Трагическая связь - Джей Бри

может полностью посвятить себя нашей группе Привязанных. Не собираюсь пытаться отрицать, что я рад, что все наконец-то закончилось, и теперь мы будем вступать в схватки с Сопротивлением, находясь на одной волне.

Таков Норт, всегда притворяющийся, что он думает только о картине в целом. Мы с Грифоном прекрасно понимаем, что на самом деле ему плевать на Сопротивление, когда дело касается его Привязанной. Это сводило бы его с ума, если бы он не знал о ней хоть что-то, хоть что-нибудь. Он бы с радостью разбил лагерь в ее сознании, как это сделал Грифон, лишь бы знать о ней все до мельчайших подробностей, потому что он такой собственнический, одержимый засранец, когда что-то западает ему в душу, и, Боже, Олеандр запала ему в душу.

Я тоже не далеко ушел.

Она и в моей.

— Удивительно, что она не настояла на том, чтобы спуститься сюда, как и двое других, — говорит Грифон, растягиваясь на одном из сидений, его спина трещит от того, что он провел ночь, прислонившись к стене в коридоре, суетясь над ней. Я мог бы пошутить на эту тему, но я обнаружил, что мне больше неинтересно подкалывать кого-либо из них по поводу нее. Я бы предпочел приберечь эту энергию для поиска выхода для нас.

— Гейб и Атлас настояли на том, чтобы Оли осталась с ними. Она хотела сама обсудить с ними несчастный случай с ее родителями, — сообщает Норт, довольный тем, что держит всех в курсе событий, но я не хочу сидеть и говорить об этом без нее.

Такое ощущение, что мы все случайно сплетничаем о ее травме. Я уже пообещал унести это с собой в могилу, так что с моих губ никогда не сорвется ни единого слова об этом.

Даже в адрес моего брата или Грифона.

— Как обстоят дела с сенатором? Кроме того, что она копалась в вещах, в которых не должна была, и пыталась использовать их против тебя. Ты добился от этой женщины чего-нибудь стоящего?

Глаза Норта слегка сужаются, а затем он пожимает плечами. — Она Неодаренная. Мы мало что смогли вытянуть из нее… кроме семей, за которыми охотилось Сопротивление. Среди них есть потенциальные Одаренные, которых забрали в детстве, но промывка мозгов уже произошла, и мы мало что можем для них сделать.

Я киваю и чешу затылок, слегка дергая себя за волосы, пытаясь сосредоточить свой мозг на сборе любой незначительной информации, которая могла бы помочь.

Норт останавливается, чтобы как следует оглядеть разбросанные повсюду книги и бумаги. Доска, на которой я делал заметки, написана на мертвом языке, который понимаю только я, а теперь и Олеандр. В основном это сделано для того, чтобы, если кто-то забредет сюда, он не смог подсмотреть, чем я занимаюсь.

Слишком многое поставлено на карту.

Норт спрашивает: — Тебе удалось что-нибудь найти? Хоть какую-нибудь мелочь, которая могла бы подсказать нам, какого хрена мы должны делать с Гейбом, если он снова обратится?

Я пожимаю плечами и похлопываю по одной из стопок бумаги — это распечатка древнего текста, который был отсканирован и отправлен мне, самого старинного из всех, что я видел, возможно, такого же старинного, как сама письменность, и перевести его было непросто. Он мертвее, чем тот, который я использую для заметок.

— Я нашел упоминание о «Боге-драконе». Я предположил, что это был Перевертыш, превратившийся в какую-то ящерицу. Возможно, это был Одаренный, который был путешественником и мог легко превратиться во что-то, что просто не было естественным для того места, где был написан текст, однако там говорится о его «холодных, мертвых, черных глазах». Думаю, это единственный и неповторимый случай, когда дракон раньше ходил по земле.

Норт выдыхает и кивает. Грифон барабанит пальцами по столу. У него много собственных чувств по поводу изменения Гейба, которые он держит при себе, но я уверен, что он озвучит их, когда будет готов.

Я точно знаю, как его подготовить.

— На данный момент я веду учет того, когда и где появлялись черные глаза… и какие способности могли быть проявлены, потому что теневые существа — не единственный Дар, который я наблюдаю.

Это работает как по волшебству.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Грифон, когда наши взгляды встречаются, и я пожимаю плечами в ответ.

— Есть упоминания о «черноглазом существе», которое могло заставить своих врагов подыгрывать его самым сокровенным фантазиям, о существе, которое могло заставить мужчин занять его собственную позицию по отношению к чему-либо. Есть также существо, которое могло разрубать людей пополам одной лишь силой мысли. Я все еще пытаюсь выяснить, что это мог быть за Дар, но, несмотря ни на что, этот Одаренный был сожжен на костре за свои преступления. Он кричал, что это демон, живущий внутри него, совершал все это, что он не контролировал свой Дар, когда происходили подобные случаи.

Оба они выглядят одинаково потрясенными и расчетливыми при этой новости.

— Как ты думаешь, сколько всего известно Сопротивлению? — Норт поднимается со своего места и подходит к большому окну, чтобы посмотреть на город, который он медленно строит, — последний пережиток добра в роду Дрейвен, который, кажется, никто не признает. Они просто съеживаются в страхе перед нашими теневыми существами.

— Мы можем лишь догадываться, учитывая то, что нам известно, — говорит Грифон, поднося к губам чашку с ужасным кофе. — У нас есть два члена Сопротивления, запертые в камерах под техническим центром. Возможно, сейчас самое время подойти к допросу более творчески.

Норт вздыхает и качает головой. — Еще немного творчества, и мы перейдем черту того, что обещали Атласу. Я не собираюсь привносить нечестность в нашу группу Привязанных. Мы слишком упорно боролись за это, чтобы потерять сейчас.

Глава 19

Оли

Я ожидала, что у Гейба и Атласа возникнут вопросы или какая-то реакция на мое признание о смерти родителей, но их обоих больше волнует моя реакция на откровение Норта, чем сама новость.

Это одновременно утешает, что они действительно будут любить меня, несмотря ни на что, и немного сбивает с толку, потому что они должны хотя бы немного беспокоиться о своей собственной безопасности, находясь рядом со мной, не так ли?

— Разве узы Норта не сказали тебе, что никто из нас не может навредить друг другу? Послушай, я расстроен за тебя. То, что твои родители умерли таким образом… это звучит ужасно, и это такое тяжелое бремя, которое ты несла так долго. Но если ты думаешь, что сейчас я думаю о себе, а не