Мистер Слотер - Роберт Маккаммон

— Понял.

Прохожий нашел тропу, оставшуюся за Слотером в подлеске, но подъем оказался трудным испытанием. Один раз Фейз чуть не свалилась и была вынуждена сесть, так же бессловесно. Ларк села рядом с нею и гладила ей ноги, пока Фейз снова не смогла встать. Прохожий стоял рядом, пригнувшись к земле и ловя глазом любое движение, готовый выпустить стрелу. У самого Мэтью ноги болели смертельно; на икрах, казалось, мышцы готовы прорвать кожу.

Чуть больше получаса ушло на путь до вершины. Там не оказалось никаких признаков Слотера, если не считать следов ботинок, которые легко нашел Прохожий. Он обнаружил, что Слотер забрался на камни, лег на них и оттуда направлял подзорную трубу.

Недалеко от места, где Слотер смотрел в трубу, лежала на гладком сером валуне среди сосен треуголка Мэтью. Очевидно, Слотер ее бросил, торопясь уйти подальше.

Подойдя к своей шляпе, Мэтью потянулся, чтобы ее поднять.

Лук Прохожего остановил его.

— Подожди, — сказал Прохожий. — Отойди назад.

— А что…

— Отойди, — повторил Прохожий, и на этот раз Мэтью послушался.

Индеец концом лука приподнял шляпу. Свернувшаяся под ней клубком змея угрожающе затрещала, блеснули ударившие в лук клыки. Прохожий смахнул змею с камня на землю, и она скользнула прочь.

— Укусит, — сказала Фейз одурманенным сонным голосом. — Злая гремучка.

Ларк стояла рядом с Мэтью, и вдруг он понял, что она схватила его за руку, да с такой силой, что пальцы у него вот-вот сломаются.

— Я бы сказал, — заметил Прохожий, — что Слотер нас видел. Ты согласен, Мэтью?

— Да.

— Вряд ли это хорошо.

— Вряд ли.

— Он по-прежнему оставляет четкие следы. По-прежнему идет медленно. Подъем его измотал.

— Я думаю, измотались мы все.

Прохожий кивнул.

— Может быть, ты и прав. — Он снова посмотрел на солнце, уходящее на запад в безоблачном небе и становящееся все краснее. — Надо поставить лагерь до темноты. Найти где-нибудь… безопасное место.

— Не здесь же! — возразила Ларк. — Не в краю гремучих змей!

— Мисс, — с усталой правотой ответил ей Прохожий, — здесь всюду край гремучих змей. — Он посмотрел на Мэтью, который разминал пальцы, восстанавливая кровообращение, когда Ларк их отпустила. — Можешь теперь взять свою шляпу.

Они прошли еще ярдов двести, пока Прохожий не сказал, что вот это место подойдет для ночевки. Это была травянистая полянка наверху небольшого холмика, окруженного мощными дубами. Путники постарались устроиться поудобнее, насколько это возможно было на земле. Прохожий выдал Мэтью порцию вяленого мяса и взял немного себе. Фейз сидела, глядя в никуда. Когда Ларк предложила ей кусок ветчины с лепешкой, она закрыла себе рот ладонью. Ларк попыталась протолкнуть ей между зубами кусочек ветчины. Тогда Фейз свернулась в клубок у корней дуба, не реагируя на уговоры Ларк поесть. Прохожий, доев свою порцию, влез на дерево и сел между ветвями, пока заходило солнце, окрашивая западное небо красно-пурпурным.

— Нет смысла это выбрасывать. — Ларк протянула Мэтью кусок, от которого мать отказалась. — Хотите?

— Спасибо, я возьму лепешку, — ответил он. Приятно было увидеть что-то, напоминающее более счастливые ужины там, дома. — А ветчину вы бы лучше сами съели.

— Я не слишком голодна.

— Возможно, но есть все равно надо.

Он стал жевать лепешку, совершенно восхитительную, и смотрел, как девушка держит ветчину и смотрит на нее так, будто ломоть отрезали от окорока гигантской крысы. Потом, преодолев отвращение от воспоминания о последней семейной трапезе, она послушалась Мэтью, после чего быстро вскочила, отбежала в кусты и там ее вырвало.

Мэтью встал, взял из холщовой сумки фляжку и понес ее девушке. Та стояла на коленях, согнувшись, отползя от извергнутого желудком. Не глядя на Мэтью, она приняла фляжку, набрала в рот воды, прополоскала и выплюнула. Сделала глоток побольше, закрыла фляжку и вернула.

— Прошу прошения, — сказала она, отводя волосы с глаз.

Мэтью молча сел неподалеку от нее. Снял треуголку, которую вряд ли будет много носить — волосы под нею покалывало. Ларк — красивая девушка, подумал он. Очень молодая, очень свежая. Или была такой. Хотел бы он видеть ее вчера. Вообще он очень многого хотел бы, но хотеть — зря время терять. Он посмотрел на звезды, восходящие на востоке. Интересно, кто сейчас на них смотрит в Нью-Йорке. Берри? Ефрем Оуэлс? Зед? Или даже сам лорд Корнбери на вечерней прогулке?

Интересно, вернется ли он туда? Интересно, жив ли еще Грейтхауз…

Но тут голос Ларк прервал поток праздных мыслей.

— В чем ваша вина? — спросила она.

Мэтью знал, что она имеет в виду. Знал, что над его словами она думает с той минуты, как он их произнес.

— Если бы не я, не мои действия, Слотер сейчас был бы в тюрьме в Нью-Йорке.

— Вы его отпустили?

— Нет, не так прямо. Но… но я промолчал об одной вещи, когда должен был сказать. Я забыл свою работу. По сути я предал своего друга. И вот это молчание… когда ты знаешь, что должен говорить, но молчишь… вот это убивает.

— Вы хотите сказать, что совершили ошибку?

Ошибку. Прозвучало как мелочь, ерунда без последствий.

— Да, — ответил он. — Ошибку, которую я буду вспоминать снова и снова до конца дней.

Она переменила положение, подтянула ноги к подбородку, сцепив руки на коленях.

— Это может быть очень долго.

— Надеюсь, — ответил Мэтью, и оказалось, что он еще способен улыбаться, пусть даже чуть-чуть.

Ларк какое-то время сидела молча. Стайка птиц пролетела перед Мэтью, торопясь домой до полной темноты.

— Моя мать, — сказала Ларк, — моя мать была очень хорошим человеком… — Она осеклась и помолчала. — Хорошо воспитанной и очень доброй ко всем. — Она сделала очень глубокий вдох, задержала дыхание почти до боли и медленно-медленно выдохнула. — Вряд ли она оправится.

— Этого мы не знаем. Может быть, утром ей станет лучше.

— Вы хотите сказать, когда прояснится у нее в голове? Если прояснится? Я говорю, что она никогда не будет такой, как была. И никто из нас не будет, никогда. И я думаю… вы тоже не сможете.

— Это правда.

— Мой отец говорил всегда… что в жизни есть только два пути: вверх или вниз. Он всегда говорил, как хороша земля и как любит нас Бог. Он говорил… как бы ни было трудно на этой земле, чтобы коснуться Бога, надо только потянуться вверх. Иди к Нему навстречу, насколько сам можешь, — вот что он имел в виду, по-моему. Старайся. Я думаю, лучшее, что может сделать человек — это стараться. — Теперь Ларк сдержанно улыбнулась, но улыбка тут же исчезла. — Я сидела у него на колене и его слушала и верила во все, что он говорил. Тянись вверх, говорил он, вверх. И не оставляй стараний, потому что иначе ты не встретишь Бога. Но я, наверное, перестала его слушать, когда уже стала слишком большая, чтобы сидеть у него на колене. Я думала, это так… то, что говоришь ребенку, когда плохой урожай и жизнь суровая. Но это говорилось не только мне, но и ему самому, и матери. Он никогда не опускал руки. И она тоже. И тянулись вверх.

В уходящем свете Мэтью заметил у нее слезы, стекающие по щекам одна за другой. А лицо осталось трагически безмятежным.

— Я его схвачу, — пообещал Мэтью. — Завтра.

— Как? Я видела, что он может сделать. Видела, что он делает. Как вы его захватите?

— Одна стрела, — сказал Прохожий По Двум Мирам, вдруг оказавшийся совсем рядом — он подошел беззвучно. — Этого мне хватит, чтобы его свалить. Если удастся подойти близко и чтобы ничто не загораживало выстрел, дело сделано.

— Я не убить его хочу, — возразил Мэтью. — Я хочу его отвезти обратно в Англию, на суд.

— В Англию? — нахмурился Прохожий. — По суду или без, но первым делом он заслужил петлю здесь. Пусть потом его забирают и вешают снова, если хотят. Но ты не волнуйся: если считаешь, что он стоит удавки, я сберегу его для петли.

Мэтью хотел сказать, что, по его мнению, Слотер даже плевка не стоит, но высшие власти за океаном хотят увидеть его перед судом, однако ход его мыслей был прерван пронзительным плачем Фейз Линдси. Ларк тут же вскочила и рванулась через чащу к матери. Прохожий и Мэтью от нее почти не отстали.

Фейз сидела, вцепившись в древесный ствол. Она снова вскрикнула — вопль полного, бессмысленного ужаса, — и Ларк бросилась ее утешать. Мэтью отвернулся, чтобы не вмешиваться, и отошел в сторонку. От солнца остался только багровый мазок на западе, воздух сделался прохладным, но еще не нес пронизывающего холода. Плащи вполне защитят мать и дочь. Он посмотрел на небо, полное звезд. В любую другую ночь это зрелище казалось бы ему совершенно прекрасным, и он бы гулял вдоль гавани — может быть, бок о бок с Берри, если бы она того захотела, — и любовался темным небом, но сегодня темнота не была ему другом.