероватую кашу, растеклась по дорожке. Вместо пожара получилось небольшое подтопление.

— Фу-у-у-ух, я думал, кранты, — с облегчением выдохнул Лев.

Спасибо он не сказал, да и я не то чтобы ждал его благодарностей. Вместо этого Лева развернулся ко мне и с ухмылкой сказал:

— Че, как теперь будешь это убирать?

Задачу мы себе действительно усложнили, но вот с предложением прибраться, когда я только что спас Леве пятую точку, он, конечно, погорячился…

Я снова поднял метлу и вручил ему.

— Ты знаешь, у меня что-то после