По секрету твоя - Рошаль Шантье

С этими словами мы одновременно делаем шаг к двери, но я останавливаюсь. Есть еще кое-что.

«Покажи мне свои яйца, Таисия…» — мелькает в голове воспоминание. Тогда я чуть не задохнулась от этих гнусных слов, от охватившего меня непонимания. Сейчас я уже не та дрожащая, как банный лист девочка. Я — цветок папоротника, но не тот не красивый, а настолько особенный, что не все способны оценить мою красоту и мой цвет достается лишь тому, кто достоин. Насколько же по-другому видна одна и та же ситуация. Все зависит лишь со стороны, с которой ты на нее глядишь.

Достаю из сумочки два куриных яйца. По дороге попросила остановить машину и купила в маркете поштучно. И кладу на стол прямо перед отцом. Он сначала смотрит не понимающе, но в этом я ему помогу, буду столь великодушна.

— Теперь у меня появились яйца. Вот, демонстрирую. — Говорю с гордо поднятой головой.

Он усмехается, его лицо впервые багровеет, и я понимаю, что выиграла. Проиграла столько битв, но выиграла войну. Я выше его, выше них, потому что я другая.

Он открывает рот, силясь что-то сказать, но так и не подобрав слов, закрывает его. Прекрасно понимаю, сама чувствовала это не однократно. И дав себе еще пару секунд насладиться зрелищем, делаю шаг назад — к будущему и к Марку. Но теперь я знаю, что мое будущее возможно и без него, вообще без никого, потому что я самостоятельна и цельна.

Дверь кабинета мягко хлопает за нашими спинами и следуя на выход я невольно заглядываю на кухню. Там мама.

Раунд два.

— Уезжай отсюда. Просто уезжай, — говорю ей, наблюдая как панический страх охватывает её бледное лицо, — Тебе не надо жить тут с ним. Всё можно исправить. Просто уходи. Я помогу тебе.

— Прости меня за всё, Тая, — дрожащим голосом шепчет она, а затем резко стает со стула и обнимает меня. Очень крепко, — Я люблю тебя, доченька. Очень-очень. А теперь иди. И не возвращайся в этот ад никогда. Никогда. Ты у меня умная девочка.

Слишком сложный день. Во дворе родительского участка оглядываюсь и вздыхаю, отпуская всё, что хранила до этого: обиды, страх, ненависть, любовь, обязательства и своих тараканов. Больше они не будут мною кормиться. И лишь кислота сожаления жжет язык. Сожаление по тому, сколько времени я пробыла здесь. А ещё облегчение. Потому что наконец всё кончено.

— Я горжусь тобой, моя Вишня. Очень горжусь, — шепчет Марк, обнимая, когда мы лежим на кровати в гостиничном номере. Думаем об одном и том же.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Подымаю на него голову и улыбаюсь. А в моих глазах слёзы застыли.

— Люблю тебя, моя храбрая девочка, — признается он впервые, и я затаиваю дыхание.

— Люблю тебя, мой Марк.

Эта ночь была одной из самых нежных. Его губы, мое придыхание и одно сердце на двоих. Единение душ и наших тел— когда все вопросы закрыты, признания сказаны и сомнений нет — особенно чувственно и бесконечно.

Я люблю его. Мужчину, который знакомился со мной в кафе. Лыжника, который сбил меня на склоне. Преподавателя, который читал лекции на парах. Профессора, потому что это слово добавляло страсти для нас. Человека, который не побоялся и защитил. Марка, который любит и гордиться, потому что я — это просто я. Его Тая. Его Вишня. Его Женщина.

Эпилог

Смотрю на неё такую расслабленную, умиротворенную, спокойную, мою. В глазах практически больше не осталось страха. Она всё меньше спрашивает «Можно ли ей», понимая, что можно всё, если она хочет.

Прошло полгода с момента, когда Жаров позвонил Тае и сказал, что великодушно соглашается с её запросами. На самом-то деле, старого козла прижали к стенке, и он прекрасно знал об этом. Было пару попыток обращения в прессу с желтыми доносами на меня, которые не имели никакого подтверждения. Хорошо, Олеся Маслова предупредила вовремя, я успел перекрыть козлу кислород раньше, чем желчь разлетелась бы по моим клиентам. Глобально это ничего не изменило бы, но лишняя шумиха ни к чему. И Тае так спокойнее.

Жаров купил дочери трешку в новострое Киева, сделал там ремонт и сразу отдал деньги, которые Вишня требовала для матери. «Чтобы больше не пришлось видеть и слышать тебя» — бросил он, в попытке побольнее пнуть напоследок. Тая храбрилась, но у него вышло. Я же передал журналистам фотки, на которых Жаров запечатлен с женщинами. Колебаний в том, что это любовницы не приходилось. Конечно, это не отразилось на бизнесе, но нервы, уверен, потрепало старому козлу знатно. Он же на каждом углу в каждом интервью кичился, какая идеальная у него семья. Пресса гудела. Журналисты ездили к Таиной матери брать комментарии, та ожидаемо молчала. Не знаю, что повлияло на Светлану Владимировну, но спустя несколько недель после скандала с фотками, она появилась на пороге моей квартиры. С одним чемоданом и Таиным детским альбомом в руке. Сомнений не осталось — решение она приняла.

Они долго говорили в кухне, плакали, жалели друг друга. Я не мешал. И хоть такой долгожданный разговор состоялся, расстояние между ними не сократилось даже после работы с психологом обеих Жаровых. Таина мама посещала доктора Иваницкую дважды в неделю, а сама Тая доктора Шербину тогда, когда чувствовала необходимость.

Денег, которые старый козел отдал бывшей жене через дочь, хватило на однокомнатную квартиру и три месяца безработного существования. Развели их быстро, рогатый ерепениться не стал. Потом я помог ей устроиться в подмастерье к знакомому художнику. Работа не сложная: помогать с уборкой, не задевая творческий беспорядок маэстро, мыть кисти, накрывать мольберты и говорить с ним.

«Главное, начать» — твердила Тая матери, — «С чего-то ведь нужно начинать».

Пару раз Светлана Владимировна ужинала в ресторане со своим маэстро. Она улыбалась и старалась не прятать глаза. Терапия с психологом давала свои плоды. Из забитой угнетенной мужчиной и бытом старухи, она превращалась во всё еще привлекательную женщину. Удивительно, сколько всего скрыто в нашей голове и какие перспективы открываются, если убрать блоки.