Ица (СИ) - Евдо Анна

— Разве ты когда-нибудь сбегала? — сама себя спросила громко вслух и остановилась.

Осмотрелась по сторонам. Она пришла в незнакомый парк. Вдалеке поблёскивала водная гладь пруда. Она прошла к нему, спустилась с дорожки по газону и уставилась в отражение на волнистой поверхности, которая рябила под порывами прохладного ветра. Небо, с утра высокое и чистое, заволокло тяжелыми тучами. Они растянулись вторым низким слоем. Аня подняла к ним лицо, поймала первые капли и улыбнулась. Из уголков глаз по вискам потекли её собственные дождинки, которые никак не хотели проливаться уже столько времени. Дождь смешивался со слезами, стекал по шее за ворот кофты. Когда кожу стало неприятно холодить, она укрылась под деревом и привалилась к сухому шершавому стволу. Редкие в этот час гуляющие прятались под другими деревьями, поглядывали наверх, пытаясь определить, надолго ли зарядила непогода. Кто-то накидывал капюшон и торопился прочь.

К ней пришло полное понимание, как сильно нужен разговор. Всю жизнь она молчит. Никогда не говорила Марь-Михалне, как она ею дорожит. Ни разу не сказала Ваське, что он лучший друг. Не обмолвилась вслух Василисе, что такую подругу ещё поискать. Она не умеет выражать свои чувства. Хорошо, хоть успела Надежду Ивановну назвать бабой Надей. И призналась Егору, что любит его. Словами, в подкрепление поступков и действий.

Они с Егором так и не поговорили о… даже про себя она не могла сформулировать. Злилась и еще больше замыкалась в себе. Что же она за девчонка такая неправильная!.. Странно сожалеть о невосполнимой потере того, о чем не знала и, собственно, не желала получить. Только осознание, что есть вероятность этого никогда не обрести, даже если очень захотеть, давило тяжёлой плитой. Она боялась. Она терпеть не могла страх, всегда предпочитая поворачиваться к нему лицом. А сейчас прятала голову в песок, понимая, что делает хуже и себе, и ему. Она боялась додумать свои мысли сама. Боялась спросить Егора, что он думает и насколько он хочет… Господи, они встречаться-то толком не начали. Она только-только поверила, что они пара. А теперь, если он захочет детей, она может его подвести.

— Вот что я делаю? Домысливаю за него, сочиняю возможные варианты в его голове, — опять произнесла вслух и стукнула кулаком по дереву, содрав кожу.

Никогда себе такого не позволяла. Это же Егор. Её Егор. И он переживает, волнуется за неё. Она же видит, как он сдерживает себя, чтобы не посадить её под домашний арест. Как ограждает её от лишних новостей, как обнимает, когда она уходит в себя, как нежничает с ней в постели. Ведь он тоже боится. И винит себя. Во всём. Она стряхнула капли с чёлки. Винит, что недоглядел, недоучёл, не уберёг. Боится, что она сомневается в них, и потому молчит. Он не давит. Он ждёт. И скольких же усилий стоит ему такое ожидание при его характере и стремлении всё держать под контролем. Достаточно его мучить! Не надо выдумывать слова, надо просто начать их говорить. Чтобы он знал, а не накручивал себя. Чтобы они оба услышали друг друга без надумываний и неверных выводов.

Аня оглянулась, прикидывая, как с наименьшими потерями сухости выбраться из парка. Перебежала под соседнюю крону, только ноги будто враз увязали в застывающем цементе, отказываясь уходить в сторону. Она вернулась под первое дерево. Посмотрела на грязные кроссовки. Вышла под ослабевающий дождик и устремилась напрямую через дорожки для пешеходов и велосипедистов, минуя полосу газона и прошмыгивая между кустарниками. Ногам становилось легче. Она припустила трусцой, на ходу продев обе руки в лямки рюкзака и закинув его за спину. Под аркой выхода, справа, она увидела знакомый торговый центр — значит, до дома было ещё далеко. Но ни автобус, ни такси брать не хотелось. Голова прояснялась, как и небо над ней, лёгкие распирало из-за вернувшегося удовольствия от пробежки. Она перешла дорогу и заторопилась домой, к Егору.

48. Нормально

Он вошёл в квартиру, уже понимая, что Ани нет дома. Под рёбрами резко кольнуло. Он осмотрелся. Её кеды и туфли стояли в ряд. На крючке висела ветровка. На полочке у зеркала стояла гигиеническая помада. Однако, квартира приняла Аню раньше самого Егора. Сейчас, несмотря на её вещи вокруг, стены бросались в него мгновенно возникшей невыносимой пустотой. Не пускали и гнали вон. Он разулся и очутился на кухне, не раздавленный по пути ни кирпичной кладкой дома, ни обрушившимся на него чувством чего-то неизбежного, чему он противился и не хотел принимать, но чего подспудно ждал последнее время.

В раковине лежали наспех залитые водой чашки. С утра. До темнеющего снаружи вечера. Она не приходила. Егор подошёл к окну и вцепился руками в подоконник. Этим утром на этом самом подоконнике они устроили сумасшедшее бесстыдство, совершенно забыв о доме напротив. Он подавил нараставшую панику и прислушался к себе. С ней всё в порядке. Она в безопасности. Он выбил из пачки сигареты. Они беспорядочно раскатились в разные стороны. Взял одну, прикурил. Стоял и дымил в закрытое окно, задыхаясь от мути, в которую превратится его жизнь без неё, если… Прожужжал телефон. Он вытащил его из заднего кармана и взглянул на экран. Василиса: «Егор, попроси Аню ответить. Не могу до неё дозвониться.» Тактичная девочка. Он смахнул по экрану и открыл сообщения Ани: была в сети в 10:00. Он прикурил следующую сигарету.

Они так и не обсудили между собой тот день. Она, как обычно, не раскисала, не жаловалась, не упрекала его. Но ей было плохо. Он пытался начать разговор, но она сразу начинала плакать лицом, и он уступал, надеясь, что, если потерпит, время поможет. Опять это спотыкающееся «если»…

Третья или четвёртая сигарета. Горечь на языке. Внутри Егор разваливался на куски, с медленным отрыванием частей, которые режуще обвисали на ошмётках нервов и вен. То, что не смог он, сделает она. Решающий шаг. Его смелая девочка. Жихарка. Ица-крупица. Просто не мешать ей. Он отложил телефон и оттолкнул его в дальний угол к окну. Аня всегда поступает по-своему. Можно придумать сотни вариантов. А она удивит и выберет сто первый.

Он услышал поворачиваемый в замке ключ. Медленно обернулся. Она зашла, прикрыла дверь и замерла, встретившись с ним взглядом. Егор двинулся к ней. Аня смотрела, как он приближается, и не шевелилась. Он подошёл вплотную, опустился на колени, обнял её ноги, уткнулся лбом в живот. Оба молчали. Она положила руку ему на голову. Он прижался теснее, согревая дыханием её кожу через одежду.

— Ну и накурил, — тихо, без упрёка, произнесла Аня и погладила его.

— Проветрю, — его голос она услышала изнутри.

— Наберёшь мне ванну? Продрогла. — Её пальцы путались в его волосах.

Он кивнул в её живот, но не отстранился.

Грязная вода стекала с её обуви и промачивала его штаны. Но он не мог заставить себя подняться, потому что именно здесь было его место, не важно, в луже или на сухом полу. Возле неё. С отзвуками ударов сердца, шелестом выдохов и прикосновениями, проникающими через все поры. Натянувшаяся между ними до лопающихся ворсинок нить вновь скручивалась в плотную сцепку.

— Я оказалась такой слабой. — Она запустила вторую руку в волосы Егора.

— Что? — он наконец отлип от её живота и взглянул вверх.

— Непростительно погрязла в своих сомнениях, предоставив тебе тянуть нас обоих, — она произнесла, глядя ему в глаза и перебирая пальцами по коже.

— Ты сильная. Сильнее всех.

Она устало покачала головой и поджала губы.

— Ты меня не искал. В телефоне несколько пропущенных от Васи и заказчицы. Ты проявил силу, дав мне время. Ты смог.

— Ни черта я не смог. Я умирал у окна. С ощущением, что если отпущу подоконник, то рассыплюсь на молекулы. А если возьму в руки телефон и наберу твой номер, то рассыплю на молекулы тебя. Я просто должен был дать тебе попробовать разобраться в себе без меня.

— Думаю, у нас получилось, — она обняла его голову, вновь прижимая к себе. — Если ты всё ещё готов, давай поговорим. Давно пора. Не обещаю, что хорошо с этим справлюсь, но я попробую.